По рельсам судьбы

– Сынок? А не дезертир ли часом? – Солдат повернулся к офицеру: – Ваше благородие! Кажись, здесь беглый дезертир схоронился! Форма-то на нём наша! – Он подошёл ближе к Андрею и спросил: – Он тут беспамятный вроде, что делать-то?

– Расстрелять! – резко приказал офицер.

Солдаты выволокли Андрея из-за занавески и поставили к белёной печи. Голова его склонилась на грудь, руки безжизненно висели вдоль тела. Не простояв и пары секунд, он рухнул на пол. Солдат, вскинувший оружие наизготовку, опустил его, вопросительно взглянув на своего командира. Тот хладнокровно смотрел на Андрея, лежащего на полу.

– Солдат! Извольте исполнять приказание!

– Батюшка! Христом-Богом прошу! – заголосила Авдотья, упав на колени. – Не допустите смертоубийства в избе! Дети тут! Как же при них? Страх-то какой! Да и не жилец он! Второй день в жару мечется – тиф у него! Вон как всего обсыпало!

– Тиф! Что ж ты, дура, молчала? – Злые глаза офицера налились кровью, и он со всей силы стеганул женщину перчаткой по лицу. Брезгливо оттолкнув её от себя ногой, сквозь зубы приказал солдатам: – Кончайте его! Быстро!

Те снова вскинули винтовки и прицелились. Но видно не было написано Андрею на роду умереть в эту минуту, или ангел – хранитель решил на время отсрочить его смерть – в ту же минуту распахнулась тяжелая дверь избы, и в неё стремительно ворвался вестовой:

– Ваше благородие! Срочное донесение! Приказано немедленно явиться в ставку! Армия уходит из Омска!

– Распорядись тотчас седлать коней! – скомандовал офицер адъютанту. – Выступаем немедленно! – Уже подойдя к двери, он обернулся на лежащего у печи Андрея и потянулся к кобуре, но потом резко махнул рукой: – Аа-а! Чёрт с ним! – и кивнул солдатам: – Бросьте его! Сам сдохнет!

Но Андрей не умер. Спустя несколько дней он уже сидел на лавке в длинной холщовой рубахе, которая висела мешком на его исхудавшем теле. Перед ним на столе исходила паром миска мясных щей. Лесничиха Авдотья сожгла на дворе его солдатское обмундирование, а бабушкину телогрейку для надежности прокалила в бане на раскаленной печурке, чтоб уж наверняка избавиться от кусачей вшивой братии. Самому парню накануне вечером Авдотья начисто обрила голову мужниной опасной бритвой и заставила лезть в жарко-протопленное нутро большой русской печи. Лежа в печке на горячем каменном поду[30 - Под (печной) – поверхность внутри печи], устланном ароматным сеном, Андрей мечтал о том, как скоро окажется дома, вот только сможет на ногах стоять. Вымывшись в лохани с березовым щёлоком[31 - Березовый щелок – вода, настоянная на березовых углях], надев чистую рубаху и выпив кружку горячего молока с мёдом, он почувствовал, как к нему возвращаются силы, сильнее бежит по жилам кровь, и снова хочется жить.

Глава 10

Под вечер домой возвратился Фёдор, Авдотьин муж. Приехал лесник уставшим после многодневного объезда своих дальних участков. Вошёл в избу и увидел в кухне за столом чужака – тощего парня с бритой головой, да ещё и в его, Фёдора, рубахе и штанах. Одёжа, правда, была уже старая, латанная, перелатанная, но всё же! Фёдор молча поставил пимы на печь, молча умылся у рукомойника, вытер лицо поданным женой суровым[32 - Суровое полотенце – полотенце из плотной льняной ткани (устар.)] полотенцем, и также молча сел за стол. Раздал ребятишкам привезенные гостинцы – леденцы на палочках, что у купца Прихватова в лобазе[33 - Лобаз – склад (устар.)] купил. Повертев в руках ложку и сурово насупив лохматые брови, наконец произнёс:

– Ну, рассказывайте, чего это у вас туточки приключилось? На деревне, пока я у купца Прихватова припасы брал, бабки мне все уши прокричали, что Авдотья моя у себя дезертира сховала[34 - Сховала – спрятала (устар.)]