По ту сторону лжи

Заметив на своей территории отчаянных смельчаков, дядя Петя отложил топор в сторонку, выпустил сизое облачко дыма, и просипел в нашу сторону.

– Чего замерли, проходите, коль пришли. – и когда наша процессия сделала несколько робких шагов вглубь вражеской территории, не очень дружелюбным тоном полюбопытствовал – Ну, с чем пожаловали?

И мой маленький храбрый сын, отважно выступил вперёд, заслоняя собой женщин и собак. Последние, впрочем, не хотели заслоняться и упорно лезли вперёд, отчаянно мотыляя хвостом.

– Дяденька, а вы правда Айболит? – выразил сомнения Мишка.

Нечто, очень отдалённо напоминающее человеческую улыбку, скользнуло по губам доброго доктора.

– Правда, а что не похож?

Мишка молча замотал головой.

– А на кого похож? – ухмыльнулся доктор.

Немного помедлив, видимо обдумывая, какие необратимые последствия вызовет честный ответ на такой деликатный вопрос, мой сын сразил меня наповал.

– На Бармалея…

Дядь Петя хмыкнул, или кашлянул, (наверное Мишкин ответ не в то горло попал) и кивком головы указал собеседнику на ступеньку рядом с собой. Когда Мишка уселся, а бдительный Тишка в позе Дозора на границе уселся между ними, подмигнув мне, поинтересовался:

– Как зовут?

– Михаил Егорович, а это мама, а вот это Тихон.

– Ну маму-то твою, допустим, я знаю, да и с тобой встречались, только ты не помнишь, мал ещё был. – дядь Петя положил свою большую шершавую руку Мишке на плечо. – Понимаешь, Михаил Егорович, в жизни не всегда все на самом деле такое, каким оно выглядит. Вот взять твоего Тихона, к примеру (Тишка заметно оживился), с виду он ведь кто? Огромный свирепый пёс, а уж если пасть откроет, или зарычит, так особо впечатлительные натуры и штаны замарать могут. А на самом-то деле, он ведь добрейшей души человек! Да ещё и умный какой, иной с высшим образованием, а по сравнению с ним дурак дураком.

В этом месте Тишка укоризненно посмотрел в мою сторону, а я стыдливо отвела глаза. Дядь Петя, тем временем, продолжал:

– Так что ты, Михаил Егорович, не сомневайся, я самый настоящий доктор Айболит. Давай показывай, что ты там от меня прячешь.

И сынишка, внимавший доктору с широко распахнутыми глазами, осторожно оторвал от рубашки острые коготки котёнка и положил его в грубую ладонь мужчины. Таким образом было заложено начало большой мужской дружбы.

Поверхностный осмотр пациента показал, что он, то есть пациент, мальчик. Ощупывание толстыми, и на удивление проворными пальцами, при отчаянном, но безуспешном сопротивлении пациента, позволило доктору с уверенностью сказать родственникам больного, что повреждений и переломов, несовместимых с жизнью, не обнаружено. Котёнок был возвращён в, ставшие уже родными, мягкие Мишкины ладошки. Нам торжественно была вручена маленькая таблеточка, прошу прощенья, от возможных паразитов, с подробной инструкцией как принимать, а также шампунь от блох, при упоминании которых, Тишка презрительно фыркнул. На высказанные нами опасения по поводу одноглазости нового члена семьи, доктор велел делать примочки из чайной заварки, а после мазать тетрациклиновой мазью, и на этом отпустил нас с миром.

Усталые, но довольные, что отделались лёгким испугом, мы вышли за пределы логова Бармалея, и почесали восвояси, на ходу придумывая имя котёнку. Когда, после продолжительных дебатов, высоких договаривающихся сторон, наконец, был достигнут консенсус, мы, шумной толпой, вывалив из-за угла, увидели, что у нашего забора стоит большой чёрный Джип. Мишка и Тишка Джипу обрадовались и рванули к нему наперегонки, а я не обрадовалась и не рванула. Когда я не торопясь подошла, обмен приветствиями, руко-и-лапопожатиями был закончен, и сын представлял Игорю, а это был он, нового родственника:

– Его Кузьма зовут, как домовёнка Кузю, он на него похож потому что. Мы его с Тишкой у больших пацанов отбили и теперь он наш.

