Все оттенки черного

– Нет. Ее опекуном стал Константин.

– А он оказался хорошим и верным братом для Леры – не находите?

«Не таким, как ты отцом, сукин ты сын», – недвусмысленно прозвучало в голосе Колосова.

– Вы только что, молодой человек, сообщили мне, что моя приемная дочь умерла от отравления.

– И что?

– Ничего. Но уж если вы настолько заинтересовались этим делом, если вам мерещатся в нем какие-то профессиональные перспективы, – Белоконь чуть усмехнулся, – я бы посоветовал вам прояснить этот вопрос детально.

– Какой еще вопрос? – Колосову вдруг вспомнилась старая сказка, где говорилось о том, что не следует доверять мужчине вот с такими густыми, сросшимися над переносицей бровями, похожими на мохнатую черную бабочку. «У таких, – вещала сказка, – дорога одна – в лес по февральскому снегу. Сросшиеся брови – верный знак оборотня».

– Проясните для себя, молодой человек, таким ли уж хорошим братом был Костя, – сказал Белоконь. Колосов заметил, как дрожат его пальцы, вцепившиеся в металлическую ручку подпорки, – то ли от напряжения, то ли от… – Вообще измерьте, если, конечно, сможете, уровень милосердия в этом создании. Думаю, вас ждет немало открытий на этом пути.

Глава 9

ВЕЧЕРНИЙ ГОСТЬ

Как оказалось, начальника отдела убийств Катя изучила неплохо. Колосов объявился на даче Картвели вместе с вечерними сумерками. Черная колосовская «девятка» затормозила у калитки. Катя в это время обирала к чаю крыжовник с кустов, закрывавших собой забор. Колосов хозяйским жестом открыл калитку.

– Привет.

– Ой, Никит… А мы… так мы и знали, что тебя надо ждать сегодня к вечеру. Проходи.

– Каждый раз, как мы встречаемся после недолгой разлуки, ты трогательно восклицаешь: «Ой, Никит!» Вот где мы, значит, отпуск проводим. Что же ты мне раньше не сказала?

– Ну, ты и не интересовался особо. – Катя делала вид, что всецело поглощена сбором ягод. Краем глаза она видела, что на крыльцо вышла Нина и взирала на них с живейшим любопытством.

Колосов вежливо поздоровался.

– Проходите в дом. – Нина тут же гостеприимно засуетилась. – Катюш, я самовар включаю, да? Зови гостя к столу.

– Ну и как она, дачная жизнь? – Колосов задумчиво жевал сорванную травинку. – Впечатляет?

– И не говори. – Катя выпрямилась. – Нас что, теперь в прокуратуру вызовут?

– Не исключено.

– Что показало вскрытие? Токсикоз?

Колосов только глянул на нее искоса. Сей взгляд мог означать лишь одно: поди ж ты, какая догадливая.

– Нина сразу обратила внимание на некоторые признаки, я тебе говорила. Она же врач, – словно оправдываясь, пояснила Катя.

– Терапевт? Педиатр?

– Стоматолог.

– А-а, хорошее дело.

– Идем в дом.

Колосов, однако, колебался. Катя сначала не поняла. Дошло до нее, лишь когда он осведомился самым равнодушнейшим тоном:

– Муж-то где? Рыбу, что ли, на речке ловит?

– Да я тут одна… То есть мы с Ниной вдвоем.

Никита хмыкнул – Кате показалось, удовлетворенно. За все эти годы они с Кравченко ни разу не встретились, хотя были знакомы заочно через общего приятеля Серегу Мещерского. Но лицом к лицу жизнь, как ни странно, до сих пор их не сталкивала. Быть может, потому, что ни тот ни другой не выказывали ни малейшего желания познакомиться ближе.

– Ты обедал? – спросила Катя самым заботливым тоном: долг гостеприимства обязывал.

– Вроде.

– Значит, будем ужинать. Мы с Ниной мяса нажарили на Маланьину свадьбу. Она все беспокоилась, понравится ли тебе.

– Верная подружка? – спросил он, усмехнувшись.

– Верный друг, – ответила Катя. – И у нас так заведено, Никит: мои друзья – ее друзья. И наоборот.

Она хотела сказать: никаких тайн и секретов от Нины Картвели у нас с тобой, милый друг, не будет. Я знаю, что дружба – дружбой, а служба – службой, но и ты пойми меня тоже. И Колосов все понял. Катя знала, что ему не нужно повторять два раза.

За столом на террасе разговор поначалу не касался темы, которая их всех интересовала. Колосова провели по всему дому, показали дачку, затем накормили тушеной картошкой и жареным мясом, чаем напоили с крыжовником. Электрический самовар на столе и блюдо с ягодами придавали встрече домашний уют. И Кате даже как-то не верилось, что вот сейчас разговор у них пойдет о смерти, быть может, об умышленном…

– Никит, мы с Катей от тревоги и от любопытства места себе целый день не находим, – наконец не выдержала Нина. – Вы какие-то новости привезли, да? Что с Лерой? Может, стоит за ее братом сбегать? Что-то… нехорошее с ней, да?

