Святослав Загорский. Закон Севера

Девка неожиданно выкинула сухую ручонку вперёд к его повреждённому глазу. Святослав успел увернуть голову, не дав коснуться. Девушка замерла – махать руками перед воином сомнительная затея, – но руку не убрала, продолжая удерживать её рядом с лицом Святослава. Когда князь понял, что девушка злого умысла не держит, то позволил тонкой руке прогуляться по шраму рассечённой брови, по уродливо сросшимся векам и пучку золотых ресниц, что продолжали расти на несуществующем глазу.

Святослав не прятал уродства под тряпку, не закрывал от любопытных. Шрам во многом помогал раскусывать людей. По тому, отвернётся ли от него собеседник, скривит ли лицо или будет прямо продолжать смотреть на него, можно многое выведать.

Тем временем рука прикоснулась к губам, тут она легонько открыла и закрыла свой рот.

– Немая? – догадался князь.

Тряхнула отрицательно головой. И сделала режущее движение ладонью.

– Это они тебя так? – Святослав тоже провёл ручищей возле синяка, что отливал зелёным разводом на скуле. Теперь, когда её отмыли, то заметно стало таких отметин много по телу да лицу, а шея явно повидала удушающую верёвку, и она ответила знаком:

– «Да».

– Может, грамоту знаешь? Да сможешь изложить все на листке? – на всякий случай спросил князь.

– «Нет».

Святослав зашёл с другого бока.

– C тракта бежишь?

– «Да».

– Преступница? – Князь намекал, что отсечение языка могло случиться за оговор человека. Огромные глаза, мигом наполнившиеся слезами, подсказали: стоящая перед ним не походит на преступницу, но кто его знает. – Будешь Алёной, пока не выясню твоё настоящее имя. Отдохни. Завтра в дорогу на тракт, покажешь обидчиков своих.

Алена метнулась к князю в ноги.

– «Нет! Нет! Нет!» – трясла она князя за руку. Целовала её.

Святослав не любил мокрого дела бабского страшно, поэтому стряхнул девушку и резко выдохнул:

– Ступай!

Глава четвертая

В голове Любавы приговором звучали слова князя, только нельзя на тракт возвращаться. Правда, и не Любава она теперь вовсе, а Алена. Нет более той улыбчивой доброй дивчины, которой она была. Навсегда заморозила себе сердце Любава, не станет боле помогать людям и тайны о лечебных травах, что бабка передала, унесёт в могилу. Да и не пригодились знания Алени-Любавы. Не нужны оказались! Так что, ей-богу, унесёт она с собой секреты не только свои, но и чужие, в которые втянули её не по доброй воле.

Недолго размышляла Алена, порешила, когда вывел её из шатра угрюмый Трофим, что ей с князем не по пути. Хоть и добрым Святослав оказался, накормил воришку, напоил, отмыл, распорядился одёжу выделить, но вот за то, от чего она бежит с тракта, не простит Святослав Загорский. Не сможет!

Девушка тихо сидела в уголке возле обозов с бабами, а потом, когда те наконец то уснули, тихонько выскользнула. Прошла мимо вояк, что сидели возле костра да грели друг друга похабными разговорами. Незаметно проскользнула мимо охранников по периметру, стороживших покой уснувших. Она уже хотела порадоваться, что незаметно ото всех ушла.

– Куды? – Алену схватил тот же рядовой. Его за пойманного мальчишку наказали дальним дозором ночью стоять, а ей опять не повезло ему попасться.

Алена постаралась выдернуть рукав, но служивый держал крепко. Мужик поозирался, проверяя, нет ли кого поблизости, и со всей молодецкой дури треснул девушке под дых, отчего у неё в глазах замельтешило и дух напрочь выбило. Пока Алена пыталась вспомнить, как дышать, дозорный оттащил её подальше от обоза, которому его приставили, в лесок. Бросил на холодную пожухлую траву.

– Сейчас ты своё получишь, шельма! – пообещал он, сбрасывая одёжу.

Девушка ужом завертелась, когда вонючий служака начал больно лапать за маленькие груди. Губы обмарал слюнями. Алена не выдержала, укусила, за что сразу получила кулаком по лицу. Голова откинулась, ударилась о замёрзшую землю. Пелена накрыла глаза и стучала внутри. Ещё немного – и она потеряет сознание. В полубреду старалась остановить мужика.

– Тощая сучка! – Глаза его яростно горели. Дозорный не особо обращал внимания на слабые попытки защитить девичью честь, наоборот, это даже пришлось ему по нраву. – Норовистая кобылка попалась, посмотрим на тебя в скачках!

Мужик удобно расположился между ног и с блаженным выдохом ткнулся девушке в промежность, про себя отмечая, что девица досталась ему неопытная. Алена, глухо взвизгнув, постаралась достать до глаз. Отмахнувшись, как от назойливой мухи, дозорный собрал её руки над головой, больно сжал, чтобы та прекратила дёргаться. Солдат хорошо понял, что девка кричать особливо не будет.

– Хорошо-о-то как, – тихо стонал мужик не останавливаясь. Как складно обернулось для сторожевого наказание. Не думал, не гадал он, что так сладко пройдёт ночь. Девушка перестала трепыхаться, только подвывала, пока дозорный наращивал темп и слюнявил ей шею.

