Мое лицо первое
Разговор как раз прошел уровень «кто-сколько-выпил-в-прошлый-раз» и начал вяло затихать, когда на горизонте показалась фигура, вдохнувшая в унылый вечер новую жизнь. Из супермаркета, по обыкновению сгорбившись, выплыл Дэвид. В обеих руках он волочил битком набитые пакеты.
Возможно, его бы не заметили – парни сидели на травке спиной к «Факте» – и все пошло бы совсем по-другому, но Кэт услужливо обратила на беднягу всеобщее внимание.
– Глядите, какие люди и без охраны, – скучающе протянула она, беззастенчиво ковыряя вскочивший над губой прыщ. – Не понимаю, как Гольфиста вообще в магазин пускают. От него же плесенью несет, будто он уже месяц как сдох. Небось, своими грязными граблями все продукты на полках перелапал, а нам их потом есть.
Внутри у меня все скрутило от жалости к Монстрику: да, от него попахивало чем-то затхлым, волосы выглядели неопрятно жирными, будто он неделями не мылся, но руки его были чистыми. Я точно знаю, потому что вчера в школе у него сломался карандаш, и я ему одолжила свой – задолбалась смотреть через проход, как он сидит-мается, не решаясь ни у кого попросить.
Троица Тобиас-Еппе-Йонас мгновенно приняла стойку, как охотничьи псы при виде дичи. В глазах засверкал азарт, губы сложились в глумливые усмешки.
– Хей, Чили, – вдруг повернулся ко мне Еппе, – а ты знаешь, почему Гольфиста зовут Гольфистом?
Я мотнула головой, пытаясь выглядеть безразличной. Может, тогда они оставят парня в покое?
– А давайте ей покажем! – гоготнул Тобиас, и все остальные с готовностью заржали, будто он рассказал бородатый, но все еще ужасно смешной анекдот.
Йонас свистнул, сунув в рот два пальца, его приятели заорали:
– Гольфист! Эй, Гольфист! Греби сюда!
Дэвид споткнулся и чуть не выронил свои мешки, что вызвало новый взрыв смеха и тупых комментариев. К счастью, парень быстро оправился и продолжил свой путь через парковку. Он по-прежнему смотрел в землю, притворяясь глухим, но его защита была уже пробита, и обрадованные первым успехом гонители не собирались останавливаться.
– А ну тащи сюда свою жопу, вонючка! Ты че, оглох? Может, тебе клюшкой уши прочистить?
От супермаркета в сторону дома Дэвида вели две дорожки. Одна, проходившая мимо мельницы и того места, где мы сидели, упиралась прямо в Терновую улицу. Другая шла в обход, и Дэвиду, выбери он ее, пришлось бы сделать крюк, зато с каждым шагом он оказывался бы все дальше от своих мучителей. Мысленно я молилась, чтобы парень свернул на дальнюю дорожку, чтобы из магазина вывалила толпа покупателей или мимо нас прошел взрослый. Но ничего подобного не случилось. Размеренно шагая длинными тощими ногами, как цапля-робот, Дэвид оставил позади пустую парковку и потопал по направлению к мельнице.
Быть может, он просто не хотел показывать слабость и страх, но на троицу во главе с Тобиасом этот маневр подействовал, как красная тряпка действует на быка. Еще бы, какой-то чмошник их игнорил: вместо того чтобы прибежать по первому свистку, шлендрал себе преспокойно мимо, морда тяпкой.
Отстрелив пальцами бычок, Йонас сказал:
– Ну все, трындец тебе, обсос.
