– Так что, есть отец?
– Не, нету. Спился.
– Понятно. Тем более пойду, по-соседски поздороваюсь.
Уже закрывая дверь, сосед, видимо, что-то вспомнив, крикнул напоследок: «В конце улицы иди аккуратней, там рядом коровник. Коров не сбей, ковбой».
Миша остался стоять на улице. В этом месте она была достаточно пустынна. Какая-то вялая жизнь начиналась метров через двести, которые нужно было пройти. Но у Миши после слов соседа окончательно пропали силы.
Ещё больше, чем собак, он ненавидел и боялся коров. До жути, до икоты. Мычащая в лицо корова напоминала дракона из фильма ужасов. Однажды в детстве мама оставила на улице маленького Мишу на каких-то пару минут, и они стали роковыми. К мальчику, сидящему на корточках в дорожной пыли, сзади незаметно подошла корова и лизнула его. На всю жизнь запомнил Миша это слюнявое, шершавое, омерзительное прикосновение. Когда мама вернулась, она нашла сына лежащим в обмороке.
После этого деревенская жизнь стала кошмаром. Спасало только то, что поголовье рогатого скота на их прежнем месте жительства было незначительно. И если Миша видел, что неподалеку паслась ко…, он просто обходил это место за километр. А тут выясняется, что целый коровник, главный коровник деревни находится в конце его улицы, по которой ему придется каждый день ходить в школу и за хлебом! Миша стоял и не решался сделать шаг в сторону магазина. «Черт побери эту деревню».
Наверное, он бы ещё так долго стоял, но вдруг в его в голове заиграла музыка. Когда-то он услышал её у соседей по телевизору, своего, несмотря на начало двадцать первого столетия, не было. Тогда под эту мелодию на сцене дружно и весело маршировали юные оловянные солдатики. И он сразу очаровался ею, запомнил, можно сказать, на всю жизнь. А потом, когда дорвался до древнего пианино в старом брошенном доме, то подобрал её на слух, и с тех пор она часто звучала у него в голове. Как призыв, как марш, как путеводная звезда. «Пам-пара-ра-рам-пам-пам-пам-па». В тот момент он еще понятия не имел про Петра Ильича Чайковского и «Щелкунчика». Миша был хоть и одарен музыкально, но о музыке не знал почти ничего.
Немного приободрившись, мальчик огляделся по сторонам, снова вспомнил о мечте вырваться отсюда и приказал себе: «Иди, иди, тряпка, трус!»
Оказалось, это совсем не страшно – просто иди вперед по пыльной проселочной дороге. Метров через двести улица, как и ожидалось, стала оживленнее. Из-за заборов, гогоча, выходили гуси, за ними, размахивая прутиками, бежали босоногие девчонки, топали, переговариваясь, бабы с ведрами, шатаясь, ковыляли мимо полупьяные мужики. Все были при деле, и мало кто обращал внимание на худенького паренька, торопливо семенившего по кромке дороги и глазевшего по сторонам. Иногда через отрытые окна деревянных домов доносились чьи-то неумелые потуги сыграть пассаж. Миша морщился, но в душе радовался, что, может, окажется так, что и конкуренции здесь у него не будет, и он с легкостью выиграет главный конкурс. От этой мысли он совсем повеселел и ускорил шаг. Он почти дошел до заветного поворота, когда его нагнал грузовик и засигналил прямо в спину. Миша от неожиданности бросился вперед и тут же увидел перед собой надвигающееся прямо на него стадо. Одновременно коров тридцать плотным клином надвигались на Мишу и захватывали в плотное живое кольцо. Мычание, казалось, разорвет барабанные перепонки, и бедное сердце не выдержит двухсот ударов в секунду. «Пампа рара…», – Миша пробовал начать про себя проигрывать спасительную мелодию, но она не помогала. Не хватало решимости взять себя в руки. Мишу накрыло чувство паники, и он в ужасе, закрыв глаза, закричал: «Мама!»
На обочине дороги, пропуская стадо, стояли два подростка с велосипедами. Они с любопытством наблюдали за сценой с Мишей.
