Весенняя ловушка

– Несчастный случай, Михаил Петрович. Без вашей помощи никак не обойтись.

– Кто? – обеспокоено спросил Захаров.

– Проезжий.

Захаров, без лишних слов, на ходу выдернув из пачки синие смотровые перчатки, быстро вышел из кабинета вслед за девушкой. Не теряя времени даром, он распахнул дверь автомобиля. Пары секунд ему хватило, чтобы оценить обстановку.

– Когда жгут наложили? – спросил он, обернувшись на Василису. Она растерянно пожала плечами. Пол часа? Час? Она не смотрела на часы.

– Минут сорок, – вместо нее ответил Марат, очнувшись, то ли ото сна, то ли придя в сознание и подтянувшись руками за спинки сидений, сел.

– Нормально. Ногу чувствуешь? – спросил Захаров, пытаясь нащупать узел на жгуте. Свернувшаяся кровь потемнела и склеила в одно месиво белый шарф и ткань брюк. На светло-бежевой кожаной обивке заднего сиденья под раненной ногой расползлось обширное, бурое, липкое пятно.

– Каталки нет. Мы сейчас тебя попробуем вытащить из машины и довести до кабинета. Помогай нам, как можешь, – Захаров протянул Марату руку.

Вдвоем, Василиса и Михаил Петрович поддерживая Марата с обеих сторон зашли в медчасть. Захаров распахнул перед ними последнюю дверь. Посреди кабинета стоял высокий медицинский стол, обтянутый серой виниловой кожей. Вдоль стены вытянулись белые шкафчики со стеклянными дверками и с множеством стеклянных же полочек внутри. Большая часть полочек сияла пустотой.

– Не уходи, вдруг помощь твоя понадобиться, – велел Михаил Петрович Васе. Она осталась, несмотря на огромное желание сбежать. Вдвоем они помогли Марату устроится на столе. Захаров с помощью медицинских ножниц срезал то, во что превратились брюки, с раненой ноги Марата и внимательно осмотрел рану.

– Нормально, жить будешь. Даже с двумя ногами. Василиса, ступай в мой кабинет, принеси из шкафа две бутылки физраствора, стойку для капельницы и систему для вливания. А вам молодой человек, сейчас я обколю ногу новокаином. К сожалению, это единственное обезболивающее, что есть в этой больнице. Очищу и заштопаю вашу рану. Шрам, наверняка, будет безобразный, но ничего лучше в этих условиях я предложить не могу. Итак, вы согласны на медицинское вмешательство?

– Конечно, согласен, делайте свою работу, доктор, – ответил Марат, и обессилено откинул голову на кушетку.

Василиса принесла стойку и в стремлении, как можно больше помочь, неуклюже потянула дубленку Марата за рукав, пытаясь освободить локтевые сгибы для капельницы.

– Помоги мне сесть, я сам способен раздеться. У меня всего лишь рана на ноге, руки прекрасно работают, – раздраженно сказал Марат. Василиса досадливо отступила.

– Знаете что, многоуважаемый Марат, я виновата в том, что произошло с вами, но сейчас я пытаюсь вам помочь, но ваша грубость очень этому препятствует. И не переживайте за свою машину, я хорошо зарабатываю и оплачу любую чистку салона вашего автомобиля.

– Кровь невозможно очистить от кожи на сиденье, – устало ответил он, снимая с себя дубленку, оставаясь в одной тонкой бледно-голубой рубашке. Не обращая внимания на пятна крови на ней, он закатал рукав и протянул жилистую руку Захарову, позволяя ввести себе в вену иглу.

Михаил Петрович плечом отодвинул растерянную Василису от стола. Разложил на металлическом столике на колесиках все необходимое. Тихонько насвистывая себе под нос незатейливый мотив, он несуетливо принялся за работу. Новокаин почти совсем не помогал как обезболивающее средство и на каждое новое движение доктора Марат сжимал челюсти так сильно, что был слышен скрежет его зубов.

Василиса присела на кушетку в углу, вцепившись руками в ее край, борясь с нахлынувшей тошнотой, широко открытыми глазами наблюдала, как доктор, широко раздвигая пальцами края раны, живо шарит там пинцетом, отделяя от живой плоти окровавленные обломки сломанной ветки и отправляет их в кювету. Первый раз за всю свою жизнь она столкнулась с такой болью. И пусть больно сейчас не ей, а другому, совсем чужому человеку, но осознание того, что она причина этих страданий, наполнили ее рассудок такими душевными переживаниями, что сознание не выдержало и погрузилось в спасительную тьму.

– Вот и славно, пусть полежит, – проговорил Захаров, заметив краем глаза, что Василиса аккуратно завалилась на бок. – Тебе бы тоже не помешало потерять сознание, – обратился он к Марату. – Замечательный естественный наркоз. Хотя, должен признаться, ты неплохо держишься. Боевые действия?

Марат не без труда расцепил зубы:

– Да. А вы где наловчились шить на «живую»? Там же?

– Не совсем, – ответил Захаров. – Но мы сейчас не будем об этом говорить. Немного осталось, потерпи.

Василиса очнулась от резкого запаха. Мотнув головой, пытаясь от него избавиться, она стукнулась затылком обо что-то твердое, ойкнула, открыла глаза.

– Ну, вот и отлично, сейчас чайку горячего попьем, – перед ней стоял Михаил Петрович, помахивая у нее перед носом ваткой пропитанной нашатырем.

