Любить вопреки

Глава первая

Психолог – это не профессия. Это диагноз. Это как третий глаз, который невозможно закрыть. Даже в субботу, даже в этом кафе с запахом свежей выпечки и кофе, где я всего лишь хотела спрятаться от мира за чашкой зеленого чая и новым романом Дашкевича.

Профессиональная деформация? Возможно. Но я давно перестала с ней бороться. Микровыражения лиц, полутона голосов, едва уловимые жесты – всё это складывается для меня в карту человеческой души, пока другие видят лишь незнакомца за соседним столиком.

Тот апрельский день выдался удивительно солнечным после недели промозглых дождей. Я устроилась у окна, в своем любимом уголке кафе «Бусинка». За окном – старый парк, где деревья только-только примеряли первую робкую зелень, а тропинки подсыхали после затяжной распутицы. Официантка Нина, знавшая меня как постоянную клиентку, молча поставила передо мной чашку чая и пирожное «как обычно».

Я успела прочитать всего пару страниц, когда колокольчик над дверью тренькнул так резко, что я вздрогнула. В кафе буквально влетели две женщины – одна впереди, другая догоняя. Напряжение между ними висело в воздухе тяжелым облаком.

– Подожди, Оля, ну куда ты несешься? – послышался низкий, с легкой хрипотцой голос.

Эта фраза заставила меня поднять глаза от книги. Первое, что я заметила – рыжие волосы, рассыпанные по коже «косухи» женщины постарше. Нет, не просто рыжие – огненные. Непокорная копна медных локонов обрамляла лицо женщины, которая, держа в руках мотоциклетный шлем, пыталась догнать свою спутницу. На контрасте с ней вторая женщина выглядела почти карикатурно безупречной – идеальный костюм-двойка жемчужно-серого цвета, волосы, собранные в такой тугой пучок, что казалось, он вот-вот перетянет лицо назад, и французский маникюр, сдержанно поблескивающий в лучах солнца.

Они устроились за столиком почти напротив меня. Идеальная дама поджала губы, демонстративно глядя в меню, пока рыжеволосая небрежно бросила шлем на свободный стул и стянула кожаную куртку. Под ней оказалась тонкая блузка синего цвета, подчеркивающая стройную фигуру и удивительно сочетающаяся с глазами – ярко-голубыми, как весеннее небо.

Я опять погрузилась в чтение, но спустя пару минут осознала, что невольно прислушиваюсь к экспрессивному диалогу за соседним столиком.

– Тётя Ира, тебе сорок восемь лет, а ты совсем стыд потеряла! – прошипела молодая женщина так громко, что услышали, наверное, все посетители кафе.

Я невольно съежилась от неловкости, но рыжеволосая даже бровью не повела. Она лишь слегка склонила голову набок – жест, который я всегда интерпретировала как признак любопытства, а не стыда.

– Да, мне сорок восемь лет, Оля, – спокойно подтвердила она, постукивая длинными пальцами по столу. – Хорошо, что ты помнишь. Это значит, что я достаточно взрослая, чтобы самостоятельно решать, как мне одеваться, на чем ездить и с кем встречаться.

Племянница даже слегка побелела от такой отповеди.

– Ты хоть понимаешь, как это выглядит? – продолжила она, нервно оглядываясь по сторонам, будто боялась, что кто-то подслушивает. – Ты в подростковых шмотках, молодой парень, мотоцикл этот… Все наши знакомые говорят…

– А меня не интересует, что говорят «все наши знакомые», – перебила тётя, и в её голосе впервые прозвучали металлические нотки. – Мы собрались обсудить твою свадьбу, если не ошибаюсь? Я обещала помочь с организацией, и я помогу. Но не позволю превратить это обсуждение в суд над моей личной жизнью.

– Вот именно, мою свадьбу! – Ольга всплеснула руками так резко, что чуть не задела проходящую мимо официантку. – Ты что, собираешься явиться в таком виде? В этих своих… куртке и драных джинсах? А этот твой… этот… он тоже придёт?

Рыжеволосая медленно выдохнула, прикрыв глаза, и я поняла, что она мысленно считает до десяти.

