Измена. Осколки нас
– Семейные? – внезапно широко улыбается, но мне вовсе не смешно.
Моргаю и молчу.
Улыбка Глеба снова тает.
– Ответ, видимо, отрицательный, – сам всё понимает.
Ладонью левой руки упирается в бедро, а правой ерошит волосы на затылке, выдыхает шумно.
– Мила, но ты сама понимаешь, что это бред? Я не изменял и не изменяю тебе. Я тебя люблю. Зачем мне другие женщины?
Вот оно. Началось.
– Иногда и любимым изменяют.
– Прости, но ради чего?
У меня готового ответа нет. Сама бы изменять я не стала. А те, кто ходят налево, вероятно, имеют разные причины так поступать. А может, и причин нет. Стиль жизни такой. Полигамный.
Я всё-таки выдаю одну из версий:
– Ради разнообразия.
– Мне с тобой разнообразия хватает. Я не изменяю тебе, пожалуйста, поверь мне.
Слава богу, он меня не трогает. Если бы попытался, я бы сейчас в истерику впала, а так – сжимаюсь в комок.
– Думаешь, мне привиделось? – в моём голосе издёвка. – Иди и посмотри сам, в сером костюме, во внутреннем кармане пиджака. Я даже ничего не трогала, – складываю руки на груди. – Ты в нём на корпоратив ездил, помнишь?
– Помню.
– Без меня, – подчёркиваю с важностью.
– Так может пошутить кто-то решил? – тянет задумчиво. – Мы тогда неплохо погуляли и выпили.
– А может, ты напился и просто ничего не помнишь? На корпоративах такое часто случается. А в кармане – это комплимент на память?
– Я всегда всё помню. Исключено. А вот пошутить могли.
Надо же… интересную причину нашёл!
– Кто? Коллеги наши?
– Ну а почему нет? Давай я завтра всех в фирме встряхну, кто на корпоративе был. Так и выясню, чьи это приколы.
Мне уже плохо от предложения Глеба. Впору за сердце хвататься.
– Ты сам-то понимаешь, что предлагаешь? – ледяным тоном заявляю. – Как ты это будешь выяснять? Что ребята скажут?
Мне вовсе не хочется, чтобы весь о чужих стрингах в кармане моего мужа пронеслась по офису.
– Да мне по фиг, что они скажут. Мне мой брак дороже. Твоё доверие. Да, звучит нелепо: выяснять, кто мне их подкинул. Но, честно, Мил, вот по хрен на чужое мнение, только бы ты была спокойна.
– Странные шутки. Я о таких никогда не слышала. А вот у Светы с Артёмом всё также получилось: чужое нижнее бельё в кармане пиджака. И знаешь, он ей реально изменял. Как выяснилось.
– Я не Артём, а ты не Света, – напоминает он.
На лице Глеба больше нет юмора. Он серьёзен и спокоен. Если бы действительно изменял, я бы заметила? Может, глазки бегали бы, руки сжимались, движения стали нервными, а ответы запутанными?
Никогда не была в подобной ситуации, а чтение жестов и мимики – не мой конёк. Бухаюсь на мягкий диван рядом со столом, усталость накатывает как-то резко.
– Мила, верь мне, пожалуйста. Я тебя люблю. Тебя. И не изменял, правда, – снова повторяет он.
Глеб делает шаг ко мне и опускается на колени перед диваном. Пытается поймать мой взгляд, но я отворачиваюсь, хотя он очень настойчив.
– Малыш, ну ты чего? – рукой смахивает скатившиеся слёзы с моих щёк. – Ты и я – это навсегда, помнишь?
Морщу нос, чтобы удержать новые слезы и киваю. От нежных интонаций Глеба мне совсем плохеет. Разум и чувства приходят в диссонанс. Где правда?
– Помню.
– Иди сюда. И пожалуйста, верь мне. Да я себе скорее руку отрублю, чем изменю тебе.