Игорь выразил им своё полное уважение.

Вручив Мишке ключ от дома, я подтолкнула его по направлению к крылечку.

– Сынок ты иди, налей Кузе молочка, только руки сначала помой, хорошо?

– Ага, пойдем, Тиша.

После минуты молчания и внимательного изучения плохого, я бы даже сказала, никуда не годного асфальтового покрытия под ногами, я неохотно подняла глаза.

– Игорь, зачем ты приехал?

Игорь тяжело вздохнул, провел рукой по лицу и выдавил:

– Мне плохо очень, Шурик, поговори со мной…

Это был удар ниже ватерлинии… я даже дар речи потеряла… нет, ну каков а?!

Происхождение моего второго имени, уходит корнями в моё далекое, беззаботное детство, когда были ещё живы мои родители и всё казалось светлым и радостным. Мы встретились с Катькой в песочнице, когда мне было полтора года, а Катерине два года и три месяца. Её родители купили квартиру в нашем доме, напротив нашей двери. Молодые мамочки, как это часто бывает, подружились на почве прогулок с детьми, ну а у нас с Катюхой просто не было другого выхода, кроме как стать лучшими подругами. И в школу меня отдали в неполные шесть лет, чтобы не разлучать с подругой, но в основном, конечно, потому, что я была страшно умным ребенком, мой IQ просто зашкаливал (вот сейчас вообще не шучу). Должна заметить, мы с Катюхой очень похожи внешне, как могут быть похожи светловолосые голубоглазые девочки примерно одного возраста, конечно, не как близнецы, но как сестры точно. Обычная славянская внешность и почти одинаковое телосложение, (скромно умолчу о том, что Катька на три сантиметра выше, и поспортивней меня, она с пяти лет занимается каратэ). И на частые вопросы учителей и одноклассников, не сестрёнки ли мы, Катька вдохновенно врала, что да, дескать, как есть родные сестры, только отцы разные, поэтому фамилии наши тоже самую малость разнятся: я – Александрова, Катька – Алексеева. Но однажды наши мамочки вместе пришли на родительское собрание и Катьке в срочном порядке пришлось менять легенду. Так мы стали двоюродными сёстрами опять же по линии матери. Мы были неразлучны, и у нас даже было общее прозвище: «Алекс в квадрате», в процессе взросления, мы приобретали новые имена – меня называли всеми производными от имени Александр: Сашка, Санька, Шурик, а Катьку соответственно: Лёшка, Лёха, Лёшик. А так как Игорь, в дни нашей беззаботной юности, входил в круг наших друзей, то и он частенько пользовался этими именами. Закончив школу, наши одноклассники разъехались кто куда, а друзья так и остались друзьями, хоть и виделись мы теперь нечасто. Детские прозвища использовались теперь только среди самых близких друзей, да и то при подходящих обстоятельствах. И то, что Игорь сейчас назвал меня Шуриком, означало, что ему действительно очень плохо, что ему нужно со мной поговорить, и что он обращается сейчас ко мне не как к лучшей подруге жены, а как к своему другу, ведь он, как ни крути, всегда был и остается моим другом…

– Идем в дом, а то комары съедят, они у нас этим летом огромные как бегемоты и прожорливые как крокодилы. – подходя к крыльцу, я услышала за спиной вздох облегчения.

Мы прошли на кухню и я сварила нам кофе. Когда я в деревне – я варю кофе в турке и на песке, по своему особому рецепту. Процесс, не терпящий суеты, и для меня это настоящий ритуал. Разливая кофе в нагретые чашки, я нарочно молчала: давала возможность собеседнику собраться с мыслями.