Парни рванули с места, как по сигналу. Монстрик и пикнуть не успел, как его уже волокли к нам, заломив руку. Один пакет остался сиротливо лежать на дорожке, из него раскатились краснобокие яблоки. За второй Дэвид цеплялся так отчаянно, будто там была выручка из ограбленной им кассы. Он все еще смотрел в землю, завесившись челкой, но Йонас дернул его за волосы, заставляя поднять голову. Разноцветные глаза, огромные и дикие, заметались по берегу, запнулись о зрителей, с удобством расположившихся в партере. Казалось, черный смотрит на нас с ненавистью, а прозрачно-голубой видит насквозь. Я знаю, это ужасно, но в тот момент – давай уже будь честной с самой собой – мне захотелось ударить парня: за то, что он знал. Точно знал, что я из себя представляю и что чувствую.
– Смотри, Чили, – Еппе одним движением сдернул мешковатые джинсы с тощих бедер Дэвида. – Вот почему он у нас Гольфист: носит с собой все восемнадцать лунок[6].
– Ага, и шары в них закатывает!
Я не успела зажмуриться, а теперь было уже поздно. Вокруг гремел смех, а я не могла отвести глаз от трусов Дэвида: восемнадцать лунок или нет, но через дырочки в застиранной до желтизны ткани просвечивала бледная кожа, а длинные полы рубашки не скрывали маленькую выпуклость посередине – выпуклость, к которой приклеились жадные девчоночьи взгляды.
Монстрик тонко, невнятно вскрикнул и попытался прикрыться оставшимся пакетом. Его тут же безжалостно вырвали и бросили на землю. Из лопнувшего бока высунулся пакет молока, в траву потекла тонкая белая струйка.
– Ну че, позвеним бубенчиками? – Еппе подмигнул мне и потянулся к трусам Дэвида.
Тот тоже понял, что сейчас случится, и забился в руках Йонаса и Тобиаса. На тощих ногах выступили пупырышки, полы рубашки задрались, обнажая несколько маленьких голубоватых шрамов на левом бедре.
– Не надо! – вырвалось у меня непроизвольно. – Оставь его, Еппе, пожалуйста! Хватит!
Я встретилась с блондином глазами: он колебался. Неожиданно мне на помощь пришла Кэт:
– И то верно: ненавижу маленьких розовых червяков, бр-р. Потом еще кошмары будут сниться. А нам в пятницу на пати, верно, Чили? – Она приобняла меня за плечи, и я кивнула через силу.
Тогда я готова была на что угодно, лишь бы этот кошмар наяву поскорей закончился!
Еппе ухмыльнулся и убрал руку. Воздух с шумом вырвался у меня из груди: оказалось, все это время я задерживала дыхание. Но ничего еще не завершилось: блондин вдруг нагнулся и выхватил из мешка полупустой молочный пакет. Пальцы стиснули стенки, и белая жидкость брызнула на живот и трусы Дэвида, потекла по его ногам. От неожиданности он вскрикнул и инстинктивно сдвинул бедра, от чего мучители покатились со смеху:
– Гольфист обкончался!
– Гляди, Чили, как ты его возбуждаешь.
– Не, он же педик, у него на Еппе встал.
Казалось, это будет длиться вечно. Держали Дэвида крепко, и он оставил попытки вырваться. Только смотрел на меня – казалось, прямо в душу, – закусив губу. И оба его глаза просили об одном – чтобы меня там не было.
– Эй, что вы там делаете? Хулиганы! – дребезжащий старушечий голос долетел до нас с парковки.
Пацаны обернулись. Ухоженная бабулька довольно бодро двигалась в нашу сторону, толкая перед собой ролятор. Смехотворная угроза, но с рожи Тобиаса вдруг исчезла ухмылка.
– Фак! Это мамашка дира! – Он напрягся. – Валим!
Да будет благословен Дыр-таун, в котором любой школьник знает, как выглядят родственники их директора!
Дэвида толкнули напоследок, и он рухнул на колени, запутавшись в штанах.
– Ходу! – Кэт вздернула меня на ноги.
Сразу за поляной у пруда начинался лесок, туда мы и рванули. Я чувствовала себя преступницей. Всей душой меня тянуло к Дэвиду: помочь ему подняться, собрать продукты – как он их дотащит в одном пакете? Извиниться перед ним наконец. Ведь я не хотела всего этого! Я совсем не такая! Что он теперь обо мне подумает?! А что я должна думать о самой себе?