Не знаю как, но я оказываюсь у него на коленях. В тёплых надежных объятьях. Утыкаюсь в плечо и дышу им. Дышу своей любовью. Дышу верой. Его объяснениями. Его утверждениями. Сотней приятных ласковых слов, которые он шепчет мне на ухо.
Малахольная, – снова подключается внутренний голос. – Он всё отрицает, а ты и растеклась.
Он правду говорит… правду!
Тебе хочется, чтобы это оказалось правдой. Вот и ответ.
Глава 4
На работу мы приезжаем по обыкновению вместе. Меня всё ещё подёргивает от ночных разговоров. Мы, кажется, до утра проговорили. Поспали буквально пару часов. Глеб предлагает мне взять выходной, но я отказываюсь. Лучше пораньше домой уеду, а если вовсе не приду, сплетен не оберёшься. На меня, как на жену владельца, итак косо посматривают. Если начну пользоваться служебным положением, предадут анафеме.
Хотя Глеб всегда говорил, что я должна плевать на чужое мнение.
Наплевать-то могу, но мне ещё работать в этом коллективе. Я надеюсь.
У семьи Глеба свой бизнес в сфере вентиляционных систем. В качестве инженера я ноль, пришлось переквалифицироваться в продажники.
Ещё студенткой меня взяли на стажировку на позицию офис-менеджера. Я тогда искала подработку, и Глеб любезно предложил устроиться в их семейную фирму. Я, конечно, гордая, пошаталась по собеседованиям, но озвученные зарплаты и графики меня не устраивали, так и попала в «Ассист-Вент» к отцу Глеба.
Здесь меня приняли, как родную, а вскоре мы действительно породнились, потом я забеременела Сашкой, пришлось взять академический отпуск и заканчивать учёбу уже не со своей группой, когда ребёнку стукнуло два года. Если вначале ещё думала пойти работать в школу, то сейчас даже не представляю, как выйти одной против тридцати с плюсом учеников средней школы и учить их уму разуму.
Продавать я тоже не особо умею, но здесь, как я посчитала, стрессов меньше.
В середине дня ко мне заглядывает Лика.
– Как ты? – прикрыв дверь, спрашивает с порога.
– Уже лучше.
– Всё наладилось? Вы поговорили?
– Поговорили, а насчёт наладилось… – жму плечами, чирикая ручкой в ежедневнике, – время покажет.
Каракули превращаются в цветы и замысловатые узоры, вроде тех, что рисует мороз на стёклах.
– Простишь его?
Поднимаю взгляд на Лику.
– Глеб говорит, не изменял.
– Веришь?
– Если честно, очень хочется.
Она подходит и присаживается на стул по другую сторону стола. Подпирает подбородок ладонью и внимательно меня изучает. Наверное, тоже считает, что я малахольная.
Да ну и пусть…
Я уже смирилась.
Так хочется верить Глебу. Пусть всё отрицает, пусть я притворюсь, что поверила или поверю по-настоящему. Это только в этот раз. Если будет второй, то всё… конец. А сейчас всё ещё можно спасти. Даже не ради меня, ради малыша.
Но, чёрт, как построить будущее, если нет веры? Убедить себя, что ошибалась? Убедить, что это действительно злая шутка… кого? Коллег?
Они у нас, конечно, затейники и часто в неформальной обстановке отжигают не по-детски, но вот такая жёсткая подстава ради смеха? К чему это им?
– А ребёнок? – облизнув губы, интересуется Лика. – Сказала про ребёнка-то?
Мотаю головой отрицательно. Рука вздрагивает и едет к краю страницы, оставляя уродливую кривую поперёк почти идеального рисунка.
– Нет. Пока нет. На выходных, может быть. Сейчас не готова.
Мне хочется, чтобы новость о ребёнке стала нашей радостью. А в свете последних событий радоваться не очень получится.
На почту приходит напоминание о конференц-колле.
– У нас созвон в одиннадцать. Ты будешь? – напоминаю Лике.
Традиционная летучка понедельника на этой неделе перенеслась. Я вздыхаю, думая, как выдержать отчасти нудное рутиной мероприятие, когда очень хочется спать.