Игорь заговорил, когда я металась между выбором: выпить вторую чашку кофе, или прикорнуть прямо здесь на кухонном диванчике.

– Я не понимаю, Ань, что с нами происходит – он покрутил чашку, как будто решил погадать на кофейной гуще – мне кажется, что у Катьки появился другой мужчина…

Я прямо-таки обомлела от такого пируэта.

– Вот тебе, бабушка, и контрабас! А как же твоя грудастая блондинка в розовой кофточке?

– Да она здесь вообще не причём, – досадливо поморщился Игорь, видно вспомнил обстоятельства нашей последней встречи, – у меня с ней ни до, ни во время, ни после, ничего не было.

– Ну да, и всё, что я видела в твоей гостиной, просто неконтролируемый полет моей буйной фантазии!

– Ань, – невесело усмехнулся Игорь, – ну вспомни, что ты видела? Напряги свою гениальную фотографическую память.

– Грубо льстите товарищ, потоньшее надо, – буркнула я, но глазки всё же прикрыла (так лучше видно картинку), – значит так: я вхожу, возня на диване, ты подрываешься, джинсы на месте, рубашка расстегнута, лицо… ой Игорёк, видел бы ты своё лицо…

– Не отвлекайся, – призвал меня к порядку Горянский.

Я снова сосредоточилась.

– Так, блондинка… на ней белый кружевной бюстгальтер, бежевые льняные штанишки, она наклоняется за своей розовой кофточкой, демонстрирует мне и миру зелёные стринги, фу, ну и вкус у девицы… Игорь, где ты её откопал?

Игорь поморщился, как будто я ему вместо кофе лимонного соку в чашку отжала.

– Да ничего я её не откапывал, сама появилась, а со вкусом у Попёнкиной, сама знаешь, всегда было не очень…

– Это точно, я помню как она вырядилась на вашу свадьбу, это же додуматься… – я осеклась, – постой, а причём здесь Попёнкина?

– Как причем? Это же она… ну, там… блондинка в розовой кофточке…

Я несколько секунд тупо пялилась на Игоря, потом взяла кофемолку, насыпала в нее три ложки кофе, тщательно закрыла крышечку и принялась медленно крутить ручку.

– Лилька? Попёнкина? – недоверчиво уточнила я.

– Ну, да…

– Не может быть… ну ладно, – попробовала я рассуждать логически, – из брюнетки в блондинку, это дело техники, а точнее – краски, но эти её объёмы в некоторых частях тела… она же была плоская как таракан, я года два назад её видела, а в её возрасте, простите, грудь уже не растёт, что до двадцати выросло, с тем и живите.

– Да сейчас и это дело техники. – ухмыльнулся Игорь.

– Думаешь? Ну тебе виднее…

– Ань, я тебя умоляю… Ну ты сама видела – мы были одеты, ну или почти одеты.

– Да как она вообще к тебе попала? – Лилька Попёнкина, а точнее Попова, младшая сестра нашего общего друга Сашки Попова, или Попёнка, (поэтому сестра Попёнка автоматически, для нас, стала Попёнкиной). Такая уж случилась с нами занятная история: подружились мы с Катюхой с тремя классными ребятами из нашей школы, на год старше нас. Одним из них был Игорь Горянский (он же Горыныч), а двух других звали Сашка Попов… да-да, обоих. Вот такой пердимонокль. И чтобы их не путать один получил звание Попа, другой, соответственно росту, Попёнка. Поп был огромный детина, два метра три сантиметра ростом, косая сажень в плечах, с голубыми, чистыми как небо после дождя, глазами и кротким нравом. Попёнок был невысок, смугл и черноглаз, что-то было в его внешности цыганское, массовик-затейник в нашей компании, энергичный и неугомонный. И только из-за хорошего отношения к нему мы терпели его младшую сестру Лильку, с лягушачьим ртом и фигурой камбалы, по которой проехал асфальтовый каток. Но не любили мы её вовсе не за это, а за её стервозный характер, вечное нытьё и удивительную способность портить всем настроение. И вот теперь эта Лилька обнаруживается в гостиной Горянских в кружевном неглиже и грудью четвёртого размера…

– А ну-ка, друг мой Игорёк, давай-ка с этого места подробненько и в лицах.