– Во-первых, это называется «косуха», – произнесла она с ледяным спокойствием. – Во-вторых, нет, на твою свадьбу я надену платье. Уже купила специально – темно-синее, длина миди, всё прилично. В-третьих, «этот мой» имеет имя – его зовут Максим. И да, мы придём вместе. Если ты нас приглашаешь, конечно.

Дальше их разговор превратился в затяжную перепалку, которую они вели приглушенными голосами, но с выражениями лиц, достойными итальянской оперы. Я изо всех сил делала вид, что увлечена книгой, но на самом деле не могла оторваться от этой семейной драмы. Из обрывков фраз я поняла, что племянница Ольга готовится к свадьбе с сыном какого-то именитого врача, и что появление тёти с молодым бойфрендом на этом мероприятии – «всё равно что привести слона на выставку фарфора».

Через пятнадцать минут этого словесного пинг-понга Ольга резко поднялась, схватила свою дизайнерскую сумку и, процедив что-то вроде «Ты невозможна, тётя Ира», направилась к выходу. Её латте с ванильным сиропом остался недопитым – маленькая месть судьбе за несговорчивую родственницу.

Рыжеволосая женщина проводила её взглядом, в котором смешались усталость и что-то похожее на печаль. Она глубоко вздохнула, отпила свой американо и вдруг – к моему ужасу – подняла глаза прямо на меня. Наши взгляды встретились, и я, как нашкодивший подросток, почувствовала, что краснею.

– Простите, – пробормотала я, отводя глаза. – Я невольно услышала… В смысле, я не подслушивала специально, просто…

– Просто моя племянница говорит с такой экспрессией, что её, наверное, слышно на соседней улице? – с неожиданной теплотой в голосе закончила за меня женщина. – Не извиняйтесь. Такие сцены в моей жизни теперь обычное дело. Я Ирина, кстати.

– Анна, – представилась я, всё еще чувствуя неловкость. И, словно оправдываясь, добавила: – Психолог.

Женщина улыбнулась, и эта улыбка полностью преобразила её лицо – оно словно осветилось изнутри, а морщинки в уголках глаз только добавили ему характера.

– О, психолог! На ловца и зверь бежит, – она откинулась на спинку стула, разглядывая меня с внезапным интересом. – Какая удача! Тогда скажите мне, доктор, – в её голосе появились игривые нотки, – у меня случай патологический?

Ирина сделала лукавую паузу, словно подбирая слова. В её голубых глазах мелькнули искорки смеха, но под этим весельем я уловила тень неуверенности, будто за шуткой она прятала настоящую потребность в понимании.

– Отчего такой вывод? – осторожно спросила я.

– Ну как же. Женщина «среднего возраста» влюбилась, купила мотоцикл и решила жить полной жизнью? Это диагноз? Кризис? Или, может быть, – она понизила голос до заговорщического шёпота, – я просто сошла с ума, как утверждает моя семья?

Я не выдержала и рассмеялась – её самоирония была обезоруживающей.

– Могу я присесть? – спросила я, кивнув на пустой стул напротив неё. – Кажется, это будет интереснее любого романа.

– Конечно, – Ирина жестом пригласила меня за свой столик. – Предупреждаю сразу – моя история со множеством драматических поворотов и неприлично счастливым концом. Во всяком случае, пока.

Моё профессиональное чутьё подсказывало, что за этой внешней лёгкостью скрывается глубокая история – одна из тех, которые стоит услышать не только психологу, но и просто человеку, ищущему свой собственный путь среди чужих ожиданий.

Глава вторая

Наш разговор начался с ритуала, который я наблюдала сотни раз – Ирина сначала отставила в сторону недопитый кофе, затем сняла с пальца тонкое серебряное кольцо и принялась вертеть его в руках. Классический самоуспокаивающий жест – прикосновение к чему-то знакомому, осязаемому, когда предстоит говорить о сложном.

– Вам двойной эспрессо и черничный чизкейк, как обычно? – прервала наше молчание официантка Нина, появившись словно из ниоткуда.

