– Да ну, не может быть, – пробормотал Меркурьев.
Они продолжили оглядываться, и ни один из них не заметил, как в кресле возле холодного камина появился человечек в старомодном двубортном пиджаке.
Только что никого не было, в следующее мгновение появился человек! Он приятно улыбался и потирал маленькие ручки.
– Сегодня прохладно, – благожелательно сообщил он. – Вы не находите, молодые люди? Не желаете сесть?
Мура с решительным и немного испуганным лицом подошла и села напротив Емельяна Ивановича – на самый краешек кресла. Меркурьев остался стоять.
– У вас созрели вопросы ко мне?
– Кто сбросил с маяка человека? – быстро спросил Меркурьев.
– Нет, нет, – перебила Мура. – Совсем не этот вопрос созрел, извините нас!..
Емельян Иванович развел руками.
– Вы разве не поняли? – мягко спросил он. – Я не смог бы вам ответить, даже если бы желал всей душой. Я не знаю.
– Кто вы такой? – продолжал наседать Василий Васильевич. – Откуда вы?
Мура скорчила Меркурьеву зверскую рожу.
– Из Кенигсберга, – откликнулся человек. – Не переживайте, фрейлейн, не стоит. Сложно вместить в разум то, что туда никак не помещается. Все равно что пытаться впихнуть в китайскую шкатулку английский комод!.. Со временем ваш друг сможет уложить новые знания и ощущения в свой разум и даже проанализировать их.
– Вы обо мне говорите? – осведомился Меркурьев.
Емельян Иванович кивнул, приятно улыбаясь.
– А сами вы – Иммануил Кант, профессор Кенигсбергского университета, автор «Критики чистого разума» и основоположник немецкой классической философии?
– В этом нет никаких сомнений.
– Но это невозможно! – крикнул Меркурьев в отчаянии. – Сейчас день, и у меня точно нет галлюцинаций! Галлюцинаций нет, а вы есть! Как это объяснить?!
– Вася, перестань, – возмутилась Мура. – Или подожди меня в коридоре.
– Вы делаете ошибку, пытаясь объяснить все что угодно, стоя на одной-единственной позиции. Это невозможно. Материальный и сиюминутный мир вы рассматриваете с той же стороны, что и мир нематериальный и вечный. Почему? – Емельян Иванович посмотрел на Меркурьева. – Вам не приходит в голову сомневаться в существовании Полинезии, господин инженер?
Тот страшно удивился:
– Нет. А что, должно приходить?
– Вы же не видите Полинезию своими глазами, и все, что вы о ней знаете, сообщено вам посторонними людьми, доверять которым вы не можете, потому что не знаете их. И тем не менее не сомневаетесь, что она существует!
– Да, – согласился Меркурьев, ошарашенный такой примитивной логикой. – Но есть объективные данные – спутников, например.
– Вы видели эти данные самолично? Знаете, кто собирал их и обрабатывал? Вы летали на спутнике?
– Не летал, – признался Меркурьев.
– Но верите, хотя своими глазами не видели, – заключил Кант. – Отчего тогда вы не верите в то, что видите своими глазами?.. Отчего существование Полинезии кажется вам вернее, чем мое?
– Не знаю, – сказал Меркурьев. – В вас я не верю, потому что вас не может быть.
Кант засмеялся:
– Есть заблуждения, которые нельзя опровергнуть. Впрочем, мы утомляем фрейлейн. Что вы намеревались у меня узнать?
– Девушка, – начала Мура. – Ваш… коллега Фридрих Бессель говорил о девушке, которую нужно найти.
– Ах, да, да.
– Кто она?
Кант немного подумал.
– Все же очень холодное утро сегодня, – проговорил он задумчиво. – Буря принесла с собой холод. Так часто бывает в наших краях.
Он не пошевелил и пальцем. Раздался легкий хлопок, потом треск, и пламя побежало по сухим поленьям в камине. Вспыхнуло сразу, весело и сильно, словно огонь только того и ждал.
– Я уже видел этот фокус, – пробормотал Меркурьев.
– Нам привычнее с огнем, – пояснил Кант. – Мы жили, а рядом горел огонь – свечи, камина или печки.
Он протянул к камину сухие ладошки.
– Итак, девушка, – продолжил он задумчиво. – Она здесь, и она хранительница дома. Видите ли, мои юные друзья, сей дом не просто помещение под крышей. Это обиталище. На этом месте дом был всегда. Он неоднократно перестраивался, но я запомнил его именно таким. И его нужно сохранить, чтобы не произошли фатальные и трагические изменения. Мы со своей стороны тоже прикладываем усилия, но этого мало. Вам также придется приложить.
– Мы бы приложили, – сказал Меркурьев. – Если бы знали к чему.
– Нужно найти хранительницу и оберег. Соединенные вместе, они выправят положение. Точнее, даже не положение, а некий наметившийся перекос.
– Я ничего не понял, – признался Меркурьев.
– Как ее найти? – спросила Мура.
– Положение хранительницы передается по наследству, – сообщил Кант, пожалуй, печально. – Это единственное, что я могу сказать. Ищите наследницу дома.
– Подождите, – перебил философа Меркурьев. – Наследницу? Дочь Захарыча, что ли?
– Возможно.
– Но она живет в Москве уже тридцать лет!
– Откуда ты знаешь? – прошипела Мура.
– Оттуда, что Захарыч ее тоже ищет и найти не может.