Игорь обречённо вздохнул, и начал рассказывать печальную и, в некотором смысле, поучительную историю своего грехопадения.

– Я возвращался домой, из Катькиной редакции, и на углу где булочная столкнулся с Лилькой. Она затарахтела, что как хорошо, что она меня встретила, я же живу здесь недалеко, у нее, дескать, случилась «небольшая женская проблемка», и не пущу ли я её к себе воспользоваться санузлом, чтобы эту, так сказать, проблемку устранить. Я был жутко расстроен, толком и не слушал, что она ещё несла. Потом, уже дома, выйдя из туалета, она предложила попить чайку и поболтать, раз уж мы так удачно встретились. Когда я принёс чай, она сделала вид, что облилась, стянула с себя блузку, вцепилась в меня как клещ и стала расстегивать рубашку. Ну я пытался как-то не очень грубо освободиться, а тут и ты очень кстати зашла. – закончил Игорь и бросил на меня полный благодарности взгляд.

– Ну да – съехидничала я, – если бы я так вовремя не пришла, ты пал бы жертвой насилия грудастой блондинки с ужасным вкусом… – тут я спохватилась – Слушай, а что ты у Катьки на работе делал?

– Так я об этом и хотел поговорить, а ты меня всё время сбиваешь… Ты знаешь, что я летал во Владивосток к партнёрам, заключать договора по поставкам, в общем неважно, вернулся раньше чем рассчитывал, думаю, раз уж я в Москве – с женой встречусь. Звоню ей – молчит, где она остановилась не знаю. Звоню в редакцию, спрашиваю в каком отеле ваша командированная сотрудница Екатерина Горянская, мне отвечают что Катьку никто в командировку не посылал, а взяла она две недели за свой счёт и отбыла в неизвестном направлении.

На этом месте мои брови самопроизвольно поползли вверх:

– Какая командировка, Игорь, ты вообще о чем?

– Как это какая, Катюха сказала, что едет в командировку, чтобы взять там у кого-то интервью, там какие-то крупные шишки из министерства. Что придётся с ними помотаться по области. Что-то по её статье про ремонт дороги и тендеры… я особо не вникал. А оказывается никакой командировки и нет, моя жена меня банально обманула…

Я уже открыла было рот, чтобы возмутится, что за бред он несёт, но тут меня осенило: он ничего не знает. Катька ему не сказала. Чёрт её дери эту Катьку, мне-то теперь что делать?!

Никогда не думала что произнесу эту идиотскую фразу, никогда…

– Игорь, это не то, о чем ты подумал…

– Значит ты знала…

Игорь смотрел на меня глазами полными боли от двойного предательства, и было в них еще кое-что, что мне совсем не нравилось.

Так, Анька, соберись и найди правильные слова, иначе произойдет катастрофа.

– Игорь, ты же знаешь, что я никогда не вру, тем более друзьям, – я настойчиво смотрела ему прямо в глаза, – да, я знала куда и зачем она уехала, только я думала, что ты тоже знаешь.

В глазах Горянского непонимание, но это не важно, важно что он слушает.