– Да, спасибо, Нин, – Ирина улыбнулась ей как старой знакомой. – И чай для моей новой подруги, пожалуйста.

– Вы здесь частый гость? – спросила я, когда официантка удалилась.

– Почти каждую субботу. Это как маленькая традиция, – Ирина задумчиво посмотрела в окно. – Сначала просто сбегала сюда от домашней суеты, потом… потом стала приходить с Максимом. А теперь, как видите, мы с племянницей пытались обсудить её свадьбу.

Она вздохнула, и что-то в её взгляде подсказало мне: дальше последует вступление, маленькая преамбула, которую люди произносят перед тем, как действительно открыться.

– Итак, меня осуждает вся семья и половина города, – начала Ирина, постукивая кольцом по столешнице. – И я, честно говоря, иногда сомневаюсь, не сошла ли я с ума.

В этой фразе смешались вызов и уязвимость – коктейль, который я часто видела у своих клиентов, когда они балансировали между защитой и желанием быть понятыми.

– Что конкретно заставляет вас так думать? – спросила я, осторожно выбирая нейтральную интонацию.

– Посудите сами, – теперь она крутила кольцо уже на столе, как маленькую юлу. – Мне скоро сорок девять. У меня взрослые дети, мама с букетом хронических заболеваний, уважаемая работа учителя математики с почти 25-летним стажем. А я вдруг начинаю носить кожаную куртку, езжу на мотоцикле и встречаюсь с мужчиной, который младше меня на пятнадцать лет. Со стороны это выглядит как…

– Как что? – я подтолкнула её к завершению фразы.

– Как попытка отыграть упущенную молодость? Как нелепое подражание юности? Как кризис среднего возраста в особо извращённой форме? – она перечисляла варианты с горькой усмешкой, но в глазах плескалось что-то, напоминающее вызов. – Выбирайте любую формулировку – их у моего окружения предостаточно.

Нина вернулась с нашим заказом – огромная чашка эспрессо для Ирины и крошечный чизкейк, едва ли больше шоколадной конфеты. Этот контраст меня позабавил – женщина с такой яркой внешностью предпочитала крепкий кофе и миниатюрный десерт.

– Вы учитель математики? – спросила я, когда официантка ушла.

Это сработало – её лицо смягчилось, напряжение ушло из плеч.

– Да, в городской гимназии №4, – с неожиданной гордостью ответила Ирина. – Алгебра, геометрия и недавно добавила факультатив по основам программирования. Двадцать пять лет в профессии, из них пятнадцать – в одной школе.

Она отпила кофе, и я заметила, как изменился её взгляд, когда она заговорила о работе – появился внутренний свет, уверенность.

– Вы любите свою работу, – это был не вопрос, а утверждение.

– Обожаю, – просто ответила она. – Знаете, в математике есть что-то… непреложное. Дважды два всегда четыре. Уравнение либо решается, либо нет. Чёткость, ясность, порядок. Это… успокаивает.

Ирина посмотрела на свой шлем, лежащий на соседнем стуле.

– Забавно, правда? – она усмехнулась. – Люблю порядок в математике и устроила полный хаос в собственной жизни.

– Расскажите мне о своей жизни до… хаоса, – предложила я, отмечая про себя эту интересную самооценку.

И она начала рассказывать. История оказалась одновременно типичной и уникальной – как отпечатки пальцев, которые следуют общим узорам, но никогда не повторяются полностью.

Ирина вышла замуж в двадцать два – по любви, за однокурсника, подающего надежды инженера. Родила сына в двадцать три, дочь – в двадцать пять. Карьера мужа пошла в гору, её – застыла на месте: декреты, болезни детей, бесконечная домашняя работа. А потом грянули девяностые, и всё полетело под откос.

– Он стремительно терял почву под ногами, – она говорила теперь тише, словно погружаясь в воспоминания. – Завод закрылся, его специальность оказалась никому не нужна. Начал пить, срывался на мне, на детях. Я терпела. Четыре года терпела. А потом он просто… ушёл. К женщине старше него на десять лет, владелице сети продуктовых магазинов. «Она меня ценит», – сказал на прощание.

