Храм Темного предка

Пропавшая экспедиция

В Зоологическом музее – пустом по случаю санитарного дня – их встретил в дверях знакомый охранник:

– Вы снова к нам? Но ваши коллеги вчера все осмотрели и опрашивали нас всех дотошно допоздна. Кабинет наверху полицейские опечатали лентой.

Гектор ответил:

– У нас свое расследование, особой важности, у Петровки – свое. Не пререкаться.

Хотя он говорил очень вежливо и спокойно, охранник моментально прекратил возражать. Катя всегда поражалась умению Гектора подчинять себе людей. Его харизма доминировала. У него и документов никто никогда не спрашивал, все сразу брали под козырек, а ей вечно приходилось доставать удостоверение. Наверное, внешне Катя совсем не походила на полицейского в представлении обывателей. Правда, это ее никогда не огорчало.

Весть о смерти Елены Красновой уже облетела музей.

– Звонили из полиции, – сообщил охранник. – Наши в шоке. Бедная Елена Станиславовна!

Катя попросила проводить их прямо в библиотеку. На пороге библиотечного зала их встретила ученая пожилая дама в мохеровой кофте. Она оказалась хранительницей анналов. Фамилия ее была Покровская. Катя спросила ее:

– Где материалы, с которыми Елена Краснова работала вчера? Нам необходимо взглянуть на бумаги.

– Коробку с документами полицейские мне разрешили забрать из опечатанного кабинета. Я вернула ее в библиотеку. – Ученая дама кивнула на заваленный книгами и альбомами стол. – Когда Лена обратилась ко мне с неожиданной просьбой найти архив профессора Велиантова, я четыре дня искала. С великим трудом обнаружила среди хлама за шкафом, задвинутую в угол. На моей памяти коробку не доставали, а я в музее сорок с лишним лет.

– А давно Краснова обратилась к вам с просьбой насчет архива? – уточнил Гектор.

– Примерно месяц назад она явилась ко мне, вознеслась из своего подвала и спросила насчет профессора Ивана Велиантова – располагает ли архив сведениями о нем? Я сверилась с каталогом в компьютере и увидела лишь общий обзор о профессоре и длинный перечень его научных работ. Я подняла архивную опись – в ней значилась коробка с номером. Но повторяю, я ее искала несколько дней. Коробки не оказалось в шкафу на нижней полке, где она числилась в описи под номером. Обнаружила я ее совсем в другом месте.

– Кем Краснова работала в музее? – спросила Катя с любопытством. Они ведь до сих пор точно не знали ни должности покойной, ни сферы ее интересов.

– Елена руководила отделом влажных хранилищ. Он в подвале музея, – ответила важно Покровская.

– Отдел, где экспонаты заспиртованы в банках? – усмехнулся Гектор. – Здешняя кунсткамера?

– Святая святых музея. Во влажных хранилищах никогда не проводят экскурсий. Зрелище не для слабонервных. И дилетантам во влажном хранилище делать нечего. – Покровская смерила взглядом собеседника – великолепный Гектор Троянский покорял даже окостенелых ученых сухарей, которым за семьдесят.

– Как в фильме «Чужой: Завет»? Рукотворные монстры и чудовища? – Гектор лучезарно улыбнулся хранительнице библиотеки и продолжил голосом актера Майкла Фассбиндера в роли андроида Дэвида: – The devil finds work for idle hands to do[9 - Дьявол находит занятие праздным рукам (англ. поговорка).]. Краснова собственноручно препарировала образцы?

– Иногда. Без вскрытий в научной работе не обойтись. У нас говорят – потроха и требуха. А «Чужой», молодой человек, its not my cup of tea[10 - Не моя чашка чаю (англ. поговорка).].

– Разрешите, пожалуйста, нам взглянуть на материалы из коробки, – вежливо попросила Катя. Она отметила: Покровская, зная о смерти Красновой, не проявила в разговоре своих чувств. Она не скорбела о коллеге или не демонстрировала эмоции при посторонних? – Вы сами читали документы?