– Я правда не знала, что Катька тебе не сказала. – я помолчала, собираясь с мыслями, – А если так, то и я не могу тебе сказать. Понимаешь, Игорёк, это ваше личное, и я не вправе вмешиваться, – я положила руку на сомкнутые в замок руки друга, и постаралась вложить в свои слова побольше убедительности (ну, Катька, вернётся – утоплю в компоте), – но она любит только тебя, и делает это из любви к тебе, а ничего не сказала… я думаю, она боится тебя потерять…

– И поэтому врёт мне? Ань, я как дурак, как только вернулся в город, сразу помчался в редакцию, ну думаю, может напутали что-то, сейчас всё выяснится. Да конечно, выяснится! Идиот! – Игорь беспомощно пожал плечами – Я не понимаю, за что она так со мной…

– Наверное, у неё были причины. Но, поверь мне, она не хотела причинить тебе боль, в этом я абсолютно уверена.

– И что же мне теперь делать?

– Просто позволь ей самой всё тебе объяснить, и постарайся понять. Но главное, помни, что она очень любит тебя. И никакой другой мужчина в этом не замешан, поверь мне.

Игорь повернул мои руки ладонями вверх, и уткнулся в них лицом. Я, в буквальном смысле, кожей чувствовала, как ему плохо, и придумывала для подруги самые изощрённые пытки, на какие только было способно моё скромное воображение. Ну, Катька, ну погоди!

Горянский наконец-то оторвался от моих рук:

– Спасибо тебе, Шурик, ты настоящий друг. Хоть ничего и не понятно, но зато стало легче. Поеду, поздно уже. Вон и Тишка уже на улицу просится.

В самом деле, Тишка как-то, беспокойно и суетливо повизгивая, топтался у входной двери, и стоило мне её открыть, он пулей устремился в темноту.

Когда мы вышли на террасу было уже довольно темно. Я щелкнула выключателем и, увидев на столе пакет с продуктами, тихонько чертыхнулась: вот растяпа как же я про него забыла. И в это самое мгновенье со стороны БабТасиного крыльца, раздался Тишкин лай, с каким-то тоскливым подвыванием. Моё сердце гулко ёкнуло и немедленно провалилось в тапочки. А Тишка, скуля, уже бежал к нам, и мы не сговариваясь рванули к нему. Естественно, Игорь меня опередил, естественно, я за что-то зацепилась шлёпанцей, и чуть не вспахала носом грядку с морковкой. Забежав в сени, я налетела на Игоря, который сидел на корточках в полной темноте.

– Включи свет, – глухо приказал он, не оборачиваясь. Я нашарила рукой выключатель, и, в слепящем после темноты свете, с ужасом увидела, что на полу, в халате накинутом поверх ночной сорочки, лежит баба Тася. Одна нога её неестественно вывернута, соскользнувший с неё тапок лежал рядом, руки раскинуты в стороны, голова немного повернута набок, а на лбу, ближе к правому виску темное кровавое пятно. У меня потемнело в глазах и стали ватными ноги, я прислонилась спиной к стене и уже совсем приготовилась сползти по ней на пол, но меня остановил резкий голос Игоря:

– Жива… Ань, слышишь? – повернувшись ко мне он понял, что я не слышу, встал, схватил меня за плечи и грубо встряхнул, – ну, возьми себя в руки, не время в обморок падать, помоги мне.

Вдвоем мы повернули бабТасю на бок, подложили под голову свернутую вчетверо, висевшую за дверью на гвозде, вязанную кофту.

– Вызывай скорую и местного фельдшера – распоряжался дальше Игорь. Я непослушными пальцами, с трудом набрала номер, волнуясь и путаясь продиктовала адрес, сразу же стала набирать другой номер. Так даже лучше: нужно только делать что тебе говорят, и не думать, а думать очень тяжело, думать больно. Вон и Тишка притих, лёг у бабТасиных ног, положив морду на лапы, смотрит горестно и уши прижал.

Приехала, Марья Семеновна, фельдшер, быстрыми движениями, провела одной ей понятные манипуляции, коротко и тихо переговариваясь с Игорем, затем повернувшись ко мне спросила:

– Скорую вызвала?