– Да, конечно, – встаёт и идёт к двери, на пороге замирает, оглядываясь через плечо.
Вопросительно смотрю на Лику. Мне не нравится, что и она смотрит на меня с жалостью. Видимо, считает, что я конкретная дура. Ну и пусть… буду значит счастливой наивной идиоткой.
– Я бы на твоём месте… ещё подумала, – выдаёт Лика.
– О чём?
– О том, стоит ли доверять Глебу.
С этими словами она уходит, и я готова разразиться проклятьями ей вслед, потому что спустившееся на меня относительное душевное равновесие снова улетает к чертям.
Меня потряхивает, и я не понимаю, что именно Лика имела в виду.
***
Несколько дней я ношу множество вопросов в себе. Глеб в это время ведёт себя почти идеально. Каждый день интересуется, как я себя чувствую. Проверяет, не поехала ли моя голова от подозрений. Уверяю его, что всё хорошо. А сама с ума схожу, думая над словами Лики. Наконец, не выдерживаю и заявляюсь к ней в кабинет в разгар дня пятницы.
Глеб на важных переговорах, светит крупный контракт на установку вентиляционных систем в новом коттеджном посёлке на севере города. Мы должны его взять: репутация и средства позволяют.
– Прости, что без стука и предупреждения, – начинаю с порога, – но… мне покоя не даёт. Почему я не должна доверять мужу?
Лика поднимает глаза от какого-то макета на журнальном столике, куда прилаживала отвалившуюся часть крыши. Дом в разрезе. Бросив короткий взгляд, понимаю, что это часть презентации нашей новой супер-очистительной системы для астматиков и аллергиков. Дорогая штука, но даже здоровые люди готовы платить больше за более качественный продукт. Его-то Лика сейчас активно и продвигает.
– А чужого нижнего белья в его кармане недостаточно? – разгибается и поправляет невидимые складки на брюках. – Ты же меньше недели назад рыдала горючими слезами, утверждала, что нет ему веры, а теперь вдруг… переобулась?
– Переобулась? – хмурюсь. – Лика, прости, при всём моём к тебе хорошем отношении, но… ты перегибаешь. Глеб сказал, что не изменял, и я ему верю.
Со стороны понимаю, как наивно звучат мои слова.
Она пожимает плечами и бросает:
– Ну хочешь, верь.
– А есть повод не верить?
Лика молчит. И меня осеняет осознанием.
– Пожалуйста, если тебе что-то известно… Не надо скрывать от меня. Лика, если знаешь… лучше скажи мне.
Она мнётся, неуверенно покусывая губу.
Сжимаю руки в кулаки и в панике, потому что уже понимаю, что Лике есть что сказать, вскрикиваю.
– Скажи! Пожалуйста… – потом шепчу. – Ну, пожалуйста, Лика.
– Сядь, – командует она. – Выпей, – пихает в руки бокал воды.
Осушаю его залпом, со стуком ставлю на стол.
Лика садится в кресло, сжимает виски руками и горестно вздыхает.
– Твою мать, у меня мозг взорвётся сейчас. Я не должна тебе этого рассказывать. Обещала же.
Хватаю её за рукав блузки, трясу практически.
– Говори же… Ну? Давай! Что там? Что ты знаешь про Глеба и… кого? Кто это? Кто-то из наших? Кто-то на стороне?
– Нет, – медленно мотает головой, – не из наших.
Сердце замирает. Бьётся медленно. В глазах темнеет, а в ушах появляется неприятный звон.
– А кто? Кто? Кто?! Кто-о-о?!
– Тихо, не кричи, – накрывает своей ладонью мою руку. – Я не знаю, кто… но… Мила, ты в курсе, что у Глеба есть ещё один ребёнок?
Глава 5
Я отшатываюсь. Вжимаюсь спиной в стул. Отрицательно мотаю головой.
– Нет… – одними губами говорю. – П-повтори, что ты сказала?
– У Глеба есть ещё один ребёнок помимо Сашки.