– Я их, естественно, проглядела, когда обнаружила за шкафом: мне стало интересно, зачем старье потребовалось Елене. Велиантов умер чуть ли не столетие назад, и он был выдающийся орнитолог. Лена орнитологией никогда не занималась, – ответила Покровская Кате. – Архив разрозненный, фрагментарный, бестолковый. Смотрите сами. – Она показала на коробку из серого, пыльного, рассохшегося картона, древнего на вид. – Лена спрашивала, откуда поступили материалы. Я сказала: архив формировался уже после смерти Велиантова, часть корреспонденции, судя по содержанию, направлялась им руководству музея, но он писал и своим друзьям – преподавателям университета. Я нашла в обзоре сведения о его сестре – наверное, и она передала какие-то бумаги в архив. Но все случилось давно. Письма профессора относятся к 1931 году, последнее поступление в журнале – 1958 год, Велиантов к тому времени был уже мертв 30 лет, его младшая сестра скончалась в «оттепель».

– Еще кто-то, кроме Красновой, интересовался архивом? – Гектор забрал коробку.

– Горбаткин сунул свой любопытный нос, – усмехнулась ученая дама. – Ему до всего есть дело.

– Что за Горбаткин? – уточнил Гектор. – А у вас чудесный шелковый платок. Удивительно освежает цвет лица!

Ученая дама поправила яркий шейный платок, повязанный под мохеровую кофту.

– Скажите еще – молодит. Сын мне подарил, когда я с его семьей ездила во Флоренцию, путешествовали мы по Италии. Словно в другой жизни приснилось нам, мда… Всеволод Горбаткин – он вас привел вчера в кабинет на третьем этаже.

Катя вспомнила долговязого проводника в музейном лабиринте.

– Краснова рассердилась на Горбаткина – зачем он лезет, куда не просят. Она отсканировала все материалы, – продолжила Покровская. – Она купила дорогой телефон. У нас в музее есть сканеры, но она воспользовалась своим мобильным. Проходите сюда, вам никто не помешает. – Она указала на читальный зал библиотеки.

Они проследовали в зал – пусто, светло, тихо. Сегодня, в отличие от вчерашнего вечера, во всем музее работали кондиционеры, окна по традиции оставались плотно закрытыми. Гектор выдвинул стул, Катя села, он снял пиджак, засучил рукава белой рубашки, начал доставать из коробки бумаги. Их оказалось немного. На пороге читального зала опять возникла Покровская.

– Краснова совершила самоубийство? – спросила она. Кате померещился в ее тоне чисто сухой научный интерес.

– Мы пока не можем сказать – самоубийство или несчастный случай, – ответила Катя.

– Или убийство, – брякнул Гектор. – Вы, например, вчера в музее где находились между шестью вечера и половиной седьмого, а?

– Я встретила вас в фойе, молодые люди, когда вы вломились к нам в альма-матер.

– Краснова уже лежала на асфальте в Никитском переулке. Я спрашиваю, где вы были раньше? Библиотека на третьем этаже.

– Я ничего не слышала и не видела. Кабинет расположен далеко по коридору. Я упорядочивала компьютерный каталог, у нас все современные материалы отцифрованы, со временем дойдут руки и до столетних завалов. Услышала шум и спустилась вниз, – ответила Покровская. – Адель вчера предупреждала нас: полиция попытается свалить смерть Лены на музейный коллектив.

– Дама с палочкой, страж оссуария – костницы, родившаяся в лагере на Колыме? Она меня чуть костылем сгоряча не пронзила, ай-яй-яяяййй, чем я заслужил ее гнев? – Гектор укоризненно покачал головой. – А она… где она находилась вчера между шестью и половиной седьмого, а?

– Рискните, молодой человек, поинтересуйтесь у нее сами, – съязвила Покровская. – Адель Викторовна – вдова академика, физика-ядерщика, она никого не боится, на нее разная нечисть строчит доносы, но Адель не страшится клеветников. И режет в глаза правду-матку. Адель сейчас с палкой передвигается, из-за своего колена!