Как только мы отбежали подальше, я соврала, что подвернула ногу, и, нарочито хромая, отправилась домой. Пацаны вызвались проводить меня, но я отказалась. Мочи не было выслушивать, как они смакуют подробности недавнего «подвига». «А ты видела, как он?..» «А как я его?..» «Вот педик!» «Ага, урод!»
Тьфу, мерзость. Отвратительно, гадко и стыдно. Как же мне было стыдно!
Дома я спряталась от папы в своей комнате: если бы он меня о чем-нибудь спросил, я бы не выдержала. Разрыдалась и выложила ему все, а это было бы просто самоубийством – он же учитель!
До темноты я наблюдала за домом соседей из окна. Вдруг Дэвид выйдет? Тогда бы я могла набраться мужества и все-таки извиниться перед ним.
Но он так и не появился.
Так далеко и так невообразимо близко
Меня вызвали прямо с коллоквиума. Секретарша из администрации факультета засунула прилизанную голову в аудиторию и объявила, что Чили Даль жаждут видеть в деканате. Я чуть кирпичей не наложила: у меня что, слишком много пропусков? Или с курсовой какая-то проблема? А может, с зачетом по методике? Но почему тогда выдергивают прямо с пары? Что за срочность?
Кристина пихнула задремавшего Микеля под локоть, зашептала ему в ухо. Оба проводили меня сочувственно-обеспокоенными взглядами. Я молча проследовала за секретаршей в деканат. Ее напряженная спина так и кричала, что там меня не ожидает ничего хорошего. И точно: уже на подходе через стекло офисного аквариума я различила две фигуры в черной униформе. Полицейские! Совпадение?
В груди неприятно екнуло, а перед глазами пронесся перечень всего криминала, совершенного мною за последние месяцы. Блин, как же скучно я живу! Ничего страшнее вождения велосипеда в нетрезвом виде и без фонарей даже не припомнишь. За это, конечно, тоже по головке не погладят, но вряд ли панцири[7]заявились в универ посреди учебного дня только для того, чтобы заставить меня дыхнуть.
– Чили Даль? Я – Аллан, а это моя коллега Ребекка. – Полицейские по очереди пожали мне руку. Я заметила у обоих на поясе кобуру и рацию. Боже, они бы еще в бронежилетах сюда приперлись! – Простите за беспокойство, но нам необходимо с вами поговорить. Надеюсь, вы не возражаете?
Я скосила глаза на секретаршу, успевшую занять стратегическую позицию за своим компьютером, и несколько столь же прилизанных дам, которые с жутко деловым видом пялились в свои мониторы. Казалось, я вижу, как уши у них вытягиваются и встают торчком.
– А о чем, собственно?
– Нам любезно предоставили кабинет для беседы. – Смуглая полицейская, в чертах которой сквозило что-то восточное, махнула в сторону одной из дверей дальше по коридору: – Давайте пройдем туда, и мы вам все объясним.
Ха, как будто у меня был выбор.
В небольшом помещении, где обычно проходили беседы с научным руководителем или специалистом по карьере и профориентации, стоял на столе графин с водой, рядом белела стопка пластиковых стаканчиков. Под одним из стульев валялась смятая салфетка, еще не обнаруженная уборщицей. Я отодвинула соседний. Полицейские уселись напротив.
Внезапно мне стало нечем дышать. Как будто из тесной комнаты выкачали весь кислород. Моя грудь судорожно вздымалась, но воздух не поступал в легкие. Внутренности скрутило, я чувствовала подступающую дрожь в ногах и пальцах.
– Что с вами? Вам нехорошо? – Панцирь, назвавшийся Алланом, обеспокоенно нахмурился, снял верхний в стопке пластиковый стаканчик, нерешительно им похрустел. – Может, воды?
