В общем, работу я сегодня сделала нешуточную – не менее сотни раз с охапкой ботвы до помойки сходила. Там теперь гора замерзшей зелени эффектно возвышается над забором. Возвращаюсь домой – все руки в синяках и царапинах. Резиновые перчатки не спасают – не продаются в местных хозмагах резиновые перчатки до плеч.
Сижу, сокрушенно считаю царапины, любуюсь на свои ручки, которые грубеют с каждым днем, так что никакой крем не помогает. И тут отец спрашивает:
– А ты ботву куда дела?
– На помойку вынесла.
– Надо было в огороде оставить.
Вот те на! Это что, я зря горы свежемороженой зелени три часа на себе таскала?
– И что, она за зиму перегниет?
– Нет, я ее потом весной в бане сжигаю.
Час от часу не легче – прошлогоднюю помидорную ботву в бане жечь. Я еще в доме печку растапливать не научилась, а котел в бане всего один раз получилось разжечь – с пятого раза, случайно. Потому что там постоянно то очистки какие-нибудь, то старое тряпье, то ботва.
Слава богу, что я всю эту гадость выбросила. Теперь в бане жечь не заставят.
Глава 23. Touch ID
8 сентября
Беда – айфон перестал распознавать отпечаток моего пальца. Не признает, и все тут! И я его прекрасно понимаю, я бы на его месте тоже так поступила. Сами посудите, как его распознаешь после того, как руки три-четыре часа провели в резиновых перчатках и разбухли от влаги. Или после того, как я два с половиной часа строгала лучинки, и пальцы теперь сплошь в мелких красных царапинках, которые вздулись и зудят. Или просто телефон звонит, а я в перчатках.
В принципе, touch ID – хорошая штука, но в деревне совершенно невостребованная. Это пока я работала в школе, мне была нужна блокировка – всегда рядом могли оказаться человечки, которым интересно потискать учительскую мобилку. А вот теперь блокировка совсем не нужна. Пришлось отменить. Потому что надоело каждый раз набирать шесть циферок.
Обидно, конечно, такая клевая фишка, а не нужна.
Но еще обидней другое. Каждый вечер, после того как я старательно оттираю щеткой ногти на руках и вырезаю щипчиками разбухшие в резиновых перчатках за день заусеницы, я внимательно изучаю свои руки – и становится грустно. Они постарели за последний месяц на пять лет.
И на этом фоне грусть по touch ID становится несущественной.
Глава 24. Мама
8 сентября
Мама обижается, когда я закатываю банки с помидорами и ворчу:
– Зачем насадили столько? Пятьдесят пять кустов – куда мы их девать будем? Всех этих маринованных помидоров, салатов и заправок до весны не съесть, и это при том, что четыре огромные коробки этого счастья в Красноярск переправили.
Мама сначала начинает защищать отца, что, мол, он не виноват, что столько насадил, что бывают годы неурожайные. Я отвечаю, что последний неурожайный год в России был в 1936-м (специально у Гугла спросила, проверила). И вообще, раз некому отдать лишнее – выбросить все на помойку, и дело с концом. Мама снова обижается. За отца, который все это растил, полол, окучивал и поливал. Говорит, что она всю жизнь помидоры выращивала, от фитофторы спасала, в банки закатывала и не возмущалась. Я отвечаю, что если бы она сейчас была здоровая, сильная, с прямой спинкой и без больных суставов, то я после таких ее слов с радостью бы бросилась помидоры консервировать. А так я смотрю на ее костыли и понимаю, что через пять лет консервирования буду такой же, и мне уже после этого никаких помидоров не надо.
В конце концов мама обижается окончательно, а мне становится стыдно. Грубо, конечно. И, наверное, жестоко. Но ведь это правда – я не хочу окончить жизнь, как мама, ковыляя на костылях.
Если честно, без мамы я с этим овощным завалом просто бы не справилась. Отец в больнице, а мы с ней тянем этот груз на двоих. Пока я рву и чищу морковку, она чистит и режет лук. А лук свой, доморощенный, меленький, гаденький, я бы точно его выбросила и чистить не стала. А она терпеливо ковыряет его по два-три часа в сутки, я только подношу и уношу чашки и луковый мусор. А потом, пока я чищу и тру свеклу, режу болгарский перец и лук, она чистит чеснок и укладывает помидоры в кастрюльку. После того как я их проварю, она снимает с них шкурки. И все это больными руками, между прочим. И с больным позвоночником.
Я ей благодарна. Очень. Но ничего не могу с собой поделать – опять начинаю ворчать. Вот целый месяц мы так и живем.
А в последние дни и она начала ворчать, что «эти помидоры» ей надоели. Сегодня утром она мне рассказала, что был такой год, когда они собрали с отцом 28 ведер помидоров, и она всю осень их обрабатывала, снимала шкурки, пропускала через сито, делала бесконечные кетчупы. И тут нас прорвало.
– Мам, – говорю, – я думаю, 55 кустов помидоров нам мало. Надо на следующий год 100 посадить.
Она так серьезно задумалась и отвечает:
– Знаешь, я думаю, что 100 – это много. А вот 90 будет в самый раз.
– Ага, и мы их посадим от крыльца, вдоль тротуара и до самой картошки. В три ряда. И колышков навтыкаем побольше.
– А я буду помидоры к колышкам веревочками привязывать. Каждую веточку – к отдельному колышку, чтобы росли вольготно и на землю не падали.
– Тогда я веревочек побольше нарежу.
– И от фитофторы будем каждый день обрабатывать.
– И удобрениями каждый день поливать – чтобы хорошо росли.
Сидим, стебемся.
А к вечеру, когда мы всю эту гадость закатали и банки на столе кверху попами поставили, я показываю маме последние помидорки, которых осталось в ящике как раз на несколько дней работы. Она смотрит на них задумчиво и серьезно так говорит:
– Слушай, они надоели. Давай их по огороду раскидаем.
Все, думаю, мама готова. Наш человек!
Глава 25. Красота – стРРРашная сила
9 сентября
Покупаю в хозмаге резиновые перчатки.
– Наверное, картошку копать будете, – заинтересованно спрашивает молодая девушка-продавец.
Да уж, трудно было догадаться – вся деревня картошку копает.
– Руки потом не отмоешь, – говорю.
– А я вчера быстро руки отмыла, – жизнерадостно сообщает собеседница.
Невольно опускаю глаза на ее руки, а там под ненавязчивыми признаками прошлогоднего маникюра серые полоски под ногтями! Да уж, отмыла…
С тех пор я у всех местных женщин руки рассматриваю. Вот сегодня в аптеке у фармацевта… Женщина немного старше меня – широкие черные полоски под ногтями, растрескавшиеся больные ногти с признаками грибка. И белоснежный халат – контраст.
Резиновые перчатки – теперь мой любимый предмет гардероба. Я как просыпаюсь, сразу их надеваю – и в огород. Или золу выгребать. Или картошку чистить. Или дрова таскать. Или полы мыть. Я буквально с ума схожу от количества грязи, которую приходится каждый день отмывать. Меньше ее от этого не становится, а руки безумно жалко.
По вечерам я по-прежнему с остервенением оттираю руки щеткой. И вовсе я не истеричка. Да, мне нравится, когда мужчина берет мою руку и ласково мурлычет:
– Какая нежная рука!