Звёздный час

На "Клён" Вира попала недавно. Но теперь, после нескольких рейсов, он стал для неё родным домом. И она уже не мыслила себя без этого красавца звездолёта и его командира Германа Далинского. Приняв Виру в качестве знающего специалиста, командир очень помог ей первое время, когда было особенно трудно осваиваться с новыми обязанностями. Вира умела быть благодарной людям, крепко привязывалась к друзьям и теперь очень радовалась, что вместе с Далинским ей придётся работать на "Клёне" может быть всю свою жизнь.

Но "Клён" ей нравился ещё и потому, что командовал им этот человек. Только совсем недавно Вирия поняла, что она любит Германа Далинского. Любит очень сильно, как ей казалось. Это была её первая настоящая любовь. Она не могла еще полностью разобраться во

всех своих чувствах и боялась признаться в этом даже самой себе.

Командир представлялся девушке очень смелым, мужественным человеком, благородным и сильным, на плечах которого лежала вся ответственность за корабль, за членов экипажа, за неё, Виру, и за выполнение поставленных задач; который умел находить выходы из, казалось бы, самых безвыходных ситуаций. Всегда немногословен, молчалив, часто задумчив, он редко улыбался. Но у него была обворожительная улыбка. Вообще, командир внешне немало привлекал Виру: высокий рост, бледное, с чёткими правильными чертами лицо, чёрные густые волосы с седыми прядями на висках, чёрные прямые брови и огромные выразительные тёмно-карие глаза. Вира всякий раз не могла оторваться от этих глаз. Невероятной глубины, они так пронизывали всё её существо, что ей становилось не по себе. Но за тяжёлыми веками с длинными чёрными ресницами в них чаще всего можно было прочесть грусть.

Вира знала, что Герману Далинскому около сорока лет, что он имел семью: жену и сына, и что жена оставила его недавно. Герман вместе с ней работал на исследовательском звездолёте. Они занимались изучением новых, только что открытых галактик. Однажды, при

анализе образцов, взятых на одной из планет, были допущены грубейшие ошибки, из-за которых сорвалось на длительный срок освоение. Виноватых ждало суровое наказание. В их число входила и жена Германа.

Далинский, чтобы как-то помочь ей, принял вину на себя. Жена не стала возражать и даже вроде обрадовалась этому. Она не огорчилась и когда мужу пришлось оставить исследовательские полёты, и, вроде бы, в самом деле поверила, что Герман виноват в их

неудачах.

Далинский перевёлся на транспортник, редко стал бывать на Земле. Связаться с домом случалось нечасто. Жена избегала встреч с ним, видимо, они были ей неприятны. А потом, во время одного из Звёздных Часов, она сообщила Герману, что уходит от него. Он молча

выслушал, не сказал ни слова. С тех пор они больше не виделись.

Сын Далинского работал монтажником на спутнике Юпитера. Он все время находился в недрах космического тела, и отец почти не мог общаться с ним. Поэтому в Звёздные Часы Герману устраивать свидания было не с кем. Он кратко сообщал все важные сведения, получал очередные задания и покидал узел связи, уходил в командный отсек или к себе, в помещение для отдыха.

На станциях Далинского считали опытным звездолётчиком и надёжным человеком. Знали, если летит Далинский, груз будет доставлен в срок и наилучшим образом. Только один раз он опоздал из-за поломки в корабле, которую пришлось устранять в полёте. Этот рейс чуть не оказался для него последним, но об этом так никто и не узнал.

Если было нужно, Герман без лишних слов выручал исследователей. Случись необходимость, в любую минуту мог помочь человеку. Но к людям он относился по-разному. Для друзей всегда находил нужные, добрые слова. Друзья его оставались друзьями на всю жизнь. Он не понимал дружбы периодами – сначала с одним, потом с другим. Слабость в людях Далинский умел прощать. У него самого бывали такие минуты, когда он срывался. Но Герману удавалось скрывать это от людей. Если же человек оказывался пустым и мелочным, способным предать во благо своей драгоценной шкуры, Герман замолкал, не пытаясь что-то говорить, объяснять ему. Он не мог найти слов для общения с такими людьми и просто уходил в сторону.

