– Конечно. – Надя отступила, пропуская гостя. – Проходи. Я собираюсь, но сейчас поставлю чайник. У меня есть печенье.
– Подожди с чаем. У меня важный разговор…
Пётр вытащил из кармана бархатную коробочку и открыл ее. На золотом ободке блеснул яркий бриллиант.
– Выходи за меня замуж.
Надя молчала.
Пётр попытался прервать ее молчание.
– Что ты молчишь? Тебе нечего мне сказать?
Надя подняла на него глаза.
– Петя, спасибо. Я очень тронута. Честное слово, мне очень приятно, но…
Она снова замолчала.
– Что «но»? – занервничал Пётр.
– Ты только пойми меня правильно. Я тебя люблю. Да! Я тебя люблю. Но обстоятельства сейчас таковы, что я не могу сразу ответить тебе согласием. Может быть, позже, но не сейчас.
– Почему не сейчас? У тебя со мной был просто очередной романчик в командировке?
– Зачем ты так? Ты не должен обижаться. У меня много проблем. Работа, мама в Питере… Я не могу так сразу обнадежить тебя, что всё брошу и останусь в Калининграде.
– Ты не хочешь быть моей женой, потому что я инвалид. Но, Надя, я богатый инвалид, за это мне многое прощается.
– Не говори пошлости. Постарайся меня понять. Ну, пожалуйста, Петя. Я разберусь в своих чувствах и обязательно дам тебе ответ. Твое предложение очень неожиданное, но я должна подумать. Я дам тебе продуманный ответ, окончательный, а не с бухты-барахты. Сейчас в тебе говорят эмоции, но ты успокойся. И ты поймешь меня.
Пётр закрыл коробочку и положил в карман.
– Я всё понял. Прости.
– За что ты просишь прощения? Наш разговор не окончен.
– Жизнь покажет, Надя. Она всё расставит по своим местам. Позволь, я завтра отвезу тебя в аэропорт.
– Да, конечно! Петенька, не сердись! – И Надя поцеловала Петра, закрывая за ним дверь.
Прошло шесть месяцев.
Наде повезло, все эти полгода она работала в Питере, жила дома. А сейчас она ехала на работу, так как на горизонте маячила новая командировка.
Она постучала в дверь начальника и, получив ответ, вошла в его кабинет.
Борис Михайлович, солидный мужчина лет пятидесяти, приветливо улыбнулся, увидев ее:
– А-а, Надежда Артуровна!.. Заходи-заходи…
– Вы просили зайти, Борис Михайлович?
– Да, тут такое дело… – Начальник стал перебирать бумаги, которыми был завален его стол.
Надежда сказала:
– Да не тяните, Борис Михайлович! Куда мне лететь в этот раз? На Марс?
Начальник смешался.
– Ну, что вы! Какой Марс? Гораздо ближе… Гораздо ближе… – Он продолжал рыться в бумагах. Наконец вытащил какой-то листок.
– Вот… Замечательное место. Якутия.
Надежда вытаращила на него глаза.
– В Якутию в марте? Нет, Борис Михайлович, я не Снегурочка. Я там околею.
Начальник даже привстал со стула и перешел на «ты».
– Да ты не представляешь, как там здорово! Экзотика! Олени, упряжки, меха, якутские алмазы…
– Какие алмазы, Борис Михайлович? Какие упряжки с оленями в мехах? Я не поеду.
– Надежда, прошу тебя, не отказывайся, ведь ты всегда меня выручала.
– Не в этот раз, Борис Михайлович. – Надежда замолчала, словно приняла какое-то важное решение. – Я увольняюсь.
Начальник аж подскочил.
– Ты это брось, Надежда! Что это за «увольняюсь»? По какой причине? – Он сменил тон. – Ну, не хочешь ехать в Якутию, чёрт с ней, с этой Якутией. Гаврилова пошлю. Ему всё равно, куда ехать, лишь бы подальше от тёщи и детей.
– Вы не имеете права мне отказывать. Я сейчас напишу заявление… – сказала Надежда и взяла со стола начальника лист бумаги и ручку. – И через две недели буду свободна. – Она принялась писать.
Начальник встал и заходил по кабинету.
– Нет, ты послушай! Послушай меня… – Он попытался отобрать у Надежды бумагу.
Та отодвинулась и продолжила свое дело.
– Надя, не пори горячку. Ты теряешь приличную работу, приличную зарплату…
– Приличную работу? Да я дома не бываю! Приезжаю, как в гости. А у меня старенькая мама. Я кота воспитываю.
– Кота? – растерялся Борис Михайлович. – При чем тут твой кот? Ну хочешь, я тебе зарплату повышу? Хочешь, Надежда?
– Ничего я не хочу, Борис Михайлович. Я устала. Понимаете, ус-та-ла. Любой крепкий механизм рано или поздно выходит из строя, изнашивается. Вот и я износилась. Сил моих больше нет по полгода по вашим якутскам мотаться, жить в казенных номерах и питаться в задрипанных столовках. У меня своя жизнь есть, свои планы. Я хоть наёмная сила, но право имею. Свободу попугаям! – И она поставила на заявлении подпись и число.