«На митинге в Народном доме мы увидели Ленина. Как его слушали! Это было даже не выступление, а простой, деловой разговор с рабочими, с которыми у него общее, чрезвычайно важное дело… Мы слышали много ораторов в те времена – все не то. Например, выступление Троцкого – риторика, игра в вождя, деланный пафос. А тут страстность, непримиримость к врагу и в то же время доверительная, интимная близость с аудиторией. Не слушать его было просто нельзя».
…Много лет спустя, когда Виталий Андреевич будет вести в Театре имени Вахтангова сценическое фехтование, там поставят пьесу «Человек с ружьем» Погодина. Роль Ленина предложат сыграть Щукину. И, узнав, что Аркадьев видел и слышал Ленина, Борис Васильевич попросит Виталия Андреевича присутствовать на ренетиции и дать свое заключение – похож ли?
«Я находил, что чисто формального сходства не так много, менее, чем, скажем, у Штрауха. Однако удалось передать главное– ленинское обаяние…» – вспоминает Виталий Андреевич.
В том же семнадцатом году братья были призваны в ряды Красной гвардии и направлены в 1-й стрелковый полк Петроградского военного округа.
Как-то в полку был сделан набор для учебы в военной гимнастическо-фехтовальной школе Петроградского военного округа. Отобрали и братьев Аркадьевых. И они вновь, как и в гимназии, взялись за рапиру в надежде на поединок. Но тщетно. У школы еще не было своих традиций, и занятия в ней были сродни гимназическим урокам гимнастики и фехтования – никаких поединков, игр, только однообразные выдержки в разных позах, в которых без оружия и стоять-то, казалось, было неловко. Разговоры преподавателей вертелись лишь вокруг техники, а вопросы психологии боя, тактики, сам бой отсутствовали.
Лишь один преподаватель, из бывших «мониторов», вызывал у братьев симпатию – Петр Антонович Заковорот. Его-то они и считают своим первым maitre d'armes – учителем фехтования.
…В царскую Россию приезжали «выписанные» из Франции и Италии знаменитые фехтмейстеры – в те времена именно там славились фехтовальщики, которые подбирали себе помощников из рядовых – так называемых «мониторов». Знаменитые «кудесники шпаги и меча» не могли охватить всех обучающихся искусству владения холодным оружием (в кадетских корпусах, к примеру, фехтование было обязательным предметом), поэтому уроки с большинством вели «мониторы». Иностранцы же лишь придавали высшую отделку избранным.
Впрочем, Заковорот, тщательнейшим образом постигавший науку западных светил, быстро шагнул за рамки «монитора», так что «избранные» частенько стремились брать уроки именно у него.
В гимнастическо-фехтовальной школе Петр Антонович не слишком досаждал ученикам технической муштрой, щедро разбавляя уроки всякими историями из своей боевой дореволюционной жизни.
Но недолго братьям пришлось упражняться в фехтовальных экзерсисах и слушать байки старого учителя.
С первых же дней гражданской войны они – пулеметчики 2-й роты отряда курсантов Петроградского военного округа – защищают молодую Республику на Карельском фронте.
Характерный для братьев штрих. Даже на передовой они ухитрялись в минуты затишья тренироваться и состязаться в беге, в прыжках в длину, в толкании ядра (булыжника)…
После ликвидации Карельского фронта братья Аркадьевы были командированы в Москву, в военно-педагогический институт на отделение физического образования. Окончив это отделение, преобразованное впоследствии в Главную военную школу Всевобуча, они остались там в качестве преподавателей физвоспитания и параллельно вели секции спортивных игр, легкой атлетики и фехтования. Причем особое внимание – в плане постижения сущности, психологии единоборств, – уделяли в то время фехтованию.
Они скрупулезно исследуют старую западноевропейскую классику, но не поклоняются ей, а напротив, ощущая ветхость ее догм и канонов, тяготеют к оппозиции.
Итак, прощай, Петербург, Петроград, Васильевский остров, прощай, детство, юность, гимназия и все, что было «до».
Настало время великой переоценки ценностей. Могучий многослойный поток жизни – в нем густо намешано прошлое, настоящее и будущее – грозно бурлил по всей России, и вечно ищущие сражений с прошлым братья с наслаждением бросились в него. Ибо война кончилась и война… продолжалась.
«…Тяжелое экономическое положение рабочего класса при капитализме, изнуряющие условия труда при капиталистическом производстве и, наконец, империалистическая война с ее последствиями довели рабочих до крайнего физического истощения.
Приостановить вымирание, оздоровить, укрепить и развить пролетарские слои населения можно только через разумно проводимую физическую культуру…»
В Москве братья поселились в бывшей женской гимназии, наскоро оборудованной под общежитие, и быстро придали своей комнате – всего там было семеро преподавателей – чисто «аркадьевскую» атмосферу.
