– Дай мне контактную хрень на этот телефон.
– Ты что, думаешь, у меня склад контактной аппаратуры? – шёпотом проворчал он. – Больше нет ничего.
Я положил трубку на рычаг и стал перезванивать сам по мобильнику. Но мобильный директора кирпичного был недоступен. Снова зазвонил городской телефон. И опять: «Алло! Геннадий Михайлович! Вы меня слышите?»
Больше не в силах выглядеть шутом, я решил сбежать.
– Узнайте, что там стряслось, на кирпичном, – велел я Акимову. – А мне надо срочно уйти… я забыл… у меня важная встреча.
Акимов даже головы не повернул. Он, Бочаров и юрист продолжали тихо переговариваться. Я прошипел Дэлу: «Повтори, что я сказал». Он усмехнулся и громко повторил. А когда мы выходили из кабинета, бросил юристу: «Проект дополнительного соглашения мы обсудим в понедельник».
«О боже! – подумал я. – Неужели до понедельника он не исчезнет?»
11 ? ¤ ?
Когда я выезжал со стоянки, Дэл сказал:
– Давай заглянем в ресторан. Что-то я проголодался.
– Для эфемерной субстанции ты слишком много жрёшь!
– А ты чересчур психуешь. Расслабься.
– Расслаблюсь, когда ты исчезнешь! Надеюсь, в этом тысячелетии?
Ресторан я выбрал попроще – не хотелось нарваться на кого-нибудь из знакомых. Народу в зале было немного. Мы с Дэлом сели за стол у окна.
И здесь та же песня: официантка меня не замечала – видела и слышала только Дэла. Пока он делал заказ, я рассматривал посетителей. Один мужик – толстый лысый чувак лет сорока – смотрел в нашу сторону так злобно, что я насторожился.
– Какие-то проблемы? – спросил меня Дэл, когда официантка отошла.
Кивнув на того мужика, я сказал:
– Не пойму, чего этот жироба?с пялится на нас, как доцент Абрамчу?к на членов Политбюро?
– А кто это – доцент Абрамчук? – полюбопытствовал Дэл.
Я не ответил – увидел, что жиробас направляется к нам. Злой такой, вот-вот с кулаками кинется. Подошёл к столу, вгляделся в Дэла… и сконфуженно матюкнулся. А потом с виноватой улыбкой пробормотал:
– Извините, я ошибся. Не за того вас принял.
Мельком глянул на меня и пошёл обратно… А потом вдруг – снова к нашему столу! Подскочил и теперь уже меня сверлит зенками.
– Чего надо? – спросил я.
– Генка! Ты, что ли?! – воскликнул он.
– Я-то Генка, а ты кто?
– Не узнаешь? – Он расплылся в улыбке. – А когда ты с лифчиком драпал от своего деда, у кого ты спрятался?
Я присмотрелся к нему и сквозь толщу лысого жира вдруг разглядел кудрявую жердь. Неужели Витюха Красюк?
– Витька, ты? – пробормотал я изумлённо. – Правда, что ли, ты, Красюк?
– Ага! – улыбаясь, подтвердил он.
– Ну, ты изменился! Никогда бы тебя не узнал. А ты сейчас где? Чем занимаешься?
– Я вернулся домой, на Урал. Ещё в девяностых. Сейчас я – совладелец мебельной фабрики. В Москве по делам. Представляешь, я принял его, – он кивнул на Дэла, – за адвоката моей жены. Подумал, что он уже в Москву за мной прискакал, выслеживает. Мы ведь с женой разводимся, так эта стерва хочет оттяпать у меня половину бизнеса.
Сделав сочувственную мину, я подумал: «Баба не дура».
– А ты, я слышал, круче меня будешь, – сказал Витюха. – Молодец! Пробился!
Подошла официантка с тарелками.
– Ну ладно, не буду мешать, – сказал Красюк. – Ты, Ген, извини. Надо бы выпить за встречу, но у меня столько дел.
– У меня тоже, – ответил я. – Рад был тебя встретить.
И только сейчас вдруг осознал, что он обращается лишь ко мне и Дэла уже не замечает. От этого я почувствовал братскую нежность к заплывшему жиром Витюхе, с которым мы много лет назад торговали на рынке. Ну хоть кто-то воспринимает меня просто как человека.
– Слышь, дай мне номер твоей мобилы, – попросил Красюк, повернувшись к Дэлу.