– Мы никого ни в чем не подозреваем, ни вас, ни вашу подругу, – заверила Покровскую Катя поспешно. – Скажите, пожалуйста, Краснова ведь неоднократно работала с архивом, да? И отсканировала его для себя. Но документов немного. Хватит дня для изучения. Зачем она к нему возвращалась?

– Почти каждый день являлась в библиотеку, выкраивая час-полтора от своей непосредственной работы. И вчера, в выходной, забрала коробку в свободный кабинет. Она мне не объясняла свою цель, я не спрашивала. Думаю, она собирала материал для научной монографии. Писанина – кропотливая вещь.

– Вы правы, – согласилась Катя.

Гектор аккуратно разложил на столе бумаги, сел рядом с Катей, закинул руку на спинку ее стула, подвинулся вплотную, и они начали читать архив.

Бухгалтерская ведомость с датой наверху листа: 10 апреля 1931. В графах ведомости синими чернилами столбец с перечислением: мука – 2 мешка, рис – 4 мешка, мясные консервы, соль, сахар, спички, дрова, керосин, чеснок, препараты и оборудование для полевых исследований и консервации собранных образцов, фонарь, деревянные ящики, вьюки, наем лошадей, зарплата носильщиков, проводника и фотографа, фотоматериалы, пленка, бумага, проявители, почтовые услуги, телеграф и пересылка собранных экспонатов, теплая одежда, сапоги, палатки, прочие непредвиденные расходы. Против позиций в столбце отсутствовало указание денежных сумм. Внизу синими чернилами расплывалась подпись: руководитель экспедиции профессор И. В. Велиантов.

– Копия, – объявил Гектор уверенно. – Документ в те времена составляли в двух или трех экземплярах от руки или же печатали на машинке под копирку, но не в нашем случае. Первый отправляли главбуху и руководству музея на подпись, ими уже и проставлялись выделенные суммы из музейного бюджета.

Катя читала дальше. Несколько пожелтевших разрозненных листов из блокнота. Синие чернила, выцветшие от времени.

Gyps himalayensis – снежный гриф, или кумай. Эндемик Памира, Гималаев, Тибета по описаниям. Замечены нами с Павлом экземпляры и здесь, на Тянь-Шане. Гнездится в горах, по словам проводника, местные встречают его весьма часто. Мы же с Павлом видим крупную птицу-падальщика впервые. Сколько мощи и красоты в великолепном создании! Кумая считают подвидом белоголового сипа, но я лично не разделяю подобную точку зрения. Надо еще его понаблюдать, чем мы с Павлом активно займемся. Если повезет, добудем экземпляр для музейной коллекции. Павлу уже не терпится трудиться над чучелом. Дело непростое! Тянь-Шань – не Кавказ, место нашей с Павлом прошлой экспедиции. Здесь все иначе, намного сложнее, в том числе и сбор образцов.

Гектор открыл в мобильном программу и отсканировал лист.

– Сам Велиантов пишет, – объявил он. – Нам теперь, Катя, известен его старомодный почерк с завитушками. Сразу видно – образованный человек с «раньшего времени до исторического материализма». Профессор орнитологии.

Новый лист. Пожелтевшее от времени письмо. Тот же витиеватый почерк. Катя читала внимательно.