– От кого? Где? Как? К-какой р-ребёнок?
Заикаюсь, чувствуя, что почва вылетает из-под ног.
Теперь вариант с разовой изменой кажется мне более приемлемым, чем прижитый ребёнок где-то на стороне. Ребёнок – это серьёзно. Ребёнок – это навсегда.
– Откуда ты знаешь? А ты уверена, что он его?
– Уверена, – кивает. – А знаю откуда… ну так вышло.
– Нет-нет-нет, погоди, – посмеиваюсь, но это, безусловно, первые звоночки подступающей истерики. – Объясни, как это так вышло, что ты… просто коллега… знаешь то, чего не знаю я? – тычу пальцем себе в грудь. – Жена. Я же жена!
Лика разводит руками на мои риторические вопросы.
– Ну, я же не просто коллега, я ещё и друг. Глеб меня дольше чем тебя знает, понимаешь? Так вышло, – снова повторяет. – Ему позвонили, попросили срочно приехать, мы буквально мчались на встречу. Очень важную встречу, Мила. А Глеб развернул тачку и поехал в другом направлении.
Она запинается, а я подталкиваю продолжать.
– И?
– Дело было на юге города. Мы заехали во двор. К Глебу подошла женщина с девочкой. Они поговорили. Он им денег дал.
– А с чего ты взяла, что это его ребёнок?
– Так… та женщина сказала… что-то вроде… – вздыхает. – «Она записана на тебя, помнишь?» или как-то так. К тому же, – брови Лики сочувствующе складываются домиком, – к тому же девочка очень на него похожа.
Это удар ниже пояса!
Я сползаю по стулу. Даже сидеть нет сил.
Губы дрожат, ладони медленно поднимаются и накрывают лицо. Мне не по себе, и вовсе не хочется рыдать перед Ликой. Но ещё меньше мне хочется бежать до своего кабинета на глазах у коллег и рыдать там.
Всхлипываю, втягивая воздух рваными рывками. Кончиками пальцев смахиваю слёзы, смотрю на Лику.
– Эт-то не может б-быть правдой.
Лика делает скорбное выражение лица.
– Прости, Мила, но ты сама меня вынудила об это рассказать. И это правда.
– И как давно ты знаешь?
– Примерно год.
– А почему молчала?
– Глеб просил не говорить.
Я могу продолжить задавать вопросы, но что это даст?
Сжимаю руку в кулак, подношу ко рту и тихо плачу. Мне хочется прикусить кожу: это поможет заглушить всхлипы, успокоиться, переключив боль и душевной на физическую. Так и делаю. Зубы впиваются в костяшки. Сжимаются крепче. Но всё равно в груди болит сильнее.
– Мила, Мила, перестань.
– Нет, – всхлипы рвутся из меня.
Отчаянно мотаю головой.
– Это конец. Всё ложь! Всё конец!
– Мила…
– Ложь! Ложь! Ложь!
– Успокойся, пожалуйста.
Сквозь слёзы смотрю на Лику. Кажется, она напугана. Ещё бы в разгар рабочего дня у меня истерика в её кабинете.
Она поднимается из-за стола, идёт к двери, закрывает её на ключ.
– Вот так, чтобы никто не зашёл.
– Дай ещё воды, пожалуйста.
– У меня валерьянка есть, накапать?
Киваю энергично.
– Давай.
Немного странно, что у такой железобетонной леди, как Лика, есть успокаивающие. Она несемейная. Детей нет. Её брак – это работа. Она успешный менеджер по продажам, глава отдела, все её подчинённые ходят по струнке смирно и ежеквартально бьют планы сверх установленных значений. Завидую ей слегка.
А вот, видимо, тоже после работы валерьянку попивает в одиночестве.
Аромат лекарства разливается по кабинету. Сомнительно, что это мне поможет. Эффект самовнушения разве что от неё может быть.
Но всхлипываю я уже меньше.
За пеленой слёз обеспокоенное лицо Лики. Собрав волю в кулак, спрашиваю:
– Куда вы ездили?