Катя краешком глаза наблюдала за начальником отдела убийств. Ну, и как ты будешь выходить из положения? Снова в молчанку сыграешь, строя из себя великого детектива? Строй, дорогуша. И от нас ничего не узнаешь. А ведь тебе хочется о многом узнать, по глазам твоим разбойным вижу… Она кашлянула, поперхнувшись чаем. Или все же поступишь честно – сыграешь в открытую, выложишь карты на стол, взяв с нас страшную-престрашную клятву, что мы будем держать рот на замке.

Катя отлично знала: когда начальник отдела убийств брался за очередное дело, хуже смерти было для него, если обстоятельства складывались так, что он должен был делиться информацией с женщиной – следователем ли прокуратуры, экспертом, криминальным обозревателем, да хоть с самим генерал-майором в юбке! «Бабье» – этим для Никиты уже было все сказано. Бороться с подобной установкой словами, доказывая и убеждая его в чем-то, было абсолютно бесполезно. Бороться можно было только делом.

– Думаю, это убийство. – Колосов отодвинул чашку. Глянул на Катю. Видно было, что даже эта крохотная информация, точнее, полупризнание, что он уже готов выложить карты, дается ему очень нелегко. Он явно колебался, как поступить. Наконец, видимо, принял решение: – Хотелось бы мне послушать ваши впечатления о том, что тут произошло у ваших соседей. Но сначала – по глазам Екатерины Сергеевны читаю, что без этого мне не обойтись, – заслушайте и вы кое-какую мою информацию. Думаю, что это небезынтересно.

Катя слушала затаив дыхание. Он сказал «заслушайте информацию», точно находился у шефа в кабинете на оперативке. Как же все-таки засорен язык Никиты этим бюрократическим формализмом!

Итак, отравление сулемой – новость эта и Катю, и Нину ошеломила. В останках Леры обнаружен сильнодействующий ядохимикат с причудливым названием гранозан и… Катя глядела в темное окно. Вот оно, значит, как тут у нас. Она увидела, как расширились от испуга глаза Нины, когда Колесов сообщил, что, судя по данным экспертизы, дозу ядохимиката Сорокина получила где-то с 20 до 20.30. Выходит, что она приняла яд либо прямо там, за столом в гостях, либо сразу же после, когда приходила в себя после припадка, – ей же наверняка что-то пить давали, чтобы она успокоилась. Все эти догадки явственно читались на лице Нины. А значит…

– Так, значит, вы, Никита, убеждены, что это убийство. Но ведь Лера сами понимаете какая была. Ущербная. Порой она не могла отвечать за свои поступки. Может быть, это случилось по ошибке? Или она сама приняла, чтобы… А вы убеждены, что ее кто-то специально отравил? – Нина оглянулась на подругу, словно ища поддержки.

– Я не убежден – Колосов посмотрел в никелированный бок самовара и вместо своего отражения увидел там какую-то глупую расплывчатую рожу, похожую на блин. – Ни в чем я, девушки, не уверен, потому-то и хочу… – Он тоже посмотрел на Катю, и той показалось, что ее выбрали на роль некоего арбитра. – Не согласились бы вы обе кое в чем мне помочь?

Они просидели на террасе почти до начала одиннадцатого. Колосов слушал их рассказ, почти не перебивая. Изредка только задавал вопросы, и все они поначалу касались в основном застолья в доме вдовы художника. Что подавали за столом? Чайники были с травяными и фруктовыми чаями? Целых семь штук? Странно, вроде как-то не по-русски, а? Вон у нас – самовар и заварной чайник. А семь чайников! И кто же из вас какой чай пил? Что наливали Сорокиной?

– Этого я не видела. Но может, и видела, да уже не вспомню, – призналась вслед за Катей Нина. – Мы про все забыли, как только с Лерой начало происходить это. А потом, потом там вообще поднялась суета из-за ее припадка.

Колосов достал из кармана блокнот. Снова задавал вопросы, записывал. Теперь его интересовало, кто присутствовал у Чебукиани в тот вечер. «Черт возьми, и все приличные люди!» Это открытие расстроило его чрезвычайно. Складывалось впечатление, что больше бы его устроило, если бы у вдовы художника собрались люди «неприличные» – бомжи, доходяги. С такими можно не церемониться. Взял за шкирку, выдернул в отдел на допрос. А тут такая компания… Услыхав от Кати фамилию Смирнова, Колосов удивленно и раздраженно хмыкнул:

– А этот гусь тусовочный что делал у вашей Александры Модестовны?