– Здравствуйте, – ответил Исаенко, представился сам и представил своего помощника. – А вы, по всей видимости, Сан Саныч?
– Да, – ответил Сан Саныч, удивлённо приподняв брови над очками, отчего его лицо приняло весьма комичное выражение.
Исаенко объяснил причину их визита и спросил:
– Не могли бы вы что-либо сообщить о том дне, девятого декабря прошлого года, а точнее, вечере и ночи с девятого на десятое декабря? Возможно, что-то необычное бросилось вам в глаза и запомнилось? Постарайтесь вспомнить, пожалуйста.
– Девятое декабря, девятое декабря, – стал повторять консьерж, напрягая память. – Что у нас было девятого декабря? Так, накануне, восьмого у меня был выходной. А что было восьмого декабря? – Он словно разговаривал с кем-то, задавая вопросы и отвечая на них же. – Ах да, точно. Восьмое декабря ничем не выделялось. Зато десятого мы с супругой ходили в театр. И я, помню, поделился с ней мнением, возмутился, так сказать, что один из наших жильцов слишком часто устраивает ночные пирушки, беспокоит соседей, и нам, консьержам, покоя не даёт: посреди ночи приходит, посреди ночи уходит, водит разных девиц, кутит с ними до утра. А в ту ночь от него вообще покоя не было. Приехал, как обычно, за полночь, с ним девица одна, высокая, смазливая. Он её чаще других приводил. Раньше, бывало, и дружок его являлся с подругой. Но что-то давно его не видно. Игорь этот сам теперь гуляет. Так вот, приехали они уже за полночь, поднялись наверх. А потом, прошло всего пару часов, они уехали, даже утра не стали дожидаться. Выходили тихо, почти бесшумно. Я как раз задремал, а тут лифт прибыл, я и проснулся. Гляжу спросонок, понять ещё ничего не могу. А он, Игорь-то, девицу ту чуть ли не на руках несёт. Это же надо, такая молодая, а меры не знает – так напиться! Ну, думаю, теперь уже никто не придёт, можно вздремнуть часок-другой до утра. Так нет же. Игорь этот ещё потом вернулся под утро. Грюкнул дверями и промчался мимо, злой такой, растрёпанный. Я ещё подумал, не подрался ли с кем. Вот беда-то беда, как же можно так непутёво жить?! День с ночью попутают: ночь гуляют, потом полдня отсыпаются, и опять в блуд. Конечно, как тут не озвереть, от жизни такой, когда порядка никакого, дисциплины никакой?!
Он умолк и только качал головой.
– Скажите, Сан Саныч, а вы уверены в том, что всё именно так и было? – спросил Исаенко. – И в том, что это было не в какой-нибудь другой день, а именно в тот? Ведь столько времени прошло, вполне возможно ошибиться.
– Нет, Витальич, ничего я не ошибся, – твёрдо ответил Сан Саныч. – Память у меня, слава богу, в порядке. А то, что я события смог восстановить, так у меня метод есть свой. Я ориентируюсь относительно тех или иных памятных дат в своей жизни. К примеру, день рожденья чей, или поход в театр, или получка пенсии, или ещё чего. Вот я и привязываю одни события к одним датам, другие – к другим. Иногда в блокнот могу записать. Но тут и записывать ничего не надо. Так как я хорошо помню, что мы с супругой в театре были десятого, у нас в этот день юбилей свадьбы. А накануне этот ваш Плетнёв, или как там его, всю ночь мотался туда-сюда. Так что можешь не сомневаться, Витальич, я верно всё говорю.
– Дело в том, что ту самую высокую смазливую девицу убили, – сказал Исаенко, – возможно, в тот же вечер. Во всяком случае, в тот день её в последний раз видели живой.
– Ах ты, горе-то какое, – Сан Саныч покачал головой. – А чего же только сейчас ищите?
– Так недавно только обнаружили её, – ответил Исаенко. – Спасибо вам, Сан Саныч, за помощь. Вот моя визитка, позвоните, если ещё что-то вспомните или захотите добавить.
И Борис Витальевич протянул консьержу свою визитную карточку.
– Можно ещё вопрос? – спросил он.
– А чего же нельзя? Можно. Задавай, – ответил Сан Саныч.
