Босс скучает

– Погоди, тебе же можно пить, ты совершеннолетний? – с улыбочкой спрашиваю я, принимая наполненный вином бокал.

– Мы же уже выяснили, что я «дяденька», с которыми мамы своим дочерям не разрешают общаться.

– Что, правда? Совсем-совсем не разрешают? Ты настолько опасен?

– Нет, я абсолютно безобиден и бесконечно дружелюбен.

Мы дружно чокаемся и пьем за наш приезд сюда и первый вечер в новой стране.

– Ну а если серьезно, сколько тебе лет? – чуть погодя спрашиваю я.

– Двадцать три, – Герман пододвигает ко мне тарелочку с фруктами.

У нас на пикнике нет пластика. Герман прилично опустошил кухню на предмет посуды, чтобы создать этот импровизированный «ресторан на берегу». Я в некотором восторге от этого парня. С ним легко и совсем не страшно. Вспоминаю, как он отвлекал меня разговорами во время посадки, и я почти и не заметила, что самолет уже приземлился.

– А мне девятнадцать, – зачем-то поясняю я и снова делаю глоток красного вина.

Оно местное: терпкое и богатое на вкус, как все южноамериканские вина, и пьется удивительно легко.

– На первом курсе учишься? – спрашивает Герман.

– На второй перешла.

– А что за специальность?

– Экономика.

– Красивые у нас финансисты.

Ничего не могу с собой поделать: краснею, как переживающий гормональный взрыв подросток. А все потому, что Герман мне нравится. И судя по тому, как он смотрит на меня, я ему тоже нравлюсь.

Все чаще я замечаю, как его взгляд задумчиво задерживается на мне, как горят его глаза, когда он начинает что-то мне рассказывать, как он смеется, поддерживая мои шутки, как садится все ближе и ближе, пока мы не оказываемся совсем рядом друг с другом.

Наконец в какой-то момент он наклоняет голову, и наши губы оказываются на опасно незначительном расстоянии друг от друга.

Замираю на полуслове и смотрю то на него, то на его рот. Взгляд Германа скользит по моему лицу, он делает короткое движение, и наши губы соприкасаются. Сладкие от вина и теплые от вечернего солнца. Поцелуй этот, скорее, долгое касание, мягкая дегустация, не резкий и не требовательный, но я чувствую, что он может стать таким, если мы и дальше продолжим.

– Не удержался, ты мне очень нравишься, Варя, – говорит Герман, и я понимаю, что за его словами кроется нечто большее.

Например, обещание не останавливаться на одних только поцелуях. С ужасом я внезапно осознаю, что мне бы хотелось, чтобы он не останавливался.

«Боже, ты знаешь его без году неделя, – твердит внутренний голос, и тут же сам себе отвечает: – А ну и что?»

– Вижу, что и я тебе нравлюсь, ведь так? – продолжает он, и я мгновенно вспыхиваю.

Не привыкла я получать такие вопросы в лоб, поэтому, не зная как реагировать, не нахожу ничего лучше, чем спросить:

– Ты всегда такой откровенный?

– Всегда, – подтверждает он, и мы почему-то хохочем.

Солнце практически село. Мы еще какое-то время сидим на пляже, но наши мысли уже о другом. И он, и я – оба думаем об одном и том же. О том, что произойдет, когда мы поднимемся в квартиру. А ведь это обязательно случится. И не надо сейчас говорить, что я не знала, чем все закончится, когда принимала решение пригласить его к себе.

Еще выдерживаем полчаса, а потом возвращаемся в студию. Слегка напряженные поднимаемся в тесном лифте на двенадцатый этаж. Думаю, если бы руки Германа не были заняты вещами и посудой, он бы начал прямо здесь. А так мы доходим до двери, которую я отпираю пляшущим ключом в неуверенно дрожащей руке.

Заходим внутрь, не зажигаем света. Герман закидывает вещи на кухню, а потом оборачивается, смотрит на меня, стоящую позади него в темноте.

Пары шагов достаточно, чтобы он оказался рядом со мной. Делаю шаг назад и теперь прижимаюсь к стене. Герман молчит, молчу и я. Только вижу в глубине его темных глаз неприкрытое желание. Так мужчина испокон веков смотрит на женщину, когда и без слов понятно: он хочет, чтобы она стала его. Я знаю, что сейчас произойдет, и я соглашаюсь. Я нравлюсь ему, он нравится мне: к чему лишние вальсы? Все просто: он и она, другой конец света, отпуск и внезапное притяжение. Мы ведь взрослые люди, прочь эти предрассудки!

Цепочку рассуждений прерывают пальцы Германа. Он проводит ими по моей щеке нежно и аккуратно, разжигая занимающийся огонь. Я прикусываю нижнюю губу и с шумом выдыхаю, когда пальцы следуют к шее, мягко поглаживая ее, а затем рука опускается к груди.

Голос у Германа хриплый, низкий и глубокий, когда он говорит:

– Если хочешь, скажи «нет».

Несколько секунд я смотрю на его лицо, укрытое тенями, прежде чем ответить:

– Не хочу. Не хочу говорить «нет».

Глава 7

Первые три дня мы практически не вылезаем из кровати. Ленивые и разморенные жаркой погодой, а еще поглощенные друг другом. Мы бродим по пляжу, пытаемся купаться в океане, а по факту лишь барахтаемся в волнах. Катаемся на мегасумасшедших скоростных автобусах, заглядываем на блошиный рынок хиппи в воскресенье, где Герман спонтанно покупает мне удобные хенд-мейд шлепки, в которых так классно таскаться и по улицам, и по пляжам. Мы едим в кафешках, торгующих едой на вес, пробуем всевозможные экзотические фрукты, продающиеся на каждом углу, и только наслаждаемся нашей свободой.

Русских туристов пока не встречаем, поэтому, когда местные узнают, откуда мы приехали, они удивленно и воодушевленно кричат «Вива Русиа», а мы лишь смеемся и чувствуем себя какими-то особыми диковинками в этом диковинном государстве.

– М-м-м, – очередное мое утро начинается с нежного поцелуя в шею.

– Просыпайся, красавица, у меня сегодня на тебя грандиозные планы.

– Серьезно?

Мне совсем не хочется открывать глаза, я бы еще поспала, тем более мы гуляли большую часть ночи, а потом занимались любовью. Герман неутомим, да и я не лучше, превратилась рядом с ним в какую-то мартовскую кошку.

Мне щекотно, потому что его пальцы блуждают по моему плечу, гладят шею, откидывают волосы и… замирают.

– Что это?

Я напрягаюсь, тут же переворачиваюсь, чтобы он дальше не пялился на меня. Три дня прошло, наверняка он уже заметил на мне эту отметину, но, вероятно, лишь сегодня разглядел при дневном свете. Обычно я хожу с распущенными волосами, но не потому, что чего-то стесняюсь, мне так самой больше нравится.

– Ничего, – стараюсь говорить ровно и без лишних эмоций.

Прекрасно знаю, что он там увидел. Шрам… он бы не выглядел так ужасно, если бы не был относительно свежим.

– Откуда он у тебя?

– Ниоткуда, – отвечаю и зачем-то натягиваю одеяло повыше, чуть ли не до подбородка.

– Ты что, внезапно замерзла? – Герман хмурится, сдергивает покрывало и принимается меня щекотать, предпочитая свести разговор к шутке.