– Лёх, смотри, больной какой-то на голову. Чё он орет?
– Не слышишь, что ли, мамкину сиську зовет.
– Что вы ржёте? Мальца сейчас коровы потопчут, – позади ребят оказался мужчина и дал одному из ребят подзатыльник. – А ну, расступись!
Он поднял с земли палку и, работая волнорезом, направился прямиком в глубину стада. – А ну, пошли, пошли отсюда, рогатые.
– Те чё, жить надоело? Малахольный! Хватит орать, – наконец мужик добрался до Миши и схватил его за рукав. – Стой теперь твердо, а то снесут и затопчут. Всхлипывая, Миша ухватился за руку своего спасителя. Так они стояли вдвоем, пока стадо коров, подобно течению реки, не прошло сквозь них.
Зрелище закончилось. Все, кто наблюдал за происходящим, как будто вспомнили, куда шли, и возобновили движение. Мальчишки на велосипеде, подъехав к Мише, поближе сделали вокруг него пару кругов.
– Дядь Вась, круто ты!
Дядя Вася поднял с земли авоську и засунул её Мише за ремень.
– Идти можешь? Куда ты шел? Рожа вся испачкалась. – Ладонью он вытер Мише слезы, оставляя на лице мальчика грязные разводы. Похлопал по плечу: – Считай, в рубашке родился, сучонок.
ГЛАВА 4
Первое, что он услышал, когда вернулся, были звуки музыки – кто-то играл на пианино. На ЕГО пианино. Забежав в гостиную, Миша увидел соседа, тот сидел за пианино и играл. Рядом стояла мать и внимательно слушала. Они не сразу обратили внимание, что Миша вернулся.
– Это что? Мама! Почему? Моё!
Миша подбежал к инструменту и закрыл крышку. Сосед едва успел убрать руки.
– Миша, как ты себя ведешь? – Елена Дмитриевна была в ужасе от поведения сына. Они никогда не видела его таким. – Что с тобой? Почему ты такой грязный? Где ты был?
– Аа, ковбой, – сосед, наоборот, совсем не выглядел смущенным. – Твой инструмент?
– Мишань, а где хлеб?
– Мама, какой хлеб? Там были коровы! – закричал Миша.
Елена Дмитриевна растерялась ещё больше.
– Миша, успокойся, как ты себя ведешь? Валера, Валерий Максимович, вы простите. Миша, да что же такое? – Елена Дмитриевна бросилась, наконец, к сыну. – Что с тобой? – Она стала тормошить его, разглядывать со всех сторон. – Смотри, тебе Валерий Максимович учебники по музыке принес. – Она схватила с пианино пару книг и стала их показывать сыну.
– Не трогай меня! – Миша, возможно, впервые почувствовал ярость. Ещё детскую, но довольно жестокую. Ту, которую он часто наблюдал у отца, когда тот бросался с кулаками на мать. Он сам испугался этой злости и от того стал ещё грубее.
– Не трогай меня! Предательница! Ненавижу тебя! – и выбежал вон из комнаты.
Он просидел за сараем, пока солнце не начало клониться к закату. Призывно замычали коровы, требуя к себе доярок на вечернюю дойку, громче стали голоса подвыпивших односельчан. Где-то даже заиграла гармонь, видимо, приглашая отдохнуть деревенских от дневных забот, к звукам музыки присоединились звонкие женские голоса, хохочущие и напористые мужские.
Миша был растерян. Раньше, стоило ему, обидевшись на мать, уйти из дома, как через десять минут она сломя голову носилась в поисках, расспрашивая всех соседей. Сейчас же прошло почти три часа, а входная дверь даже не скрипнула. В какой-то момент Миша даже забыл о собственной печали и захотел вернуться в дом. Но упрямый, привыкший к тому, что мать перед ним заискивает, он решил, что будет сидеть хоть всю ночь, но первым на мировую не пойдет. К голоду он был привыкший – когда отец был не в духе и гонялся за матерью, Миша часто отсиживался где-нибудь в сарае, напевая себе под нос, и обходился без еды и питья. Он мог сидеть так очень долго, постукивая пальцами по дощатой стене и слушая одному ему слышимую мелодию. И он дождался. С появлением первой звезды на ночном небе дверь скрипнула, и в проеме показались две фигуры. Мать прощалась с соседом.