Сентиментальная грелка в моей груди мигом заледенела. Поникнув, я слушал, как Дэл диктует номер моего телефона. Опять я словно исчез – на первый план вышел Дэл.
Когда Красюк и официантка отошли, Дэл спросил меня:
– Друг молодости, что ли?
– Мы особо не дружили. Торговали на одном рынке. Тусовались иногда. Он сам с Урала. Несколько лет в Москве кантовался. Вообще-то, он неплохой, прикольный чувак. Во всяком случае, был таким.
– Приятного аппетита! – сказал Дэл и набросился на еду.
Он заказал себе вдвое больше, чем я, и мне пришлось ждать, пока он доест. Отодвинув пустую тарелку, я смотрел в окно и вспоминал то время – шальные девяностые.
12 ? ¤ ?
Мое совершеннолетие совпало с началом новой эры в нашей стране (тогда ещё СССР) – была разрешена свободная торговля. В 1991 году я не смог поступить в институт. Сашка – парень, с которым мы познакомились на вступительных экзаменах (он тоже провалился) – предложил мне заняться коммерцией. Его дядька челночил – возил шмотки из-за границы, – а мы с его племяшом продавали их на рынке. По очереди – одно торговое место на двоих. Моя семья не знала, чем я занимаюсь. Отец – инженер и дед – махровый коммуняка этого бы не поняли. Вот я и врал, что работаю грузчиком в магазине и хожу на подготовительные курсы в институт. Так я продержался полгода, но однажды…
…Мы тогда переключились на женское бельё. В нашей стране, где много трындели о высоких материях и мало думали о прикиде для строителей коммунизма, с началом рыночной эпохи одним из самых востребованных товаров стала одежда, в том числе и женское бельё. Как-то весной Сашкин дядька приволок из-за кордона партию бюстгальтеров. Эти лифчики помогли мне перешагнуть ещё одну ступень комплексов.
Сначала, когда я стал торговцем на рынке, у меня был полный набор совковых предубеждений: мол, торговать стыдно; такому бугаю на заводе надо работать и так далее в том же совковом духе. Но постепенно я освоился – уже не стеснялся, даже зазывал покупателей. Но тогда были куртки, рубашки, брюки, юбки и блузки. Когда же Сашкин дядька притащил лифчики, мы с его племянником взбунтовались. Отбрыкивались от этих лифчиков, предлагали сплавить их кому-нибудь оптом. Сашкин дядька разозлился: пригрозил найти себе новых продавцов. И мы капитулировали.
Первый день торговли бюстгальтерами был кошмаром. Казалось, что все на меня презрительно пялятся; я чувствовал себя трансвеститом – как будто на себя нацепил эти лифчики. Назавтра – легче; а послезавтра – уже почти нормально. Через неделю я осмелел, точней, обнаглел настолько, что во время примерки мог приложить лифчик к женской груди… к сожалению, не обнажённой – поверх водолазки или кофточки. И вот однажды, когда я таким образом помогал покупательнице примерять лифчик, то заметил возле нашей торговой палатки моего деда. Опираясь на палку, он стоял и молча смотрел на меня… однако его лицо, перекошенное от гнева, буквально вопило: «Убью мудака!». Я, словно ужаленный, отскочил от женщины. Дед взмахнул клюкой и бросился на меня. Крикнув продавцу напротив: «Присмотри за товаром!» – я драпанул. Хромой дедуля с такой прытью погнался за мной, что я уже мысленно распрощался с жизнью – почти физически ощущал, как его палка ломается о мою буржуазную голову! Спас меня от расправы один продавец – высокий, тощий, кудрявый. Когда я уже второй раз пробегал по его ряду, парень схватил меня за руку, втащил в палатку и спрятал между плащами, висевшими на кронштейне. Я слышал, как дед, матерясь, прошкондыбал мимо. Немного выждав, я осторожно высунулся из плащей. Кудрявый чувак протянул мне руку и представился: «Витюха Красюк». Протянув ему руку, я только в эту секунду заметил, что по-прежнему сжимаю в кулаке злополучный лифчик, и, чертыхнувшись, засунул его в карман брюк.
Назвав своё имя, я поблагодарил чувака. Он выглянул из палатки, посмотрел по сторонам и, обернувшись, бросил: «Не видать». А потом спросил: «Дед, что ли?» Я кивнул. Он усмехнулся: «Мои тоже такие. Говорят, что позорю семью – спекулянт! Хорошо, что они далеко – на Урале. Я в Москве полгода всего. Квартиру снимаю. А ты местный?»