– Как бы вы охарактеризовали Игоря Плетнёва? – спросил Исаенко. – Вы ведь давно здесь работаете? Знаете, наверное, всех жильцов?
– Как охарактеризовать? – сказал Сан Саныч и поправил очки на носу. – Весьма неприятный, хамоватый, самонадеянный тип. Таких сейчас много, особенно среди молодёжи. Но самое неприятное в нём то, что он считает себя лучше и выше других. Никого не уважает. Нас, обслугу, вообще за людей не считает, мы для него люди третьего сорта, если не хуже. Обслуга, одним словом. Вот, пожалуй, и вся характеристика.
– Да, не лестные отзывы, – сказал Скворцов. – И уже не впервые.
– Ну что ж, на сегодня, пожалуй, достаточно, – сказал Исаенко, но опять обратился к консьержу: – Скажите ещё, Сан Саныч. Я тут у вас видел камеры, – и он обвёл взглядом верхние углы и потолки. – Как называется организация, которая обеспечивает безопасность вашего дома и, соответственно, устанавливала камеры видеонаблюдения?
– Они называются «Оберег», – ответил консьерж, заглянув перед тем в блокнот.
– Ещё раз спасибо вам, Сан Саныч, – поблагодарил Исаенко и распрощался с консьержем.
– С такими людьми в особенности надо дружбу водить, – сказал он Скворцову, когда они возвращались обратно в отделение. – Ты видишь, сколько информации за два дня, и всего от двух людей! Это же успех, прорыв! Теперь бы нам достать веские доказательства, и дело в шляпе, Плетнёв не отвертится, и никакие адвокаты его не спасут. А помочь нам в этом смогут в «Обереге». Теперь нам надо посетить эту чудо-контору и попросить у них план размещения камер в доме и записи со всех источников за девятое и десятое декабря. Пока удача на нашей стороне, надо пользоваться моментом.
Он набрал на телефоне номер и стал ожидать ответа.
– Алло, Володин, это Исаенко Борис беспокоит, – сказал он в трубку. – Окажи услугу, пробей-ка мне адрес организации «Оберег». Занимается обеспечением охраны и безопасности. Да, жду.
Через несколько минут Володин перезвонил и продиктовал адрес «Оберега».
– Спасибо, дружище, выручил, – ответил Исаенко. – Я в долгу. Всё, до связи.
Затем он обратился к Скворцову:
– Так, есть адрес, поехали. Это, правда, на другом конце Киева. Ну, ничего не поделаешь, надо ехать. И так много времени уже потеряно.
– А я и не возражаю, – ответил Скворцов. – Работать с вами, Борис Витальевич, бесценный опыт. Едем.
* * *
Прибыв в «Оберег, коллеги столкнулись с проблемой. Им наотрез отказались давать какую-либо информацию без официального запроса, и уж тем более, показывать записи с видео камер. Не помогло ни удостоверение следователя, ни аргументы, что ведётся расследование тяжкого преступления. На все просьбы и требования им отвечали:
– Извините, мы не имеем права без официального запроса или особых распоряжений давать какую-либо информацию. Речь идёт о частной жизни жильцов элитной высотки и об их безопасности. Будет официальная бумага, приезжайте, мы предоставим все данные. А пока что, извините.
– Вот и отвернулась от нас фортуна, – сказал Исаенко, когда они вышли на улицу, – даже за хвост её как следует не успели подержать. Ладно, чёрт с ними. Один хрен, получим то, за чем приходили. Пусть не сегодня, пусть с их чёртовой писулькой, но достанем. Ишь ты, частную жизнь жильцов они оберегают!
Исаенко ещё долго ругался и чертыхался, до самого метро. Скворцов тоже был раздосадован. Он так надеялся уже сегодня иметь на руках возможные доказательства вины Плетнёва.
– А где мы возьмём этот официальный запрос? – спросил он.
– Где-где? У начальства нашего, разумеется, – буркнул Исаенко. – Придётся сегодня идти на поклон и представлять наши с тобой соображения по этому делу. И, если Симоненко посчитает наши подозрения резонными, тогда, возможно, он и согласится дать этот самый запрос. Но тогда ждать придётся не меньше недели, а то и больше. Вот чёрт!