Вира и Александр радовались, что во время Звёздного Часа командир давал им полную свободу, как говорится, не стоял над душой. При нём они бы смущались, чувствовали себя скованно. Александр же изощрялся как только мог в рассказах о своей лётной жизни, болтал

без умолку, часто сильно приукрашивая события. Он слыл мастером на анекдоты и всякого рода шуточки.

Астронавигатор Александр Лоре был третьим членом экипажа "Клёна". Он только что закончил школу звездолётчиков и начал летать на этом корабле. Шурик с детства мечтал о космосе, о неизведанных галактических просторах, об открытиях новых миров, подвигах и

опасностях. Он даже огорчился, попав на транспортник. Ему представились однообразные, нудные прогулки между давно изученными и освоенными звёздами. Никаких тебе приключений и неожиданностей.

Александр имел лёгкую, мечтательную натуру, постоянно придумывал разные истории и удивительные ситуации, главным участником которых был он сам. Шурик мнил себя героем-первооткрывателем, командиром отважного звездолёта-первопроходца, несущегося к

неизвестным далёким мирам, и что в него влюблены все женщины экипажа, а на земле его ждёт самая прекрасная девушка вселенной. Но, естественно, о своих мечтаниях он никому не рассказывал.

Только когда "Клён" обнаружил Феллу с её невиданной доселе жизнью, Шурик успокоился, и работа не стала выглядеть для него в таком мрачном свете. Тем более, что командир совсем не казался ему безразличным сухарём, интересующимся только банальными заботами об очередном рейсе и грузе. Лоре чувствовал в нём стремление к чему-то другому, более значительному. Что-то привлекало его в командире, в его задумчивости и уверенности в себе.

С появлением этого навигатора, на звездолёте сразу установилась атмосфера шуток и смеха. Он умел смеяться даже в самых серьёзных ситуациях.

У Александра были русые волосы и светло-серые с хитринкой глаза. Ещё Александр писал стихи. Он не знал, откуда у него эта способность. Она появилась недавно и стала потребностью и помощницей в его мечтах. Лоре сочинял стихи обо всём и по любому поводу. Щедро посвящал и дарил их своим друзьям. Но сочинял только для себя и для них, ни о чём более серьёзном даже не задумывался. Его стихи были открытые, порывистые, даже шальные, не всегда правильные. Он писал их почти за один присест и рассказывал в них о своих чувствах ко всему окружающему, раскрывал всю широту своей немного наивной и восторженной души. Только в стихах иногда можно было угадать, о чём он мечтает.

Став летать на "Клёне", Александр много стихов посвятил Вирии. Восторгался ею как отважной звездолётчицей и обаятельным человеком. С юмором относился к её профессии контактёра.

Он влюбился в Виру с первого совместного полёта. Но он также знал о её любви к командиру и не претендовал ни на что, наоборот, помогал ей, сочувствовал, утешал. Она часто обращалась к нему за советами. Александр хотел только одного, чтобы Вире было хорошо.

С Лёликом у него сразу установились дружеские, даже панибратские отношения. Робость при общении с жителем другой цивилизации быстро исчезла из общительной души навигатора. Он считал, что, каким бы ни был инопланетянин, какой бы внешний вид не имел, всё равно в итоге это должно сводиться к понятию "ЧЕЛОВЕК" с большим разнообразием его отличительных черт.

– Все мы – жители вселенной, – объяснял он. – Во всех нас пересыпается одна и та же космическая пыль. Скоро мы все перемешаемся в галактических пространствах, как давно перемешались люди на нашем земном шарике.

"Клён" был уже далеко от родной солнечной системы. Каждый член экипажа ежедневно нёс свою службу: занимался повседневными делами, наблюдая за медленным изменением расположения созвездий.

