Сметенные ураганом

– Хотела бы я знать, у кого есть на них деньги…

– Они не пустуют, поверьте.

– Ничто не ново под луной! – изрекла Вера Евгеньевна. – Я помню, после войны открылось несколько коммерческих ресторанов. Там было все, и без карточек, но только очень уж дорого.

– Ты еще НЭП вспомни, – покачала головой Галина Адамовна.

– НЭП я, конечно, не помню. Но по телевизору говорят, что открытие кооперативов – это возрождение НЭПа, и теперь НЭП считается вроде как прогрессивным. И еще говорят: если бы Ленин не умер, эту политику не прикрыли бы.

– Вы абсолютно правы, Вера Евгеньевна. Жаль, Владимир Ильич прожил так недолго. Еще говорят, что в последние годы наш вождь сильно болел, был практически парализован. И как у него хватало сил писать свои статьи, управлять такой большой страной из Горок!

Свете показалось, что одна она заметила иронию в словах Шереметьева.

– Да, а Сталин, придя к власти, совершенно искривил ленинскую линию! – горячо заявила старая биологичка.

– Полностью с вами согласен, – с серьезной миной кивнул Юрий. – Ленинская линия была значительно прямее.

Заметив изумленно распахнутые глаза Мани, он, наконец, унялся.

– Простите, милые дамы, мне позволено будет выйти на лестницу покурить?

– Кури на кухне, Юрочка, – разрешила тетя Поля.

Спустя пару минут, собрав грязные тарелки, Света направилась вслед за ним. Присев на подоконник, Шереметьев курил под открытой форточкой.

– Зачем вы паясничали? – поинтересовалась она, ставя стопку тарелок в раковину.

– Не мог сдержаться. Они такие смешные со своей искренней верой в светлый ленинский путь, которым могла бы идти страна, да вот Сталин помешал!

– А вы в это не верите?

– Я верю в то, что человек сам кузнец своего счастья. И если каждый по отдельности добьется благосостояния – государство станет богатым и сильным.

– Так вы верите только в деньги? – презрительно скривилась Света.

– Не я это выдумал. Миром правит золотой телец.

– Неправда! Наша страна семьдесят лет жила другими идеалами!

– Чушь вы говорите. Идеалы были в документах съездов и пленумов, на страницах газет. А в жизни… Каждый хочет быть сытым и одетым, и не просто одетым, а одетым красиво и модно. Каждый мечтает иметь квартиру, машину и дачу. А заимев все это, мечтает о более просторной квартире, о новой машине. Не о садовом домике на шести сотках, а о просторном коттедже где-нибудь в районе Сестрорецка. Каждый мечтает разбогатеть. И всегда мечтал. Во все времена.

– Вы… – Свету возмутили эти слова, ей захотелось сказать что-нибудь обидное, но она не нашла ничего лучше, как брякнуть: – Вы – кооперативщик!

Шереметьев расхохотался:

– Вы констатируете факт или пытаетесь оскорбить меня? Так я не оскорбился.

– В нашей стране всегда все были равны. А такие как вы… Вы обворовываете народ!

– Пока еще ничего не украл, но… очень хочется. И о каком равенстве вы говорите, девочка? Может, ваша семья живет так же, как семья второго секретаря обкома товарища Улицкого? Я привожу вам в пример его, но, поверьте, есть люди и побогаче.

Света уже открыла рот, чтобы возразить, но задумалась. Действительно, равенство если и было когда-то, то давно прошло. А может, и не было его никогда? Бабушка говорила, в Смольном в блокаду чуть ли не зефир лопали…

– Так что, дорогая моя юная защитница коммунистических идеалов, равенства не было, нет и никогда не будет! Все это утопия. А вообще-то вы меня удивили. Не думал, что в такой хорошенькой головке найдется место для идеологической чепухи. Лучше бы вы думали о нарядах и кавалерах.

– Какие кавалеры? – раздраженно отмахнулась она.

– Что, трудно приходится? – вдруг спросил Юрий участливо.

Света удивленно взглянула. Синие глаза смотрели на нее серьезно и доброжелательно.

– О чем вы?

– Трудно одной с ребенком?

– Я не одна, но… – Она вздохнула. – Конечно, нелегко.

– Ничего, вы сильная и энергичная, обязательно справитесь. Это пока ребенок маленький тяжело, потом станет полегче.

Она улыбнулась, снова слегка кокетничая:

– Оказывается, вы умеете нормально разговаривать. Почему вы постоянно паясничаете? Что это за манера у вас, будто граф какой на сцене?

Он рассмеялся:

– Фамилия обязывает. Пытаюсь соответствовать.

– А вы что, и правда, из графьев?

Юрий отрицательно покачал головой.

– Нет. Моя фамилия пишется с мягким знаком, а к вашему сведению, тот Шереметев, что раньше Петра с императрицей переспал, писался без такового.

– Вечно вы пошлости какие-то говорите…

– Это исторический факт. Роман Алексея Толстого в школе проходят, вы что, не читали?

Света и в самом деле не читала эту книгу. Ей она показалось скучной – стрельцы, бунты… Действующих лиц слишком много. Но фильм она смотрела и сейчас вспомнила мерзкую рожу графа, треплющего по плечу будущую императрицу.

– Не очень симпатичный был у вас предок, – высказалась она.

– Повторяю – не предок. Я вам объясню про этот мягкий знак, наверняка вы не знаете… Крепостные крестьяне не имели фамилий, то есть родового имени. Писалось: Ефим, Петров сын, крепостной графа Шереметева. А после 1861 года бывшим крепостным потребовались фамилии. Кто-то стал писаться по прозвищу, кто-то по имени отца, а некоторые – по фамилии прежнего барина. Но чтобы не путать черный люд с господами, фамилию немного видоизменяли. В данном случае – Шереметьев, то есть принадлежавший Шереметеву.

– Так вы из крепостных… – насмешливо протянула Света.

– Тешу себя надеждой, что во мне течет несколько капель голубой крови. Господа ведь частенько улучшали крестьянскую породу…

Она отметила про себя, что это похоже на правду – уж очень гордая у него осанка и породистое лицо.