Алене казалось, что это никогда не кончится. Взмолилась она о смерти своей скорой, о проклятии на род насильника. Мужик дёрнулся, захрипел. И на лицо девушки полилось что-то горячее. Следом обмякший дозорный повалился набок. И только тогда увидела она, что в башке солдата, раскроив надвое черепушку, торчит топор, а рядом возвышается Трофим.

– Жива? – Княжий муж отвёл взгляд от запачканных ног и промежности, что Алена старалась поспешно закрыть. Он протянул руку, чтобы помочь, но девушка ударила по ней, а потом, когда не смогла сама подняться на ноги, приняла крепкую руку вояки, встала.

Луна показала Алене на поясе у Трофима кинжал, она выхватила его и упала с ним на дозорного. Со всей силы вогнала сталь в тело насильника. Ещё и ещё, ещё и ещё. Чувствовала, как режет отточенный нож кожу, противно втыкается в кости.

Трофим не останавливал. Ждал, пока злоба и обида выйдут. Знал, что так будет легче, и отобрал ножичек, когда Алена, повалившись рядом с телом, сначала завыла, как раненый зверь, а потом начала смеяться. Ох, и жуткий смех у неё был. Все душу перевернул разом.

– Пойдём, милая, пойдём, – успокаивал Трофим, пока нёс девушку в палату к князю. – Все пройдёт. Залечим мы твои раны. Все позабудешь, как дурной сон.

Да только девушка знала, что не позабудет позора до конца жизни.

Глава пятая

– Князь. – Воевода поклонился в пол и скривился от боли, прошившей тело. Бравые воины верхом на мастистых конях заполонили внутренний двор.

Собаки, всегда гулявшие свободно, а сегодня подвязанные в псарню, устроили гам да шум. Дворовые девки тащили из дома водицы да свежеиспечённый каравай с солью. Стременные подхватывали под уздцы, помогали гостям увести и расположить коней.

Ивашка по знаку старика помог Чермному вернуться в стоячее положение. Твердислава злила суматоха, вызванная неожиданным приездом князя. Ладони нервно чесались, а спина покрылась противными пупырышками, как у ощипанной курицы.

– Воевода. – Святослав спешился с коня.

Твердислав приметил не столько дороговизну одёж ратников, сколько кольчугу и оружие, отмеченное следами боев и вмятинами. Опытный воевода признал – перед ним хорошо слаженное войско. Даже покойный князь не мог похвастаться таким доходом. А странно это, ведь батюшка Загорского, по его знаниям, совсем разорил казну, и сыну навряд ли досталась и треть наследства, а счетоводы наверняка последнее со складов увели после панихиды. М-да, покумекать надобно здесь, откуда у князя такая денежная поддержка.

– Прими, князь-батюшка, хлеба да соли. – Воевода протянул каравай, взятый у девки, что глупо лыбилась на Святослава да на горделивых мужчин, стоявших за его спиной. Её, непутёвую, сразу захотелось стукнуть по башке, как Ивашку, но при князе такое делать не с руки.

– Добро, воевода, добро, – приветствовал Загорский, рукой касаясь груди, показывая, что и он рад встрече от чистого сердца.

– Прошу в гости. – Воевода похромал в палаты первым, открывая двери князю, указывая дорогу и кланяясь, как последний раб. За Святославом следовали воины и хмурый седой служивый, что меча своего, как остальные, не оставил за дверями дома. Воевода отметил такое поведение возмущённым взглядом, но сразу отвернулся, когда Трофим зыркнул в его сторону. Зарубку в памяти своей поставил выведать, кто таков княжий муж, что даже супротив заведённого гостеприимства, так оскорбил дом воеводы Чермного.

Посредине просторной светлицы под образами стоял накрытый стол.

– Стал быть знал, воевода, кто к тебе едет? – пряча улыбку в усы, спросил Святослав. Он перекрестился перед иконой и уселся во главе стола. – Вот и щука свежая, и икра красная, даже поросей малых успел заготовить…

– Знал, батюшка, знал, – не стал отпираться воевода, снова кланяясь перед тем, как спросить разрешения усесться за стол напротив Загорского. – Позволь, князюшка, пока мы пир пировать не засели, представить тебе жену Марфу да дочку Софью.

Из боковой малой двери в светлицу шагнули две женщины в домотканых, расшитых красной нитью сарафанах. Первая, уже седая, но статная Марфа, со светлыми, прозрачными глазами, как воды реки Язвы по весне, поклонилась, как надобно, а вторая, похожая на неё как две капли молодая, с рыжей длинной косой, набелённым лицом, в жемчугах на шее и руках от испуга зарделась ещё сильнее и поклон забыла оказать, чем вызвала одобрительные усмешки от лиц мужского пола.

Князь кивнул, приглашающим жестом указал на место подле воеводы.

Софья, мельком взглянув на своего батюшку и дождавшись одобрения, присела да потупила взор, как велено традицией: ей весь вечер ни пить, ни есть нельзя. Девка на выданье, а тут столько молодцев в тракт нагрянуло разом.

– Красива дочь твоя, – добро отметил Святослав, поднимая чарку, – вся в мать!