Я задержала дыхание и медленно выпустила воздух сквозь стиснутые зубы. Спокойно, это не коллеги Свена Винтермарка. Мы в сотнях километров от Хольстеда. Это другое полицейское управление и вообще даже не допрос.
– Спасибо, все нормально. – Я засунула подрагивавшие пальцы между коленями. Как обычно, на отливной волне приступа я ощутила благостное спокойствие и расслабилась. – О чем вы хотели со мной поговорить?
Полицейские переглянулись.
– О Дэвиде Винтермарке, известном широкой публике как Шторм, – взяла слово смуглянка Ребекка.
У меня возникло ощущение дежавю. Выходит, неуемному Кавендишу мало было самому мне названивать. Теперь он решил еще и панцирей на меня натравить!
– Послушайте… – Я старалась говорить спокойно и смотреть копам прямо в глаза – кажется, так делают те, кто искренен? – Я уже все рассказала Генри Кавендишу, агенту Шторма. Мы разговаривали в четверг, и, поверьте, с тех пор у меня никаких новостей о Дэвиде.
Полицейские молча сверлили меня бездушными взглядами. Наверное, такие вырабатываются в душных, провонявших потом подозреваемых опросных, где людям в черном часами приходится мурыжить всяких бедолаг. Меня начала раздражать эта игра в гляделки.
– Не понимаю, зачем вообще было вмешивать полицию, – пробормотала я, переводя глаза на окно. Начался дождь, и первые капли прокладывали по стеклу неуверенные извилистые дорожки.
Старший в паре, Аллан, хмыкнул, а Ребекка, по виду едва окончившая полицейскую школу, заявила с неприязнью:
– Вообще-то, именно полицию вмешивают, когда бесследно исчезает человек. А разве вам не все равно, что случилось с вашим другом?
Я сдавила коленями ладони и снова взглянула на полицейских. Ну точно, подозрительность в карих и голубых глазах + 20 lvl. Ладно, давайте сразу расставим все точки над «i».
– Десять лет назад мы с Дэвидом в течение нескольких месяцев учились в одном классе и жили через дорогу друг от друга. Несколько месяцев десять лет назад, офицер. Вы следите за судьбой всех одноклассников из вашего бывшего восьмого «А»? Поддерживаете с ними связь? – Я уставилась на Аллана, пытаясь представить этого рослого тридцатилетнего мужчину мальчуганом с зелеными от травы коленками. – Или это был восьмой «В»? Меня, конечно, беспокоит, что от Шторма нет вестей, но…
Губы панциря дрогнули в намеке на улыбку, глаза неожиданно потеплели:
– «В». Я учился в «В». И до сих пор общаюсь почти со всеми в фейсбуке. А в прошлом году был на встрече выпускников… Но даже если не так, – голубизна его глаз внезапно покрылась ледком, – у меня бы точно сложилось особое отношение к парню, по делу которого я проходил одним из основных свидетелей.
Слова полицейского ударили меня под дых. Несколько мгновений я сидела, тупо пялясь на стопку пластиковых стаканчиков, и беззвучно шевелила губами, отыскивая потерянные слова.
Ну, конечно. Первое, что они сделали – это пробили CPR номер[8]Дэвида по своей базе.
– Я даже не выступала в суде, – пробормотала я. – Мои показания сняли на видео.
– Потому что вам на тот момент еще не исполнилось пятнадцати лет, – кивнула въедливая Ребекка.
Наверное, она в полиции новичок, вот и рвет жопу на службе.
А дальше на меня посыпались вопросы:
– Вы поддерживали связь с Дэвидом после суда?
– Нет.
– Вы знаете, где он может сейчас находиться?
– Нет!
– Какие отношения вас связывают?
– Кто, по вашему мнению, мог бы желать Дэвиду зла?