Дорогой Саша! Пишу тебе при свете походного костра, глядя на дикие горы. От их красоты захватывает дух. Но я вспоминаю Москву, скучаю о доме. Как наш университет? Твои лекции? Как здоровье Наташи? Пишу кратко, мы торопимся рано утром отправить почту и ящики с образцами, необходимо их еще подготовить для транспортировки и пересылки. Неделю я провел на озере Иссык-Куль, изучая озерных птиц-эндемиков, без Павла. Он вместе с частью отряда Миши Погребецкого[11 - Погребецкий М. Т. (1892–1956) – знаменитый советский альпинист.] отправлялся в краткий поход к долине Иныльчек на разведку местности. Нашего фотографа Юсуфа Шахрияра Погребецкий уговорил идти с ними – снять панораму местности, горы. Миша и его люди ищут удобные подходы к Хан-Тенгри. Погребецкий полностью сосредоточен на своей задаче – он собирается совершить восхождение на пик. Павел вернулся бодрый, а наш чудесный фотограф – донельзя несчастный, со стертыми до волдырей ногами. Юсуф – сын купца-фармацевта из бывшего Верного, он уйгур из богатого рода, привык к комфорту и прислуге. Еще в гимназии в Верном он пылко увлекся фотографией. Счастье выпало нам его повстречать и включить в состав нашей маленькой исследовательской группы. Он делает отличные снимки. Миша Погребецкий мне завидует: он и его товарищи снимают подготовку к восхождению исключительно сами. Но Юсуфа Шахрияра он у меня не переманит. Они все еще ищут удобные проходы в горы к озеру Мерцбахера, леднику через долину Иныльчек. Я оставался на озере Иссык-Куль вместе с младшим братом Юсуфа, мальчик в свои пятнадцать тоже весьма способный фотограф, как и брат, хотя он глухонемой от рождения. Я тщательно обдумывал дальнейшие действия. Наши пути с отрядом Погребецкого в скором времени разойдутся. Им к Небесной горе – наверх. Мы же изучаем птиц. У нас свои цели и задачи. Мы присоединились к отряду альпинистов из-за сопровождения красноармейцами. Вооруженная охрана солидная, потому что в окрестных горах снова объявился Дэв-хан. Он наводит ужас на местных жителей – киргизов, казахов и своих соплеменников-уйгуров. Местные распускают о нем множество нелепых слухов – якобы он потомок горного демона, а он активно поддерживает небылицы ради устрашения суеверного населения. В прошлом месяце отряд красноармейцев имел с ним стычки в горах. Но поймать Дэв-хана не удавалось никому. Китайцы охотятся за ним и в Синьцзяне, и по всему Китаю после убийства его отца. Мстя за того, Дэв-хан беспощаден к китайцам. Он грабит ювелиров, торговцев золотом, жемчугом и шелком, совершает налеты на почтовые станции, торговые караваны, магазины, лавки. По слухам, он несметно богат. Копит капитал для большой войны с Китаем ради независимости уйгуров. Что-то его постоянно заставляет переходить границу на нашу сторону, и не только преследующие его по пятам гоминьдановские войска. Местные утверждают – он хранит награбленное здесь, у нас, а не в Китае. Но все это досужие сплетни. Местные вообще при разговоре о Дэв-хане, потомке горного шайтана, крайне пугливы и уклончивы. И есть причина – за собой Дэв-хан оставляет сожженные деревни в Китае, а в наших горах жуткие обезображенные и обезглавленные трупы китайских кули… Я видел, Саша… До смерти не забуду. Дэв-хан предъявил отряду Погребецкого подобный знак, запрещая восхождение на Хан-Тенгри. Он поклоняется горе и считает Тянь-Шань по обе стороны границы своей вотчиной. Охранники-красноармейцы пойдут вместе с отрядом Погребецкого. Мы же с Павлом, если отделимся от них, останемся без военной защиты. Но какой прок грозному Дэв-хану убивать нас, ученых? Я не испытываю страха. Если встречусь с ним в горах, объясню цель нашего прибытия в его горы. Он, по слухам, не только садист и убийца, грабитель с большой дороги, но и просвещенный человек – учился в университете в Пекине…

Следующее письмо я постараюсь отправить быстрее, с оказией. Материалов у меня скопилось чрезвычайно много. Главная сложность – консервация образцов в полевых условиях, их сохранность в жаркое время. Шлю сердечный привет всем нашим в университете. И есть у меня к тебе просьба – навещайте с Наташей Полину. Она тревожится за меня и за Павла… Моя сестра его старше, но сердцу ведь не прикажешь. Хотя Павел всегда вел себя рыцарски, не давая никаких поводов для сплетен в университете… Ладно, ты и сам все знаешь. До следующего письма! Обнимаю крепко тебя и Наташу!