На вокзале нас уже ждали Шпиндель с Жанной. У ресторатора в руках прямоугольная корзинка с крышкой – с такой хорошо на пикник ездить.
– Это чтобы вы в вагон-ресторан не вздумали пойти и какой-нибудь мерзости не нажрались! Знаю я вас – наверняка с собой кроме колбасы в батоне ничего не взяли, – высокомерно добавляет Вовка.
Эх, Шпиндель, никак не хочешь верить, что я маг! Я же твои мысли прочитала, когда ты еще только собирался свои деликатесы в корзинку укладывать. Я даже кое на что тебе намекнула – типа не забудь положить… Сам подумай, зачем мне в таком случае батон?
Но я не стала разочаровывать ресторатора и изобразила радостное удивление при виде корзинки. Я только предупредила, что назад корзину он не получит – у нас же еще самолет. Вовка был согласен расстаться с корзиной навсегда.
– Гришка, – вопит он, – наверняка ты себя молодоженом чувствуешь! Какой там у вас по счету медовый месяц? В корзине презент – замечательное вино! Страшно модное в этом сезоне! Чилийское!!! «Пеньялолен» называется, 2008 года. Я знаю, Нинка любит сухие красные вина – это как раз такое, каберне совиньон. Когда разольете, обратите внимание на цвет – темно-рубиновое! А вкус! А аромат какой – вишня, сухоцвет, лакрица и мята! И к этому вину – мясное ассорти: ягненок, дикий кабан и мясо страуса!
– Шпиндель, – дергает Вовку за рукав Оля, – ты сумасшедший! Ты где страуса взял?
– Страус – это просто! – продолжает галдеть Вовка. – «Пеньялолен» гораздо сложнее было достать! Но для друга я готов хоть землю рыть!
Я нажала на свою синюю кнопку, чтобы узнать, говорит ли Шпиндель правду, но не услышала комариного писка, которым всегда сопровождается вранье. Удивляясь этому обстоятельству, я от чистого сердца обняла своего родственника.
Вовка, привыкший получать от меня виртуальные пинки и подзатыльники, так поразился моему порыву, что на пару секунд замолчал, а потом прошептал мне на ухо:
– Зря ты это сделала, Гришка тебя замучает ревностью: будет пилить до самого Екатеринбурга.
– Не будет, – также тихо сказала я. – Я способ знаю, как его заставить замолчать.
– Расскажешь мне потом, а то у меня Жайка такая ревнивая, просто жуть, – засмеялся ресторатор.
Громов с Серегой уже отнесли наши вещи в вагон, и Гр-р торопил меня – прощание затягивалось.
– Хочешь попробовать догнать паровоз? По-моему, шансов нет, у нас последний вагон! – Гришка всерьез боится отстать от поезда.
Я быстренько обняла всех по очереди, Ольга даже смахнула слезу. Громов подсадил меня в вагон, мы только успели помахать компании из окна, как поезд тронулся.
– Ну, все, едем, – Гр-р усаживает меня на полку и плюхается рядом. – Дождемся проводника и закроемся…
– Гринь, я в поезде никогда…
– Все когда-то бывает в первый раз, – со смехом перебивает меня Громов.
А я только хотела сказать, что никогда не ездила в поезде с любимым мужчиной. А уж о том, чтобы чем-то ТАКИМ заниматься в купе, я вообще говорить и не собиралась.
2. Причуды и их причины
Вот, значит, что представляет собой СВ – спальный вагон, думала я, разглядывая наше купе. Чище, чем в обычном вагоне, и, как мне показалось, просторнее: мягкие спальные полки, застеленные хрустящим постельным бельем, определенно шире, а верхних нет. Ковры, шелковые шторы, зеркала не только на двери, но и на стенах, а осветительных плафонов в купе аж пять штук.
– Нравится? – спрашивает Громов, ухмыляясь.
– Это я скажу потом, сначала прогуляюсь до туалета…
И я отправилась на экскурсию. Первое, чему я поудивлялась, – это отсутствию вечной очереди в вагонный сортир. Я протопала к туалету в гордом одиночестве. Еще один позитивный момент – смеситель, из которого вода течет, стоит открыть кран, и не надо без конца нажимать на клапан, как в привычном для меня плацкарте.