Тут я не выдержала и взорвалась:
– Да кто угодно! Он же селебрити. Знаете, сколько у него фанатов только в инстаграме? И какие психи ему там пишут?
– Вы же только что говорили, что не следили за жизнью Дэвида после того, как ему вынесли приговор? – Ребекка с рвением молодой легавой решила подловить меня на слове.
Пришлось, скрепя сердце, объяснить копам про инсту и даже показать комментарии горячо желающих забеременеть от Шторма девиц.
– Можно? – Панцирша поколдовала над моим мобильником: то ли отправила себе скриншот, то ли поделилась аккаунтом модели.
Аллан по старинке пометил что-то в небольшом блокноте с потрепанной обложкой.
– Шторму угрожали? – перехватил он инициативу.
Я пожала плечами:
– Возможно. – И поделилась своими мыслями по поводу удаленных Дэвидом фотографий и его временного отсутствия в «Инстаграме».
Копы снова обменялись непроницаемыми взглядами.
– Вы подозреваете кого-то конкретного? – посмотрел на меня Аллан. – Быть может, за угрозами стоял кто-то из прошлого Шторма?
– Все-таки не у всех за плечами имеется судимость и приговор к бессрочному психиатрическому лечению, – прибавила, сверкнув глазами, Ребекка.
Я отплатила той же монетой и облокотилась на стол.
– Приговор ведь давно пересмотрен, так? Дэвид здоров. Иначе его бы не выписали.
– У любого может случиться рецидив, – скривила нетронутые помадой губы панцирша.
– А что, кто-то еще умер? – ляпнула я и тут же пожалела об этом.
История повторяется. Я снова становлюсь для Дэвида прекрасным адвокатом.
Коллега Ребекки только головой покачал:
– Давайте не будем заниматься домыслами. Сосредоточимся на том, что нам известно. Мы разговаривали с аэропортом Каструп. Дэвид прошел паспортный контроль восемнадцатого января в десять тридцать два утра. Затем его кредитка засветилась при билетном контроле в скором поезде Копенгаген – Фредерисия. Во Фредерисии Дэвид должен был пересесть в региональный поезд до Хольстеда. Но пассажир с его данными билетный контроль в тот день не проходил. Впрочем, как и в последующие дни, – подытожил Аллан, сверля меня взглядом.
Я машинально сжала сплетенные пальцы. Значит, Дэвид все же прилетел в Данию. И даже доехал до Фредерисии. А оттуда до Хольстеда рукой подать. Немыслимо!
– Может, кредиткой Дэвида воспользовался другой человек? – предположила я. – Ну, может, его ограбили в аэропорту или на вокзале.
– Заявлений от имени Дэвида Винтермарка к нам не поступало, – отмел мою версию полицейский.
– Фредерисия – узловая станция, – озвучила Ребекка всем известный факт. – Что, если Дэвид пересел там на поезд до Орхуса? – Ее темные глаза уперлись в меня так, будто хотели сделать фронтальную лоботомию.
– До Орхуса? – Я непонимающе нахмурилась, но тут меня осенило: – Вы к чему клоните? Я ведь уже сказала, что не видела Дэвида с…
– Вы знали, что он проходил лечение в детско-юношеском региональном центре в Рисскове? Сколько это километров от Орхуса? Четыре? Пять? – Судя по ее торжествующему виду, этот козырь Ребекка приберегала в рукаве с самого начала.
– В каком году вы переехали в Орхус, Чили? – Аллан хрустнул пластиковым стаканчиком, который так и крутил в пальцах. – Сразу после окончания школы?
– Вы навещали Дэвида во время его лечения? – подхватила его напарница.
Так далеко. И так невообразимо близко.
Край стола пронесся передо мной убегающей косо к горизонту полоской рельс. Качнулись над головой сосны, пахнуло хвоей. А потом пришла темнота.
Почему молчит Дэвид?