– Куда-то на Германа.
– Вспомнишь адрес? Место?
Её рот в шоке приоткрывается.
– Ты чего удумала, мать?
– То и удумала, – злюсь. – Своими глазами хочу взглянуть.
– Мила, ну ты подумай! Даже если я тебя туда отвезу, не факт, что мы с ними столкнёмся. Я ж не знаю ни этажа, ни квартиры.
– А ты отвези. Я везучая, столкнёмся!
Почему-то я в этом уверена.
Да, я везучая. Во многом. Кроме брака, конечно.
Сколько лет я была слепа? Как не замечала очевидного? Муж жил на две семьи? Ребёнка там нажил? А Сашка как? Это он после её рождения, выходит, загулял?
Ну да… было тяжело. Не скажу, что у меня была депрессия, но раздражительность зашкаливала. Первые полгода Санька была очень беспокойная. Кричала, если не спала. Если спала, то только на моей груди. Я раздражалась жутко, ощущая, что даже моё тело мне не принадлежит. Интимная жизнь полетела к чертям. Груди было так больно, что, если её касался муж, я взрывалась приступом гнева. Думала, Глеб проявил понимание и деликатность, когда секс, как наивысшее проявление близости, исчез из нашей жизни более чем на полгода, а после напоминал простые механические движения. Влечение к мужу и страсть вернулись намного позже. А он, выходит, налево повадился шастать? И дошастался до прижитого где-то там на стороне ребёнка?
От этих мыслей слёзы начинают капать в два раза быстрее.
– Ещё давай, – стучу указательным пальцем по кромке стакана.
– Ты чего, нельзя так много.
– Можно, мне надо.
– Ну десять капель, разве что.
Следом за лекарством выпиваю стакан воды, а потом, пошатываясь, иду до дивана в кабинете Лики. Разом как-то всё навалилось: и шокирующие новости, и усталость. Силы исчерпались, руки и ноги меня не слушаются, я еле двигаюсь.
– Я полежу немного, ладно? Глаза закрываются.
– Конечно.
– Полчасика полежу и поедем, ладно?
– Ладно-ладно.
– Вот и складно, – шепчу, пристраивая щёку на ладонь.
Диван у Лики жутко неудобный. Маленький, узкий, не предназначенный для лежания бьющихся в истерике сотрудников. Но с горем пополам я на нём устраиваюсь и закрываю глаза. Всхлипы изредка прорываются на волю, давлю их неимоверным усилием.
У меня два выхода: утонуть в жалости к себе или разозлиться.
Выбираю второй.
Только сложно это, как оказалось.
Лика стучит по клавиатуре очень монотонно, а я дремлю. Всё-таки валерьянка действует, кто бы что не говорил.
Из полудрёмы меня выдёргивает вибрация телефона в кармане. Это Глеб.
Отвечаю на автомате. Тот радостно сообщает, что уже освободился и может за мной заехать.
– Не надо. У нас тут с Ликой дела, – говорю прямо полуправду. – Забери Сашку со школы. Будьте дома. Я позже приеду.
– Хорошо, – соглашается Глеб.
На мою радость не выпрашивая, какие дела и по какому случаю. Он такой всегда был. Не выпытывает подробности, если надо, как считает, сама всё расскажу.
– Люблю тебя, – говорит на прощанье.
– Угу, – даю отбой, чувствуя тошнотворный привкус обмана от его слов.
Переворачиваюсь на спину. Правую ногу сгибаю в колене, левую опускаю на пол, ладонью накрывая лоб.
– Пять минут и поехали. Надеюсь, я уже не напоминаю перезревший помидор цветом кожи.
– Нет, даже бледновата немного, – доносится со стороны рабочего стола.
– Вот и прекрасно.
– Ты уверена, что хочешь ехать?
– Уверена, – бросаю даже немного зло. – Очень уверена.
Через полчаса мы выходим из офиса. Молча садимся в машину и едем на юг города.