Он снова выругался.
* * *
По возвращении в своё отделение, Исаенко сразу же отправился к полковнику Симоненко и сообщил ему всё, что им со Скворцовым было уже известно по делу Ксении Бондарь.
– Я предполагаю, что всё произошло так, – сказал он: – Плетнёв несколько месяцев состоял в интимной связи со стриптизёршей Ксенией Бондарь, с которой он познакомился в клубе «Игуана», где и работала Бондарь. В тот вечер, девятого декабря 2008 года, он, как обычно, привёз девушку в свою квартиру, где вскоре, ночью задушил её. Возможно, это произошло случайно, во время полового контакта. Говорят, он любитель экстремального секса. Так что вполне может оказаться, что он просто увлёкся во время сексуальных игр и не рассчитал силы. Или же между ними могла вспыхнуть ссора, и Плетнёв совершил убийство в порыве ревности или гнева. В любом случае, когда он опомнился, было уже поздно: его подруга была мертва. Поэтому ни к какому дому он её не подвозил и не высаживал у подъезда, что также подтвердили соседи из дома, где проживала Ксения Бондарь: никто не видел и не слышал, чтобы в это время к подъезду подъезжал автомобиль. Плетнёв же избавился от трупа, вывез его за пределы города и бросил недалеко от трассы. Наши предположения основываются на показаниях свидетелей и знакомых покойной, а также на характеристиках, данных Плетнёву теми же людьми. И мы с моим помощником предполагаем, что на видео с камер наблюдения мы сможем найти подтверждение всех наших предположений и подозрений, или хоть какую-нибудь зацепку. Понимаете, товарищ полковник, этот Плетнёв не простой тип, поэтому, прежде чем предъявлять обвинения, нам необходимо иметь на руках неоспоримое доказательство его вины.
Симоненко внимательно выслушал следователя, а потом спросил:
– Слушай, Исаенко, ты всерьёз полагаешь, что тебе удастся прижать этого самого Плетнёва? Господи, да ведь это же дело яйца? выеденного не сто?ит. Очередное дело об убийстве очередной потаскушки! Да мало ли, кто её задушил, где и за что. А ты собираешься на уважаемого человека «мокруху» повесить?! Да нас же засмеют, курам на смех поднимут. – Он наклонился вперёд. – А ты знаешь, как работают адвокаты у таких людей? Они, как пираньи, вгрызаются в тебя, и не отпустят, пока не обглодают до костей!
– Вот поэтому нам и нужны эти записи, – не отступал Исаенко, – я надеюсь найти в них прямые доказательства.
– Борис, зачем тебе это надо? – спросил полковник по-дружески. – Ведь это дело не принесёт тебе ни славы, ни почёта. Только, если ты и вправду прижмёшь этого Плетнёва.
Он посмотрел на решительно настроенного Исаенко.
– Ладно, дам я тебе этот запрос, – сказал он, уступив, наконец. – Только смотри, не говори потом, что я тебя не предупреждал. Это же надо, выдумать такое, искать убийцу проститутки!
– Не проститутки, а стриптизёрши, – упрямо поправил Исаенко.
– Ну, стриптизёрши, один чёрт! – выругался Симоненко. – Они все одним миром мазаны. Лёгкого заработка ищут, а потом находят их пачками на обочинах: то задушенных, то с перерезанным горлом. А ты ищи, расследуй, кому не угодила. Только время зря на них проводи!
– Разве важно, кто это: проститутка, стриптизёрша, бухгалтерша или студентка? – возразил Исаенко. – Главное – человек. Они все равны перед богом, и никто не заслуживает такой смерти.
– Ой, оставь ты эти речи свои, – вскипел Симоненко. – Они, профурсетки эти зелёные, лезут сами на мужиков, выбора им не оставляют, а потом рыдают, мол, изнасиловал. А нам разбирайся потом, расследуй, оправдывай их, этих шалав сопливых. А кому-то, может быть, жизнь потом сломали ни за что, или покалечили за зря.
Всё это время полковник писал, не прекращая ругаться и чертыхаться, а Исаенко стоял поодаль и молча выслушивал нарекания и упрёки. Он знал характер своего начальника и сейчас просто терпеливо ждал, пока тот закончит.