Я торопливо затрясла головой.

Женщина посмотрела на часы. – Значит сейчас подъедут.

– Что с ней? – стараясь не стучать зубами, спросила я.

– Черепно-мозговая травма, о степени тяжести сложно судить, нужно делать МРТ. Кровяных выделений из носа и ушей нет – это хорошо, хуже то, что она так долго не приходит в сознание…

Закончив с повязкой, Мария Семёновна снова повернулась в мою сторону, и, несмотря на возраст и полноту, без усилий поднявшись с колен, подошла ко мне. Легонько обняла меня за плечи и провела рукой по волосам:

– Не плачь, Анечка, Таисья у нас женщина крепкая, она обязательно выкарабкается. Непременно выкарабкается, слышишь! – и снова присела возле бабТаси.

Только сейчас я заметила, что моё лицо мокрое от слёз, и они всё текут и текут нескончаемым потоком… Ночную тишину деревни разорвали завывания сирены.

Врач скорой быстро переговорив с фельдшером спросил у Игоря – Полицию вызвали?

Тот молча кивнул, и в ответ на мой недоумённый взгляд пояснил:

– Ань, она не сама упала, её ударили кастетом…

Кастетом… Мне очень захотелось проснуться. Пожалуйста, разбудите меня, кто-нибудь! И меня разбудили. Врач скорой помощи, вопросом:

– Кто поедет с пострадавшей?

Я обернулась к Игорю, он, опережая мою просьбу, торопливо заверил меня:

– Я останусь с Мишкой, не волнуйся поезжай. Сейчас отведу Тихона домой, потом дождусь полицию, и останусь столько, сколько нужно.

Кивнув, я как сомнамбула, пошла вслед за доктором к машине…

Я сидела на жёстком, обтянутом красным дерматином, диване. Уже два часа длилась операция. Компьютерная томография и МРТ показало наличие внутричерепной гематомы. Молодой врач-нейрохирург объяснил, что для снижения внутричерепного давления нужно срочно оперировать. Я несколько раз пыталась дозвониться Славику, но он был недоступен. Мучаясь переживаниями, я наверное все же задремала, и очнулась от прикосновений чьих-то рук. Открыв глаза, я увидела Виктора Николаевича, врача и моего давнего друга, он легонько трогал меня за плечо. В другой руке он держал чашку от которой поднимался легкий запах кофе.

Я, боясь произнести вслух, а ещё больше услышать ответ, спросила одними глазами: «Как она?»

Он протянул мне чашку и мягко сказал.

– Пей кофе. Операция прошла успешно. У нас очень хороший нейрохирург, не смотри что молодой. Я тебя уверяю – он сделает не только все что можно, а даже больше. Твоя Таисья Андреевна в надёжных руках.

Я молча кивнула, говорить не было сил. Выпила кофе, совершенно не ощущая вкуса, но тем не менее, почувствовала себя лучше, сходила в туалет и привела себя в порядок: умылась и мокрыми руками пригладила волосы. Когда я вернулась, Виктор Николаевич разговаривал с нейрохирургом, который, увидев меня, пригласил пройти в его кабинет.

– Присаживайтесь, – он сел на стул напротив меня, и положил руки на столешницу.

– Давайте для начала познакомимся. Илья Петрович Торопов, лечащий врач вашей бабушки. Вы ведь её внучка, если я правильно понял?

– Да… нет… я соседка, да неважно, – раздражаясь, тряхнула головой: к чему эти китайские церемонии, но всё же представилась – Анна Михайловна. Доктор, пожалуйста…

– Да, конечно, перейдем к главному. Больная поступила к нам с открытой черепно-мозговой травмой. В результате МРТ был поставлен диагноз: ушиб головного мозга средней тяжести, с острой субдуральной гематомой в правой лобно-теменно-височной области, с дислокацией головного мозга и сдавлением. Так как больная не приходила в сознание было принято решение, для предотвращения необратимых процессов, ввести её в медикаментозную кому. Также, учитывая состояние и возраст пациентки, применить эндоскопическое удаление гематомы, что менее травматично и позволит больной, быстрее восстановиться. Результатом операции я доволен, должен сказать, у вашей бабушки хорошее, здоровое сердце, да и в целом организм крепкий, и это очень хорошо. Но вы должны быть готовы к длительному восстановительному процессу, и возможным осложнениям.