Но выйдя из туалета и оказавшись в вагонном проходе, я превратилась в девушку с веслом. И какое у нас купе? Вот корова, обругала я себя, выскочила, дверь закрыла, понеслась… А нет чтобы запомнить, где едешь! Всего девять купе – я прошлась из конца в конец вагона. Не первое – это точно… Второе? Нет, мы в купе по проходу дольше шли… И что? Во все купе подряд заглядывать, пока Громова не увижу? Проводник, парень лет двадцати пяти, в белоснежной рубашке и черных наутюженных брюках, уже трижды прошел мимо меня, пока я изображала крайнюю степень интереса к пейзажу за окном. Хоть бы кто-нибудь вылез, чтобы на одно купе меньше открывать, – никому в клозет, что ли, не надо? И тут за моей спиной лязгнула дверь.
– Вот ты где! А я думал, пошла по поезду гулять, собрался за тобой идти.
Гр-р, слава Богу!
– Гриша, я не посмотрела, какое у нас купе, а ломиться к людям постеснялась…
– И сколько бы ты так стояла, если бы я не вышел? Четвертое у нас купе… Но мы тут, в СВ, вообще-то одни едем.
– Как это – одни?
– Так… Никого, кроме нас, нет.
И ведь правда, я вспомнила, что, действительно, в вагон кроме нас никто не садился. Я еще подумала, что все пассажиры заблаговременно заняли свои места.
– Сюда билет раза в два дороже, чем в купированный вагон – и никого желающих не было, если уж так необходимо ехать? Полный перрон пассажиров, все вагоны забиты. Я видела, как народ проводникам деньги совал, чтобы уехать, – билеты люди не могли купить.
– Нина, я тоже не смог билеты на этот поезд купить! А следующий – только через день.
– А как тогда? Мы же едем…
– Я очень постарался – и к поезду прицепили СВ. Можно сказать, я арендовал вагон…
Он арендовал вагон! А я снова парковая скульптура. На этот раз – с полотенцем на шее и мыльницей в руке – не люблю то сопливое мыло, которое бывает в общественных туалетах.
– Громов, ты с ума сошел? Ты что, миллиардер?
– Нет, ты же знаешь. Даже не миллионер. Но это был единственный способ уехать сегодня. Мне надо попасть в Прагу как можно скорее. Согласись, так даже лучше получилось – никаких соседей, и ты не будешь стесняться. У нас же все-таки свадебное путешествие, хоть и с опозданием на полгода.
Свадебное путешествие…
Пока Гр-р ходил мыть руки, я открыла шпинделевскую корзину. Что касается еды и сервировки, тут нашему ресторатору нет равных. Он предусмотрел все: накрахмаленные белоснежные салфетки, два хрустальных бокала, тарелки, ножи и вилки, не говоря уже о деликатесах, упакованных в пластиковые контейнеры. Когда я сняла с контейнеров крышки, Вовкиными закусками заблагоухало, наверное, по всему вагону, а в нашем купе запах копченостей и пармезана можно было резать ножом.
– Ого! – сказал, глядя на стол, вернувшийся Громов. – Доставай свой любимый халатик, а я закрою дверь.
– А вдруг мне надо будет выйти?
– Ну и выйдешь!
– В халате с драконами? А под драконами – ничего?
– А кому на тебя смотреть? Нет же никого в вагоне… Только проводник. Но если специально к нему не постучишься, он не увидит.
В купе жарко, поэтому Гр-р сидел напротив меня по пояс голый.
– Смотри, этикетка какая! Вовка, эстет, наверняка на этикетку и клюнул, – сказал Громов, разливая вино.
На наклейке – одна из странных голов, изваянных Бенджамином Лирой. Мимо этого чилийского скульптора, специализирующегося на основательных, брутальных, грубых и жестких лицах, так просто не проскочишь. Видела я его головы в сети – для усиления впечатления ваятель то лишает их глаза или рта, то добавляет лишний нос, то раскрашивает в разные цвета. Лицо на нашей бутылке смахивало на арауканскую маску и не имело рта. Вот и думай, какое же это вино – с таким пугающим лицом на этикетке…
– За что пьем? – спросила я.