Одиннадцать лет назад
25 октября
Сегодня Монстрик не пришел в школу. В общем, я могла его понять. Будь я на его месте, после вчерашнего вообще бы в эти стены больше носа не показала. Перевелась бы в другое заведение, а еще лучше – переехала на другой конец страны и сменила имя. Вот только вряд ли предки Дэвида подписались бы на такой план. Нетрудно представить, как парню сейчас хреново.
Зная своих одноклассников, Монстрик наверняка предвидел, что его унижение быстро станет достоянием общественности. И действительно: стриптиз Винтермарка перед девчонками, закончившийся молочной кульминацией, сегодня стал новостью дня. Без всяких угрызений совести Тобиас и компашка в лицах разыгрывали пьесу «Как мы опустили Гольфиста» – к восторгу жадной до зрелищ публики.
Отвратительное шоу и дружный ржач одноклассников укрепили мое решение поговорить с Дэвидом. Нужен был только благовидный предлог, чтобы заявиться к нему домой. И такой, к счастью, нашелся. На английском нам задали совместный проект: доклад о каком-либо известном человеке, американце или британце. Знаменитость мы могли выбрать сами.
Ребята начали разбиваться на группы по трое и четверо, чуть не дерясь за право рассказывать о Бритни Спирс или Бекхэме. Вскоре неохваченным остался один Дэвид. Не то чтобы никто не хотел с ним работать: несмотря на статус чмошника, он считался выгодным приобретением, когда дело касалось проектов. Еще бы, его одногруппникам можно было балду пинать, пока Гольфист старательно строчил доклад за всю группу. Ну а для разнообразия можно было и побить его – просто потому, что он написал слишком мало, слишком много или слишком заумно. Устную презентацию ведь приходилось делить на всех. Тут Дэвид, по обыкновению, молчал, понижая общую оценку, но это же мелочи по сравнению с халявным докладом!
Сегодня про отсутствующего просто забыли и вспомнили, только когда простуженная англичанка обвела класс красными, слезящимися глазами со словами:
– Кто хочет взять к себе Дэвида? – Из-за заложенного носа имя она произнесла как «Тэвит».
– Кто хочет сыграть в гольф? – пропищал кто-то дурашливым голосом с задней парты.
По рядам разнеслось фырканье. Тобиас ухмыльнулся и вытянул руку, но я опередила его:
– А можно Дэвид будет со мной, Катриной и Аней?
Кэт больно пихнула меня в бок, но было уже поздно.
– О, новенькой понравился стриптиз. Дайте два! – снова тот же дурацкий писк.
Фырканье переросло в конское ржание. Англичанка скривилась, прижав одну руку ко лбу, и подняла свободную руку, утихомиривая учеников:
– Отлично, Дэвид войдет в группу Чили. Сдаем работы на следующей неделе. И не забудьте воспользоваться планом презентации, который я вам раздала! – Последние слова ей пришлось выкрикнуть, чтобы заглушить пронзительную трель звонка.
– Ну и зачем тебе это понадобилось? – ворчала Кэт, шаркая за мной на перемену и выражая всем видом ущемленную мрачность.
– А чем ты недовольна? – неожиданно поддержала меня Аня. – Пусть Гольфист старается. У нас же туса, потом все выходные отходить… Не до инглиша будет.
– А вдруг он еще неделю дома собирается отсиживаться? – Катрина нервно содрала корочку с прыща на щеке. – И про задание вообще ни сном ни духом?
– Можно ему позвонить, – предложила я невинно.
Девчонки одновременно фыркнули.
– Как ты с ним будешь разговаривать? Он же молчит, чучело огородное! – Кэт сгорбилась и уставилась в пол, раскорячившись в коридоре навроде пугала. Монстрика изобразила.
– Да у него и мобильника нету. – Совиные глаза Ани стали еще больше за очковыми линзами. – Прикинь?
Я решила воспользоваться шансом и задала давно интересовавший меня вопрос:
– А Дэвид разве немой? В смысле я думала, что немые не могут издавать звуков, а вчера он… кричал. – Мой голос невольно дрогнул на последнем слове, и я поспешила замаскировать это кашлем.