Около их двери постоянно бродит несколько тощих хмурых котов, и стоит Виталию или Борису появиться в коридоре, как «моторчики» сразу включаются и добротно, слаженно урчат чуть ли не на весь коридор.
Мячи, брусья, гимнастические маты – все это братья отыскали в подвале женской гимназии и, вопреки протестам администрации, притащили в свою комнату – им необходимо заниматься гимнастикой, поддерживать и наращивать свою силу. Все стены завешаны огромными акварельными плакатами, зовущими к новой жизни. На них красуются могучие атлеты, с головы до пят покрытые блестящими розовыми мышцами, лица атлетов светятся счастьем, глаза устремлены в будущее.
А у их ног копошатся хилые, опустившиеся существа, чей вид являет отталкивающее зрелище порока – желтый оскал курильщиков, сиреневые носы пьяниц и выцветшие глаза, молящие о пощаде.
Первым покинул общежитие Виталий.
…Как-то, наблюдая тренировку гимнасток общества «Сокол», – они занимались в зале военно-педагогического института, – братья познакомились с сестрами Чернышевыми, Верой и Раей, не предполагая, естественно, что вскоре им суждено породниться с этой семьей, одной из самых прославленных в нашем спорте.
Чинная, почти величественная и вместе с тем очень общительная и эмоциональная Рая сразу понравилась Виталию. Взаимно.
Вообще же она нравилась многим – этакая среднерусская красавица: черноброва, румяна, круглолица, маленький вздернутый носик – все это в рамке темных, коротко стриженных по моде того времени волос.
Примерно через год они поженились, и Виталий Андреевич переехал на квартиру жены.
Когда спустя два года у них родился сын, его назвали в честь бога солнца Гелием. Конечно, иначе назвать своего сына «прожженный» гелиоман Виталий Андреевич просто не мог…
Начав свое знакомство со спортом с гимнастики, легкой атлетики и тенниса, Раиса Чернышева впоследствии оставила и то, и другое, и третье, увлекшись всерьез и на всю жизнь фехтованием. Она – первая ученица Виталия Андреевича, однако победы свои (трехкратная чемпионка страны, неоднократная победительница первенства Москвы) склонна считать результатом уроков тренеров иных, и в первую очередь Тимофея Климова. Это был великолепный фехтовальщик старого классического стиля, из дореволюционных «мониторов» знаменитого итальянца Боноро.
Раиса Ивановна охотно и быстро «оделась» в классику Климова, не слишком-то доверяя бунтарям-новаторам. А если уж совсем точно, то вовсе не доверяя им. Все же это не мешает Виталию Андреевичу считать жену своей ученицей, ибо она брала уроки и у него. А также не мешало неустанно доказывать в то время всем, что фехтовальная классика себя изжила и что идеи, вынашиваемые новаторами, не пустой теоретический бунт, а настоятельная необходимость. Время показало, что он был прав.
А пока что Раиса Ивановна одерживала свои внушительные «классические» победы, и можно лишь сожалеть, что ее спортивный взлет состоялся задолго до утверждения нашего фехтования в мире.
Зато ее тренерские успехи пришлись как раз в пору. Раиса Ивановна – в ряду лучших советских учителей фехтования. Она тренировала первую нашу чемпионку мира Александру Забелину, а также знаменитых фехтовальщиков Марка Мидлера и Льва Кузнецова, которых впоследствии передала Виталию Андреевичу.
Так что супружеский союз со временем стал также и тренерским. А позднее – только тренерским.
…Разводиться в суд они пришли по обоюдному согласию – в то время это был один из немногих пунктов, в котором они были единодушны. Пришли, весело болтая и доедая купленную по дороге черешню. Их попытались мирить. «Если вы хотите испортить наши отношения, – сказал Виталий Андреевич, – то не давайте нам развода». Их развели…
Меж тем жизнь братьев была крайне напряженна и насыщенна. Помимо преподавания в Главной военной школе Всеобуча, они играют в футбол за команду «Рускабель» и позднее – в футбол и хоккей за «Сахарников». А также фехтуют и дают уроки фехтования в спортивных обществах «Медик» и «Цекубу». В общем, как теперь говорят, играющие тренеры, но и это еще не все.