Глава 6
Лика пытается меня отговорить, но я до последнего стою на своём. В итоге мы уходим с работы и берём курс по адресу, где год назад Лика побывала с Глебом. Сейчас начало пятого, пробки уже начинают формироваться, на особо активных проспектах мы толкаемся в очередях перед светофорами. Пальцами я тарабаню то по дверце машины, то по боку сумки, лежащей на коленях.
– Мила, пожалуйста, постарайся успокоиться, – внушает Лика.
Хмыкаю, издавая странный приглушённый звук.
– И как ты себе это представляешь? – язвлю.
– Смутно, если честно. Прости, я не знаю, что сказать, – в её голосе усталость и непонимание.
Кажется, Лика сама не рада, что всё мне выложила. Но я ей благодарна. Неведение – хуже всего. Особенно, если другие в курсе, а ты нет.
– Я тоже не знаю, что сказать.
– Может, это была случайная связь…
– А ребёнок? – перебиваю.
– Ну, иногда дети и от случайных связей рождаются.
– А трусики в карманах пиджаков от случайных связей появляются?
– Не знаю, что и думать.
– А я вот думаю, – утверждаю с нажимом, – что ей просто надоело ждать, когда Глеб разродится на решительные действия, вот она и подложила их.
Я уверена в этом практически на сто процентов. Всё не случайно. Может, между ними уже ничего и нет? Может, было и прошло? Глеб, наверное, иногда заезжает навестить ребёнка. В тайне от меня. Вот эта женщина и сделала то, что сделала.
Это ты так себя успокаиваешь? – оживает внутренний голос. – А с ребёнком что делать? Было и было, так, что ли? Измена не имеет срока давности. А то, что Глеб скрывал и продолжает скрывать последствия… ну как бы… Малахольная! – выплёвывает в конце.
– Сюда, вроде? – вклинивается в мои мысли неуверенный голос Лики.
Мы заезжаем во двор старого дома-корабля на Германа, паркуемся недалеко от выезда и ждём непонятно чего.
– Ты их узнаешь?
– Думаю, да.
– Прекрасно, – складываю руки на коленях и откидываюсь на спинку сиденья.
Двор зарос кустами сирени и акаций. Голые ветки качаются на ветру, который к вечеру лишь усилился. Небо подзатягивает серой мутью и начинает накрапывать мелкий дождик.
Лика врубает дворники, когда сетка мелких капель на лобовом стекле закрывает обзор.
– И сколько мы так сидеть будем? – интересуется.
– Пока сидим.
– Скоро стемнеет, я ничего и никого не разгляжу.
– Если ей лет пять, как ты говоришь, они скоро будут возвращаться из детского сада.
– А если они не ходят в садик?
Пожимаю плечами.
– Выйдут на вечернюю прогулку.
– В такую погоду? – вздыхает Лика. – Ты сбрендила, Мила. Ехала бы лучше домой.
– С Глебом я позже пообщаюсь. Успеется, – говорю ровно, хотя, на самом деле, реветь ещё охота.
Надеюсь, это странное спокойствие со мной надолго. Вдох-выдох, ещё раз вдох-выдох. Я умею себя контролировать.
– Мила, ты только… про меня не говори ему, а?
– Лика, а как ещё я скажу, что знаю про ребёнка?
– Не знаю, но… чёрт… ты меня подставишь. Глеб такое не простит. А я… я не хочу потерять работу.
– Он тебя не уволит.
Лика достаёт сигарету, щёлкает зажигалкой, потом передумывает и бросает всё обратно в сумку.
– Уволит, Мила.
– Нет, не уволит. Ты отличный продажник, ценный сотрудник, прекрасный руководитель. Глеб специалистами не станет разбрасываться.
– Станет… если узнает, что я проболталась.
Она трогает кнопку на руле, и дворники замирают.
Дождик почти перестал.
Тяжело вздыхаю и обещаю:
– Ладно, я подумаю, как поступить, чтобы тебя не подставлять.
– Спасибо, – кивает, а потом внезапно вздрагивает. – Вот… кажется они.