– Все, уберите нашатырь, я в норме. – Василиса села, огляделась. Она все там же, в кабинете медчасти. Только Марат не лежал, а расслабленно сидел на столе, свесив ноги, раненная нога, отмытая, туго перебинтованная уже не пугала зияющей раной и Василиса с облегчением выдохнула.

– Я долго была без сознания? – поинтересовалась она.

– Что ты, совсем чуть-чуть, – переглянувшись с Маратом, ответил доктор.

– Я, пожалуй, пойду, – протянула она, медленно вставая, стараясь ни кого не смотреть. – У меня дел невпроворот.

– Каких дел, Вася? Ты же в отпуске, – удивился доктор.

– Вася? – Марат насмешливо приподнял черную бровь. – Тебя зовут Вася? Как кота?

– Василиса меня зовут, – огрызнулась Вася, разглядывая свой пуховик. Засохшая кровь Марата выделялась на нем яркими пятнами. – Приятно было повидаться. Всем до свидания. Меня ждет большая стирка.

– Боюсь, что не всем, – громко сказал Михаил Петрович. – В здании нет отопления и оставаться здесь нельзя. Ночью будет минусовая температура.

– И что? – Девушка подозрительно прищурила зеленые глаза.

– Человеку надо прийти в себя. Ему нельзя сейчас садиться за руль и ехать несколько часов до ближайшей приличной больницы. Ему требуется уход и присмотр.

– И что? – повторила Василиса. Она никак не могла взять в толк, что он нее хотят.

– Я переночую у тебя, – рубанул Марат.

– Не-е-ет, – покачала головой девушка, пытаясь через силу улыбнуться. – Вы не будете у меня ночевать, а я не буду за вами ухаживать.

Замызганую машину Василиса остановила перед воротами. Их не открывали пару лет и они, прогнувшись, упирались створками в стылую землю. Недовольная тем, что не смогла отвертеться от навязанного жильца, она демонстративно не сделала ни единой попытки помочь Марату. Ему пришлось, помогая себе костылем, идти десяток метров самому по скользкой дорожке от джипа до крыльца Василисиного дома.

Девушка первым делом бросилась топить печь. За день она остыла, в доме стало неуютно от пробирающей до костей сырости деревянного сруба.

Старый дом, доставшийся Василисе по наследству от деда, был разделен на две части огромной выбеленной русской печкой и примыкавшей к ней одним боком небольшой ванной комнаты, в которую можно было попасть сразу из прихожей. Вторая дверь вела в правую часть дома, где по правой же стенке, пристроилась небольшая кухня. Под большим окном, смотрящим на улицу, стоял стол. Слева от стола, почти на четверть комнаты растянулся широкий диван, застеленный теплым черно-белым пледом на который и опустился Марат, едва зайдя внутрь. Дверь слева открывала большую комнату с двуспальной кроватью и с огромным трехстворчатым шкафом с дверками украшенными тонкой резьбой. Дубовый комод с примостившимся на нем телевизором завершал обстановку. Василиса ничего здесь не меняла после смерти деда. Все эти вещи напоминали ей о долгих летних днях, проведенных здесь, когда она была ребенком. Новая, современная бытовая техника легко вписывалась в деревенский дом. Дед обожал прогресс и отлично разбирался в новых гаджетах. Прекрасно разграничивая действительно нужные вещи, типа микроволновки, от бытовой техники на один день, типа электрошашлычницы. Современные же технологии позволили провести в дом водопровод и соорудить ванную комнату с настоящей небольшой ванной, что было большой редкостью в таких деревенских домах. Дедушка, еще до болезни, сделал это, чтобы привыкшая к городским удобствам Василиса, чувствовала себя здесь уютно.

В этот дом она приезжала всегда одна. Муж деревенскую жизнь не любил, предпочитая проводить отпуск в других, более цивилизованных местах.

– Ты живешь здесь одна? – поинтересовался Марат с любопытством наблюдая, как она привычно ободрав бересту с березового полена, растапливает печь.

– Да, – коротко ответила Василиса. Ей не хотелось говорить. Ее все еще немного тошнило, и было отчего-то чуточку стыдно за старую мебель, за вышарканный пол, за закопченный чайник стоявший на печке и в котором она так любила заваривать летом чай со смородиновым листом. Она сама не понимала, отчего возникло это чувство перед незваным гостем. Может оттого, что он даже в старых джинсах, которые где-то нашел для него Михаил Петрович, в замызганной грязью и кровью рубашке, выглядел достойно и независимо. Тем хуже для него, усмехнулась про себя Василиса, пусть корчится от голода, если побрезгует есть из ее посуды, в чистоте которой она нисколько не сомневалась, а вот внешний вид тарелок из прошлого века оставлял желать лучшего. Старая керамика местами потрескалась, позолоченный орнамент стерся.

– Не желаете перекусить? – предложила она.

– Не сейчас. Я лягу здесь, – не спрашивая разрешения, а констатируя факт, проговорил Марат.

– Как вам будет угодно, мне все равно. Я принесу одеяло, – с преувеличенным равнодушием ответила Василиса. Достав из огромного шкафа одеяло и подушку, она небрежно бросила это на диван.

– Будьте как дома.

– Чем ты недовольна? – спросил он, увернувшись от подушки.

– Неужели это так трудно понять? – спросила она и тут же сама ответила, – Мой дом оккупировал незнакомый мужик!

– Ценю твою прямоту. Но, послушай, Василиса, – утомленно протянул Марат. – Для начала, давай перейдем на «ты». Нам предстоит провести вместе какое-то время и тебе будет проще, если ты станешь относиться ко мне не как к человеку, которому что-то должна и перед которым виновата, а как к случайному попутчику.