…Как-то около спортплощадки Главной военной школы Всеобуча появилась группа молодых, пестро одетых людей. Ходят, оглядывают резвящуюся с мячом молодежь, негромко переговариваются. Оказалось, охотники за «натюр вив» – художники из ВХУТЕМАСа. Среди прочих пригласили позировать, естественно, и Аркадьевых – загорелых, атлетичных да к тому же столь похожих – их отбирали всегда и везде. «Посты» братьев оказались в разных мастерских, и однажды – вечное искушение близнецов! – они решили разыграть художников. Они подробно описали и показали друг другу свои позы и в назначенный час – время у обоих было одно и то же, – поменявшись местами, приняли заданные позиции. В разных мастерских два художника одновременно нахмурились – они вдруг обнаружили в своих рисунках много погрешностей: линии, пропорции были нарушены, ибо при всей похожести братья все же не были одинаковы. Недовольно покашливая, художники стали исправлять «погрешности». Братья же ощутили уколы совести, но признаться не посмели. И в следующий раз, когда они вернулись уже к своим постам, художникам вновь пришлось пройти сквозь досаду и исправление уже новых «погрешностей». Поистине, казалось им, так и не уловить пропорции и линии «этой злосчастной натуры»…
Очень скоро после их приезда в Москву Арканов – так их окрестили мальчишки – знала вся околофутбольная Москва.
В любое время года и где б они ни находились – играют ли в футбол, едут ли на тренировку, – всегда в свите мальчишек, обожающих их и пользующихся – они это хорошо знают – полной взаимностью своих кумиров.
В солнечный летний день едет такая компания за город купаться: два загорелых, совершенно одинаковых атлета – русые, выбеленные солнцем волосы, дерзкие голубые глаза, – а вокруг, пританцовывая, катится толпа подростков. Приедут, и начинаются импровизированные уроки физкультуры – плавание и «кутерьма» в воде сменяются футболом, футбол – чтением стихов и рассказами всяких историй. И на любую историю у ребят – тысячи вопросов. А почему правый инсайд сахарников хоть и сидел весь второй хавтайм на воротах, по так ничего и не вбил этим «раскладушкам» из Петрограда? А где Ваське достать новые ботинки? Вся штука в том, что Арканы обязательно ответят на любой вопрос, хотя бы и самый трудный.
Один из основоположников лечебной физкультуры в нашей стране И. М. Саркизов-Серазини сказал как-то, что, уже глядя на то, как льнет к этим братьям детвора, а они к ней, можно понять, в чем их призвание.
И сейчас, как в юности, «педагоги божьей милостью», братья склонны бурно очаровываться своими учениками, в тех даже случаях, когда всем окружающим ясно, что ученики этого не стоят. Но таковы «издержки» истинной педагогики. В каждом, с кем занимаются, они находят неисчерпаемые богатства душевные и непременно внешнюю красоту. Одна у них красуля, другой – с чертами эллина, третий так хорош, что и глаз не оторвать…
Помимо всего прочего, Виталий Андреевич почти во всех своих учениках с самых первых шагов видит чемпионов мира и свято верит в собственное провидение. Иные скептики подчас готовы втихомолку потешаться над этакой восторженностью, да ведь это ничего не меняет! Ибо именно Виталий Андреевич превзошел всех своих коллег, отечественных и зарубежных, по количеству воспитанных чемпионов мира и олимпийских игр. Что же касается Бориса Андреевича, то, представляя его игроков, не стоит даже упоминать титулы. Достаточно лишь сказать: Федотов, Якушин, Бобров, Бесков…
…Виталий Аркадьев идет по Цветному бульвару на очередной сеанс позирования во ВХУТЕМАС. На нем – синие гимнастические рейтузы, белая майка, белые гимнастические туфли. Ему невыразимо приятно сознавать, что весна, что он – спортсмен – силен, ловок, закален. Идет и декламирует про себя: «Весенний день горяч и золот, весь город солнцем ослеплен…» И вдруг будто черная штора упала средь дня – откуда-то из-за угла несло толпу. – Гам, свист, улюлюканье, а перед ней маячит, слабо мечется нечто светлое, как видно и послужившее этому мрачному веселью. Толпа приблизилась, и в следующую секунду как обожгло – тоненькая обнаженная женщина, ее грудь перечеркнута красной лентой с нацарапанной мелом надписью: «Долой стыд!». Было видно, что прогнать свой стыд ей так и не удалось – она шла, съежившись и отрешенно глядя вдаль. Поравнявшись с Виталием, девушка быстро глянула на него – испуг и враждебность. И тотчас жалкая улыбка преломила губы – это была мольба о спасении. Из толпы в нее летели злые насмешки и жиденький град мелкого мусора.
– Да ведь это Аркан, – сказал кто-то из «сопровождающих».
Сейчас уже никто не помнит, какие именно слова потребовались тогда Виталию, чтобы разогнать толпу. Но он убежден: во многом помог футбольный авторитет.
– Выручите меня. Отведите, пожалуйста, вон в тот подъезд, – тихо сказала девушка.
Прохожие оторопело расступались и затем долго глядели вслед.
– Я боюсь, что меня заберут. – Она отворачивала лицо и вдруг заметно прибавила шагу.
– Значит, «долой стыд», а сами мучительно стыдитесь, морально страдаете? Глупо! Но вы страдаете ради идеи, пусть вздорной, а это уже…
– Я… вы обо мне слишком высокого мнения… Я просто держала пари… Кстати, вон он идет с моим платьем…