Ирина рассмеялась – сухо, безрадостно.

– Знаете, что самое ироничное? Теперь я встречаюсь с мужчиной моложе меня, и моя семья считает, что я повторяю сценарий той женщины, которая «увела» моего мужа. Хотя ситуации совершенно разные.

– Чем они отличаются? – спросила я, заметив, как она машинально коснулась шрама на запястье – почти незаметного, но красноречивого.

Ирина помедлила, глядя на своё запястье. В её глазах мелькнуло что-то тёмное, болезненное.

– Всем, – наконец ответила она. – Я никого не уводила. И… Максим не нуждается в спасении. Он сам кого угодно спасёт. – Она сделала паузу. – А ещё… мы с ним равные. Я не покупаю его любовь деньгами или статусом. Он не ищет во мне мать-спасительницу, не цепляется за меня как за спасательный круг. Вот в чём главное отличие.

Она погрузилась в рассказ о «лихих девяностых» – о том, как осталась одна с двумя детьми шести и четырёх лет, без алиментов, без поддержки. Как бралась за любую подработку – репетиторство до ночи, проверка тетрадей до рассвета, сезонная торговля на рынке. Как втайне плакала по ночам от страха не справиться, а утром надевала маску уверенности и шла готовить детям завтрак.

– Выкарабкалась, – подытожила она эту часть своей истории. – Дети выросли не хуже других – сын программист, дочь оканчивает медицинский. А потом…

– Что случилось потом? – подтолкнула я её, видя, как она замолчала, глядя в пустоту.

– Потом мама заболела, – тихо произнесла Ирина. – Сначала инсульт, следом гипертония, сахарный диабет, проблемы с суставами – полный набор. Я перевезла её из деревни к себе. Дети к тому времени уже жили отдельно, так что мы остались вдвоём – я и мама.

– И вы полностью сосредоточились на ней, – продолжила я, зная из опыта, какой сценарий обычно следует дальше.

– Именно, – Ирина кивнула. – Работа-дом-аптека-больница. По кругу, день за днём, год за годом. Знаете, я даже не замечала, что живу в какой-то скорлупе. Мне казалось, что так и должно быть. Я заслужила эту жизнь – ни мужа, ни личного пространства, только обязанности и чувство вины, если вдруг хотелось чего-то для себя.

В её голосе не было жалости к себе – только констатация факта. Она говорила о своей жизни как о математическом уравнении, где все переменные были чётко определены: работа, дети, мама, долг.

– Знаете, что ещё странно? – Ирина вдруг посмотрела мне прямо в глаза. – В школе я всегда была той, кто вдохновляет учеников мечтать. «Математика – это не просто формулы, это способ описать бесконечные возможности», – говорила я им. А сама… сама я жила в клетке с очень конечным числом возможностей – близким к нулю.

Она сделала глоток кофе, словно смывая горечь этого признания.

– Были моменты, когда я почти… сдалась, – Ирина снова бессознательно коснулась шрама на запястье. – Четыре года назад. В ту зиму мама перенесла второй инсульт, мой лучший класс выпустился, и я осталась с ощущением… абсолютной пустоты. Как будто моя жизнь – это обслуживание чужих жизней, и если их убрать из этого «уравнения», от меня просто ничего не остаётся.

Она замолчала, и я не стала торопить её.

– Меня спасли две вещи, – продолжила Ирина после паузы. – Работа, как ни странно. И страх оставить маму одну. Это не героизм – просто страх сделать ещё хуже тем, кто от меня зависит. Я тогда вернулась к самым основам математики – складывала элементарные числа каждый день. «Сегодня я приготовила обед – это плюс один. Проверила тетради – ещё плюс один. Мама смотрела телевизор и не жаловалась на боль – плюс пять». Вот так и выкарабкалась… снова.

Её рассказ приобрёл какую-то пронзительную откровенность, которой я не ожидала от случайного знакомства в кафе. Возможно, сыграла роль моя профессия – с психологами люди часто открываются быстрее, чувствуя невидимую гарантию понимания без осуждения.

– И что изменилось? – задала я очевидный вопрос, уже догадываясь об ответе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.