– И не слишком балуй его, Лена, ради него самого же.
Миша видел, как сосед наклонился и поцеловал Елене Дмитриевне руку.
– Вот увидишь, он скоро вернется. Негде здесь пропасть, поверь моему слову. – Сосед зашагал в сторону своего дома.
Мать смотрела ему вслед и не торопилась уходить. Когда вокруг все затихло и ненавистная фигура скрылась за своим забором, Миша вышел из укрытия. Увидев сына, мать вскинула руки к лицу, но не запричитала, как бывало раньше. А, наоборот, даже затолкала себе в рот подол фартука, лишь бы не сказать лишнего слова. Миша был окончательно сбит с толку. Прошел всего лишь день, а мать как будто подменили. Молча он прошел мимо матери и резко дернул плечом, когда она хотела его приобнять. Зашел в комнату и бросился на диван.
– Ты же голоден. Целый день не ел, – попробовала Елена Дмитриевна поговорить со спиной сына. И, конечно, не получила никакого ответа. Мать подошла к пианино и открыла крышку.
– Может, хочешь сыграть? – она не смела даже прикоснуться к клавишам, только гипнотизировала их, чтобы хоть они заставили сына встать с дивана. И, кажется, подействовало. Миша повернулся к ней лицом. Не теряя времени, пока он еще не убежал в свой внутренний мир, Елена Дмитриевна присела перед сыном на корточки.
– Миша, – еле удержалась, чтобы не погладить сына по голове. – Миша, нам надо поговорить. Валерий Максимович… он, оказывается, знаешь, не последний человек здесь в деревне. И он мне обещал, что позвонит директору здесь в школе и тебя возьмут в шестой класс. Ты бы слышал, как он надо мной смеялся, что я, всё бросив, приехала сюда, без денег и знакомств. А я сама только сейчас подумала, как бы я тебя устраивала в школу? А? Вот мы с тобой авантюристы, – она засмеялась, но осеклась.
– Но, ты знаешь, он поставил условия. Он позвонит, один раз тебе поможет, и все. И мне запретил тебе во всем помогать. Он говорит, если я хочу, чтобы ты чего-нибудь добился в жизни, то ты должен сам прилагать усилия». А еще он даст мне работу, чтобы я смогла выплатить кредит. Я обещала ему слушаться. Мы пропадем без его помощи, слышишь? Миша, ты слышишь?
Миша продолжал лежать и слушать с отсутствующим взглядом, упиваясь горькими мыслями о том, как родная мать только что отказалась от него – а он так рассчитывал на её помощь. Она сейчас плачет, интересно, по кому и по чему она сейчас плачет? Ему вот плакать совсем не хочется. И даже марш в голове не звучит. В голове абсолютная тишина. Только, пожалуй, часы тикают. Откуда в доме взялись часы?
– Завтра к десяти часам ты пойдешь к Валерию Максимовичу, и он тебя подкинет до школы, – мать вытерла слезы, а вместе с ними как будто стерла с лица прежнее выражение всегда любящей и заботливой матери.
ГЛАВА 5
В половине десятого Миша, одетый в самое лучшее, что нашлось в доме: белую рубашку и серые джинсы, – стоял перед знакомой железной калиткой. Громко постучал. Через какое-то время услышал мокрое сопение по ту сторону забора, и еще минут через десять ворота автоматически открылись и появился сосед на темном «Чероки».
– Садись в машину, – через открытое окно прокричал сосед, останавливаясь. – Да вперед садись, я тебе не таксист.
Миша послушно сел на переднее сиденье.
– Пристегивайся.
Машина понеслась. Видимо, отсутствие асфальтированных дорог в деревне подзадоривало водителей ездить как бог на душу положит. Валерий Максимович беспечно вдавил педаль газа. А что до домашней птицы, которая мирно паслась на обочине, то это были её проблемы. В деревне правила простые: не будь дурой – и не попадешь ни под нож, ни под колеса.