Время стремительно приближалось к ночи.
– Что же делать? – сказал он просто. – Я не в силах с тобой расстаться.
Мне вдруг стало наплевать на все приличия и на соблюдение каких-то там дурацких церемоний. Я и так уже пропала.
– Что же – аналогично, – кивнула я.
– Мой милый маленький профессор…
– Я еще даже не доцент пока!
В результате мы поехали ко мне домой.
…Наблюдать за Сашиным пробуждением было очень интересно.
Сама я уже минут десять как проснулась и теперь смотрела на него. Он тихо дышал, потом, наверное, почувствовал мое движение рядом – чуть задрожали его ресницы, он слегка пошевельнулся. И, не открывая глаз, протянул руки в мою сторону. Я отодвинулась к краю постели. Еще некоторое время я ускользала от его ищущих рук, но в конце концов он поймал меня.
– Ну, куда ты убегаешь? – сонным голосом пробормотал он. – Ты моя, моя, моя… Не пущу!..
Это было интересно и приятно – потому что он начал искать меня, еще находясь на зыбкой грани между реальным и нереальным миром.
– А кофе в постель? – строго спросила я. – Приличные люди в это время подают кофе в постель!
– Что? – встрепенулся Саша. – Ах, ну да… сейчас я встану… Где у тебя кофе?
– Не надо никакого кофе! – засмеялась я, обнимая его. – Я пошутила… Если честно, я не очень-то и люблю его…
– Кстати, я тоже, – оживился он.
– Мне сегодня на работу идти ко второй паре, так что время у меня есть, – важно произнесла я, выскальзывая из его рук. – Я, пожалуй, приготовлю тебе завтрак.
– О, это было бы здорово! – с энтузиазмом воскликнул он.
– А ты, наверное, маменькин сынок? – спросила я. – Привык, чтобы за тобой ухаживали, да? Кормили, гладили рубашки…
– Да, конечно!.. Но зато я умею быть очень благодарным…
Мы болтали – полушутя, полусерьезно, потом переместились на кухню, где я вплотную занялась приготовлением завтрака. Не мудрствуя лукаво, я соорудила настоящую глазунью: желтки были глазами, а нос, рот и брови я нарисовала на яичнице кетчупом.
– Боже, это же настоящий шедевр! – восхитился Саша. – Даже есть жалко… Кстати, а ты что будешь есть?
– Вот, йогурт в стаканчике и апельсин…
– И все? – ужаснулся он. – Теперь понятно, почему ты так и не выросла!
– Ты что, хочешь сказать, что я лилипутка?
– Нет, ты – ми-ни-а-тюр-ная. Ты такая хорошенькая… – Он вдруг забыл о глазунье и полез обниматься. – А тебе обязательно идти на работу?
– Саша!
Потом он отвез меня на работу. А вечером встретил…
Мы были почти неразлучны, и я с некоторым удивлением прислушивалась к себе. Я совсем не уставала от непрерывного общения с Сашей. Не раз в своей прошлой жизни я слышала, что я эмоционально холодна и вечно соблюдаю некую дистанцию, словно храню в своей душе бог весть какие важные тайны.
Но сейчас ничего этого не было. Я скучала по Саше, даже если мы расставались только до вечера. Я все время стремилась к нему – он был теплый, милый, мягкий, его хотелось ласкать и гладить, словно плюшевую игрушку…
– Послушай, я все хотел спросить тебя… – однажды сказал он, находясь у меня дома. – Ты что, совсем одна?
– О чем ты?
– Ну, я все смотрю, как ты живешь… ни одной фотографии нигде… У тебя что, ни одного даже самого завалящего родственника нет? Какого-нибудь там двоюродного дяди или троюродной племянницы…
– Представь себе, нет, – вздохнула я полушутя. – Сиротинушка я горемычная…
– Нет-нет! – тут же ринулся он в атаку. – Ты не одна! Я буду тебе за всех родственников сразу… Я тебе не говорил?
– Что?
– Что я люблю тебя…
– Не припомню, если честно.
– Так вот сообщаю: я тебя люблю! – Саша прижал меня к себе, уткнулся носом мне в шею, стиснул так сильно, что я едва не задохнулась. – И я отказываюсь от всех своих родственников… чтобы только ты любила меня!
– Какой же ты свинтус, Саша! Слышала бы тебя сейчас Нина Ивановна…
– А ты? Ты меня любишь? Между прочим, а ты разве не свинтус? Ты мне до сих пор не сказала, что любишь меня!
– Люблю, – вдруг произнесла я. И тут же продолжила стихами: – «Не спрашивай: ты знаешь, что нежность безотчетна, и как ты называешь мой трепет – все равно; и для чего признанье, когда бесповоротно мое существованье тобою решено…»
– Это кто? – завороженно спросил Саша. – Мне еще ни одна девушка не читала стихи…
– Это Мандельштам. А девушки – дуры, могли бы заучить пару строчек наизусть, косили бы под интеллектуалок… У тебя их было много?
– Кого?
– Ну, дур… то есть девушек?
– Я не помню, – совершенно искренне сказал Саша.
Однажды, в конце сентября, когда теплая осень еще гуляла по городу, я вдруг вспомнила наш с Сашей разговор. Не весь, а только ту его часть, которая касалась моих предполагаемых родственников.
Что поделать – у меня и в самом деле их не было. Ни сестры, ни брата, ни двоюродного дяди, ни троюродной племянницы. Мама умерла четыре года назад, когда я заканчивала аспирантуру в своем родном Филологическом институте, а папу я не видела ни разу в жизни, у меня даже фотографии его не было. А ведь родители мои были официально расписаны, я носила фамилию и отчество вполне определенного человека…
Дело заключалось в моей маме.
Очень давно, когда я была еще младенцем, она поссорилась с папой. Навсегда. К нам даже алименты не приходили, поскольку мама их и не требовала. Но он же был, тот человек, чью фамилию я официально носила… Интересно, жив ли он? И почему он не проявляет никакого интереса к моему существованию?