Первое время полёта Лёлию категорически запрещалось покидать свой отсек, как это было в полёте с Феллы к Земле. Но сейчас вскоре ему разрешили выходить. И теперь он мог уже свободно разгуливать по всему звездолёту, немало мешая передвижению астронавтов. Так как, где появлялся Лёлий, там пройти становилось затруднительно. А сидеть на одном месте ему не нравилось. Это оказался на удивление общительный пассажир, которого всё время тянуло к людям. Где был экипаж, там был и Лёлий.

Вот и сейчас он растянулся вдоль всего экрана переднего обзора и поблёскивал голубоватым светом в неярком освещении отсека отдыха. Можно было подумать, что Лёлик наблюдает за звёздным пространством.

– Посмотри сюда, Вира, – Александр показал на экран. – Видишь едва заметную неясную точку в правой стороне? Это Алансолярий.

– Скоро будем на месте. А то наш Лёлик, наверное, очень скучает по родине.

– Ещё несколько дней, и мы увидим свои старые следы в зелёной пыли Феллы. Интересно, узнала бы ты их? Я бы наверняка! Я отлично помню как топтался около того дурацкого камня, когда Лёлик загородил мне дорогу.

– Правда! Ты тогда здорово испугался, боялся даже близко подойти к нему. Но ты ещё был в лучшем положении, всё же предполагал встретить что-то необычное. А бедный Лёлик! Каково было ему, когда он увидел тебя на своей родной матушке-планете. Наверное, чуть с

ума не сошёл. Правда, Лёлик?

Лёлик перекатился на середину комнаты и занял всё пространство от стены до стены.

– Не обольщайтесь, – раздалась мелодичная музыка. – В первый момент я вас вообще не воспринял как разумных существ и не обратил на вас никакого внимания. На нашей планете их появление было в принципе невозможно. А ваших следов на Фелле давным давно и след

простыл. У нас бывают очень сильные бури, сметающие все начисто и перетряхивающие планету, как старый грязный половик.

– Ишь ты! Ничего, скоро мы оставим там много следов. В результате обмена дружескими визитами!

Свет в отсеке вспыхнул ярче, а экраны сначала потускнели, а затем совсем погасли. Вместо чёрных провалов появились стены комнаты.

В отсеке для отдыха было очень уютно. Кругом домашняя, привычная на Земле, обстановка. У входа висела картина с морским пейзажем. Лучи заходящего солнца заливали своим золотым светом берег моря. Эту картину повесила здесь Вира.

– Это место на Земле самое красивое? – спросил её Лёлий.

– Наверное нет, Лёлик, но это моя родина, и я сейчас от неё, как и ты от своей, очень далеко.

– Вира, а ты могла бы навсегда остаться здесь, в космосе, не возвращаться совсем на Землю? – Александр посмотрел на морской пейзаж. – Я бы смог. По-моему, нет ничего прекраснее и таинственнее этого звёздного пространства, даже наша маленькая планета, на

которой давно всё изучено. Скоро мы не будем считать своей Родиной какой-то клочок земли. Ею для нас станет вся вселенная.

– Нет, Шурик, человека всё равно всегда потянет к тому месту, где он появился на свет, где осталась его семья, куда он постоянно возвращается в своих воспоминаниях. Ты слышал что-нибудь о ностальгии… Но, ты знаешь, я бы осталась на всю жизнь в космосе. Я бы могла быть где угодно, лишь бы вместе с вами.

– Лишь бы вместе с Далинским, – хитро уточнил Александр.

– Да.

– Счастливый он человек. Его любит самая лучшая девушка Земли. Ах, если бы меня так любили! Я бы, кажется, горы свернул… я бы ночь в день превратил… я бы новую звезду зажег…

– Шурочка, милый, он мне дороже всех. Я бы не смогла теперь дня прожить на Земле, если его там нет. Без Германа мне Земля кажется какой-то пустой. Я бы жизнь отдала за него, не задумываясь. А тебя, Шурик, полюбит самая лучшая девушка, я тебе обещаю.

– Не обещай. Не полюбит.