– Ага, немой. Щас! – Аня обнажила брекеты. – Гольфист прекрасно может разговаривать, когда ему это нужно. Скажи, Кэт?
– Ну, – подтвердила ее подружка, разглядывая в карманном зеркальце красноватую отметинку на щеке. – Подойдет к тебе близко-близко, смотрит в пол и бормочет себе под нос: фиг разберешь, чего хочет. Прям мороз по коже. – Катрина передернула покатыми плечами.
Я задумалась.
– А вы не боитесь тогда, что Дэвид может рассказать обо всем отцу? Ну, тот все-таки полицейский.
Аня хихикнула:
– Кто расскажет? Гольфист-то?
– Не, – тряхнула лиловыми волосами Кэт. – В прошлом году оба седьмых класса в лагере были неделю. Так там Гольфиста на всю ночь привязали к флагштоку в одних труселях. Ну, в общем, тогда к нему кликуха и приклеилась. В мае дело было, но стоял колотун, градусов десять – это днем. Чмошник подхватил воспаление легких, так и то ни слова никому не вякнул. А тут подумаешь – молоком плеснули. Шутка. – Она запрыгнула на подоконник и принялась болтать ногами в расписанных разноцветными фломастерами конверсах.
Я представила длинное тощее тело Монстрика, тускло белеющее во мраке; хлопающую на ночном ветру веревку, по которой поднимают флаг; сову, вторящую из темноты жутким бесприютным звукам… Дэвид не кричал или ему на всякий случай заткнули рот?
Я поежилась и обхватила себя руками.
– Так, может, с ним что-то… ну, не в порядке?
– Угусь. Не в порядке. – Кэт закатила глаза и покрутила у лилового виска пальцем. – С головкой.
Аня заговорщицки понизила голос:
– Говорят, он типа аутист.
Все, что до того момента знала об аутистах, я почерпнула из фильма «Человек дождя». Хм, признаться, что-то общее у Дэвида с Рейнменом действительно было. Тот тоже почти не разговаривал и смотрел куда-то в пространство. Хотя Дэвид, конечно, не инвалид. Даже учиться мог бы на отлично, если бы преподы оставили попытки вытянуть из него хоть слово.
– Так типа или аутист? – решила я сразу прояснить все до конца.
Аня страдальчески нахмурилась, а Кэт закинула в рот вытащенную из кармана жвачку, предложив пару зеленых подушечек и нам.
– Тебе-то не все равно? – жуя, сказала она. – У него вроде что-то такое на «г». Страшная хрень, не лечится.
– Нет, лечится! – возразила Аня, снова округляя и без того выпученные по-коровьи глаза. – Зачем его тогда к психологу таскали? Или к психиатру… – Она снова нахмурилась.
– Да мамаша его просто с моста уронила! А на «г» у гомика геморрой! – заржал Тобиас, очевидно слышавший обрывок нашего разговора, и взгромоздился на подоконник рядом с Катриной. – Ну че, красавица, решила, с чем придешь на тусу?
Дома, в спокойствии своей комнаты, я залезла в Интернет и пошарила по сайтам, связанным с аутизмом. Как выяснилось, под этим термином скрывается целая куча различных психических расстройств – от тяжелых, как в фильме про Рейнмена, до довольно легких. Так они и называются: расстройства аутического спектра. Возможно, говоря про «г», Аня имела в виду синдром Аспергера? Тогда у Монстрика все не так уж плохо. Люди с этим заболеванием вообще часто бывают гениями. Вот, например, наше все – Ганс Христиан Андерсен. Или Эйнштейн. Ньютон. Моцарт. Билл Гейтс! Ну, уж насчет последнего я стопроцентно уверена: Билл Гейтс скорее из Монстрика вырастет, чем из таких дебилов, как Тобиас или Еппе.