– Где? – вытягиваю шею, верчу головой по сторонам.
А у самой сердце замирает и в груди холодеет от ужаса.
Я боюсь… боюсь какую-то незнакомую женщину и её пятилетнего ребёнка.
– Да, точно они. Ну, Мила, я уж думала шансов нет их встретить. Но ты была права. Вот, из парадной вышли.
Наклоняюсь вперёд, почти утыкаясь носом в окно. Смотрю на женщину в бежевой куртке и ребёнка в цветастом комбинезоне. На голове у девочки шапочка с милыми розовыми помпонами.
Женщина берёт дочь за руку, и они идут в противоположном от нас направлении.
Я хватаюсь за ручку дверцы и выскакиваю на улицу. Лицо тут же осыпает градом мелких капель, моргаю от прохлады дождя и порыва северного ветра. После тепла салона снаружи очень неуютно.
И пары шагов сделать не успеваю, как Лика, выскочившая следом, хватает меня под локоть.
– Ты с ума сошла? – шипит. – Точно умом тронулась. Мил, ну куда ты?
– Как куда? Поговорить.
По мне так всё очевидно, что надо делать.
– Ну и что ты ей скажешь? Привет, я жена Глеба?
– Типа того.
Дёргаю рукой, пытаясь высвободиться из хватки Лики.
– Не принимай опрометчивых решений. Пожалеешь потом.
– Поздно. Не пожалею.
Всё-таки вырываюсь и пячусь от Лики. Чуть заикаюсь, когда произношу:
– Ты езжай. Я тут сама разберусь.
– Как я тебя оставлю?
– Нет-нет, поезжай, серьёзно. Я уже на работу не вернусь. Смысла нет.
– Да уж… смысла точно нет.
– Лика, уезжай.
Машу на неё рукой, а затем разворачиваюсь и припускаю следом за женщиной с ребёнком. Те уже вышли за пределы двора.
На перекрёстке замечаю, что они уже пересекли дорогу.
Вот это скорости!
Дожидаюсь, когда свет сменится на зелёный и бегу по зебре, огибая лужи, образовавшиеся в глубокой колее.
Я вроде и спешу, но шаги мои постепенно замедляются.
Лика права, что я им скажу? Как начну разговор? Она может меня послать, может сказать, что я ошиблась, тронулась умом, что не знает она никакого Глеба.
А следом позвонит ему и нажалуется.
Знает ли она, как я выгляжу?
На всякий случай поднимаю шарф повыше, чтобы скрыть половину лица до носа.
Почему боюсь? Минуту же назад собиралась с ней поговорить, а сейчас теряюсь.
Женщина с ребёнком поднимаются на крыльцо одного из зданий, и я только внутри понимаю, что мы попали в детскую поликлинику.
Так что ни в какой сад они не ходят, видимо, на больничном дома сидят.
Мы оказываемся возле регистратуры. Я встаю прямо за ними. И не дышу.
– Документы? – доносится из-за стойки.
– Да-да, сейчас, – кивает женщина, и я утыкаюсь взглядом в папку, которую она достаёт из сумки.
На стойку ложиться полис, а в папке виднеется свидетельство о рождении.
Я вытягиваю шею, меня интересует только одно: что там в графе отец.
Читаю: Семёнов Глеб Александрович.
Отшатываюсь.
– Вы не будете стоять? – раздаётся со спины, и я подскакиваю.
Ничего не говорю, лишь отрицательно мотаю головой.
Взгляд падает вниз на ребёнка.
Девочка, почувствовав моё внимание, поворачивается личиком ко мне.
Боже… Её глаза! И брови! И ямочка на щеке, когда улыбается.
Лика была права, они с Глебом действительно очень похожи.
Глава 7
Как снова оказываюсь на улице, я не помню. Ноги несут меня к торцу здания. Я прислоняюсь к влажным кирпичам и закрываю глаза. Мне нужна опора. И стена под спиной кажется мне сейчас неплохим вариантом.
