Она повисела пару секунд, чтобы перевести дыхание и собраться с силами, и пошла на перехватах к стволу. Совсем ещё недавно всё это давалось ей с натугой, а теперь она гордилась своей лёгкостью.
Тим с Юркой стояли в стороне и о чём-то болтали. Она тоже отряхнулась и подняла глаза.
– Давай! – крикнула она. – Знаешь, здорово!
«Принц» стоял и смотрел куда-то в сторону. Как будто их тут и не было.
– Ждать мы его будем, что ль? – буркнул Юрка. – Спрыгнет, не маленький, пошли.
И они пошли. Были уже сумерки.
Тим небрежно обернулся – стоит, тупица! Женька до гаражей обернулась два раза. Он так и стоял в той позе, глядя неизвестно куда.
От гаражей Юрка пошёл домой (он жил рядом в переулке), а они с Тимом во двор (их дом был во дворе).
Во дворе Оксанка с какой-то своей школьной подружкой играла в классики.
– Тим, я ещё поиграю, – сказала Женька.
– Давай! – Он хлопнул тяжёлой парадной дверью и исчез.
Женька повернулась и рассеянно поплелась назад к Бреховке. Она ещё от гаражей увидела – сидит. На краю, обхватив руками колени, лицом к тополю. Как будто дремлющая птица. Подойдя ближе, она заметила, что доска валяется на земле.
– Чего делаешь? – спросила она.
– Радуюсь жизни.
– Гм… И долго ещё будешь радоваться?
Он не ответил.
– А почему доска лежит?
Он замялся: – Упала…
Она подошла к стене и, поднатужившись, поставила доску в прежнее положение.
Уже успело немного стемнеть.
– Ну ладно, – сказала она неуверенно. – В общем, как знаешь. Ну ладно, пока.
В ладони у неё сидела заноза. Она зашла за гараж и встала за углом.
Место для наблюдения было хорошее.
Ждать пришлось не долго. Он поднялся, сутулясь, подошёл к доске и с силой пнул её ногой. Доска поехала и с шумом грохнулась на землю. Он повернулся и медленно подошёл к краю крыши. Женька как будто почувствовала его взгляд – тяжёлый, резкий. В нём больше не было никакого недоумения. В следующий момент он прыгнул.
С секунду продержался на одной руке и рухнул.
У неё опять внутри ёкнуло, но очень противно. Он лежал под деревом на боку, а она стояла за этим дурацким гаражом и не могла двинуться с места. Потом он начал вставать. Встал на колено, покосился на ободранный локоть, приложил руку к щеке.
Теперь он стоял к ней в профиль. Посмотрел на крышу, потом – на дерево. Вдруг по лицу его поехала улыбка. Она была ослепительна, словно только что родившийся месяц. И Женька почувствовала, что тоже улыбается.
– Бреховщик! – пробормотала она – и побежала домой.
Дома Тим посмотрел на неё подозрительно.
– Прыгнул?
– Прыгнул, – буркнула она.
– А зачем бегала?
– Так…
Тим хмыкнул и пошёл делать уроки.
Женька залезла на широкий мраморный подоконник и посмотрела в окно. Земля была вся в красных тополиных серёжках, похожих на огромных гусениц. Она открыла форточку, высунула голову и втянула в себя воздух. Пахло землёй, небом и Бреховкой.
Мафин
Хотели назвать Бурбоном,
а назвали Муссон.
Сиамской окраски,
пушистый, как облако,
летающее над забором.
«Если до вечера не найдём,
будем звать милицию», —
сказала мне девочка.
Пришёл как тень
и лежал на газоне,
извиваясь,
как герб семьи.
Когда Женька пришла из школы, Тим был дома, что-то делал на кухне.
– Привет! Что делаешь?
– Приманку для Мафина.
Мафин был недавно поселившийся у них котёнок – совсем чёрный, с жёлтыми глазами, и уже очень любимый.
– Зачем?
– Он на крыше Лялькиного дома. Ходит, зовёт и не может слезть. Надо быстро, а то замёрзнет. (Дело было в январе).
– Родители дома?
– Нет.