У меня, от обилия незнакомых и, от этого пугающих слов, закружилась голова. Но главное я все же поняла: бабТася жива.

– И сколько она пробудет в коме?

Илья Петрович неопределенно повел плечом – Все будет зависеть от динамики, хотелось бы конечно не более пяти дней. Чем раньше мы выведем её из состояния медикаментозной комы, тем больше у неё будет шансов на то, чтобы вернуться к нормальной жизни. – и увидев, что моё состояние тоже близко к коме, он заговорил нормальным человеческим языком и мягким, успокаивающим тоном:

– Ну не волнуйтесь вы так, Анна, я же сказал, что все прошло хорошо, бабуля ваша держится молодцом, а вот вам просто необходимо отдохнуть, в ближайшее время никаких изменений в её состоянии не ожидается. Так что, поезжайте домой, поспите, придите немного в себя, вам силы еще понадобятся.

И он так светло, совсем по-детски улыбнулся, я увидела какое у него приятное лицо, нет, не красивое, а именно приятное: светлые серо-голубые глаза, и улыбка… Чем-то был он неуловимо похож, на замечательного актера Владислава Галкина, наверное, именно этой мальчишеской улыбкой.

– Спасибо, Илья Петрович, я так и сделаю. – я протянула ему руку. – до свиданья.

– До свиданья, Анна. – у него была сухая и твердая ладонь, а голос мягкий и теплый…

Домой меня отвёз Виктор Николаевич. Я ещё несколько раз набирала Славика, но безуспешно.

Игорь наскоро рассказав о том, что полицейские осмотрели и опечатали дом, допросили его и Марию Семёновну, сказали что вызовут нас для более тщательной беседы, уехал на работу. Сыночек ещё спал. Я покормила Тишку и выпустила его на прогулку, и когда он спустя десять минут попросился в дом, (умный пёс, видимо, боялся оставлять нас с Мишкой надолго одних) прилегла на диване в гостиной. Бабулины настенные часы показывали половину шестого, еще немного потерзав телефон, я всё-таки уснула.

Славик, тем временем, подъезжал к городу Озёры со стороны МКАДа, он устал и очень хотел спать, но в целом был доволен. Все получилось удачно, он все успел и, кажется, нигде не засветился. Он был очень осторожен, и теперь, когда дело сделано, можно спокойно обдумать как действовать дальше. А сейчас он поедет на работу, и постарается вести себя как обычно.

В девять сорок пять мы с Мишкой вошли в ворота детского сада. Я созвонилась с нашей воспитательницей Алисой Витальевной и она разрешила привести сына в садик, на пару часов, пока я буду в больнице. Тишка с Кузей остались на хозяйстве, ну там, курочек покормить, грядки полить… дел в деревне по горло. Попрощавшись с сыночком, я буквально на ходу вбежала в отъезжающий автобус и уже через семь минут входила в больницу. Едва я вышла из лифта, как в моем кармане во всю мощь грянула пятая симфония Бетховена. Выудив из кармана, гремящий Лондонским филармоническим оркестром телефон, я отошла к знакомому красному диванчику. Звонил Игорь. Он так кричал, что мне пришлось отодвинуть руку с телефоном подальше от уха.

– Анют, ты меня слышишь? Они арестовали Славку. Полиция, прямо на работе… Они думают что это он бабТасю… Сказали, покушение на убийство… Ань, ты только не волнуйся, я найду адвоката, мы его вытащим…