– Не знаю. Всё, Лиза, спи!
Глава III
Ненастная осенняя погода навевала сон. Дождь давно затих. От земли поднялся холодный туман. В вечерних сумерках четверня бежала вперёд безлюдной немощёной дорогой.
Лиза дремала, прислонясь к стенке кареты. У неё на коленях в клетке ворковал голубь. Рядом Ненила качала ребёнка, напевая колыбельную вполголоса, чтобы не мешать господам. Екатерина думала. На какой срок попросить Ивоницких приютить Лизу? Когда она вернётся от Александра? И вернётся ли? Четыре дня она не видела свежих газет, не слышала новостей с войны. Раффаеле рядом с нею смотрел в тёмное окно на беспроглядную белую пелену. Все молчали.
– Подъезжаем к Угличу! – бодрым голосом крикнул Леонтий.
Екатерина потянулась через плечо Раффаеле к правому окну. Далёкий пейзаж скрывался за низким облаком тумана. По ровным, ухоженным рощам угадывались хозяйские земли угличских помещиков. Грязная размытая дорога бежала под липами и берёзами, как парковая аллея.
С пригорка на мгновение открылась туманная линия реки – и дорога начала исподволь спускаться во влажную низинку. Показалась Волга. За нею мутно светили огоньки уличных фонарей Углича.
Вода в Волге прибыла, и лошади, мотая головами, послушно взошли на барку.
На городском берегу гасли огни в окнах. Вот он, Углич – рукой подать. А они никак не могли до него доплыть. По деревянному дощатому дну Екатерина прошла к паромщику.
– Нельзя ли быстрее?
– Куда быстрее-то, барышня! – заворчал бородатый мужик. – Не видите разве, как река разлилась, течение какое! Коли быстрее, лошади взбулгачатся, забесятся и нырнут, и нас с вами перевернут!
Леонтий услышал разговор на другом краю длинной барки и поспешил заступиться за барышню:
– Ну-ну, эти не испугаются! Они вишь как устали – им не до нырянья.
– Подняли шум, как будто не Волгу, а море-океан переплываем! – пробурчал в ответ паромщик, и барка продолжала двигаться с прежней скоростью.
Берег оказался пустым, как дикий грот. Единственная живая душа – паромщик не знал, кто такие Ивоницкие и где они живут.
Леонтий повёл лошадей наугад по каменной мостовой улицы.
– Боязно мене, – произнесла Ненила. – А ну как меня не пустят? Ладно Лизавета Андреемна. А я кто? Да ещё и с дитём.
– Полно, Ненила, ты же сама хотела ехать, – ответила Екатерина.
– Ну так, то было в деремне, а таперичи чего-то аж сердце заходится. Боюсь, рады ли нам будут господа эти. Ведь как ни говори – незваный гость хуже татарина.
– Татарина, – повторил Раффаеле.
В ночных окнах и чугунных оградах раздавалось звучное цоканье подков. Мощёная провинциальная улица вела на безлюдную площадь, освещённую фонарями и окружённую арками торговых рядов. Леонтий остановил лошадей возле каменного пятиглавого храма.
Раффаеле открыл дверцу кареты, огляделся. В воздухе растворялся туман, словно пузырьки игристого вина.
У здания напротив храма послышались шорох и хриплые женские голоса.
– Поезжай туда, Леонтий! – приказала Екатерина.
Под аркой у колонны сидели на земле две бабы в грязных телогрейках, лаптях и пёстрых платках.
– Где Ивоницкие живут, знаете? – раздался громкий голос Леонтия.
Досиня пьяные физиономии уставились на него. И заметили в окошке кареты… прекрасное нерусское лицо.
– Царь!
– Да не-е-е! Чего ему, царю-то, делать тут?
– Говорю тебе – царь!
– Так вы скажете али нет? – напомнил Леонтий.
– Так, а тебе чего надобно-то? – заплетающимся языком прохрипела одна.
– Господа – Ивоницкие – знаете, где живут?
– А-а-а, Иво-ниц-кие, – она глотнула из большой бутыли, спрятанной в складках сарафана. – Да не знаем мы таких.
– Тьфу! Питуньи окаянные…
– Мы не знаем, батюшка, не знаем, – наперебой загалдели обе. – А вот вы у этой спросите!
– Да у кого? – Леонтий закрутил головой.
– Вон у неё! Вон она едет!
Раффаеле высунулся из кареты посмотреть, куда показывали они кривыми синюшными пальцами. С конца торговых рядов на площадь выезжал экипаж. В открытом ландо, какие в ту пору бывали только в Европе, сидела молодая дама в широкополой белой шляпе с ярким цветком. Она подставляла волжскому ветру вздёрнутый нос и улыбалась, наслаждаясь прогулкой по ночному туманному городу.
Леонтий свистнул, помахал колпаком. Ландо остановилось.
– Эта женщина… curtisciana[34 - куртизанка (неап.)]? – спросил Раффаеле.
Бабы заморгали опухшими глазами. У одной отвисла губа.
– Это не наш царь… Чужеземный…
– Не ваш, – герцог отгородился рукой.
Лиза и Ненила прыснули со смеху.
– Святы-е угодники! – баба икнула. – А вдруг это Наполеон?
– Окстись! Наполеон не может быть такой красивый – он же злодей! – как отрезала вторая.
– Давайте спросим у этой дамы, – сказала Екатерина. – Вдруг ехать далеко придётся. А я не хотела бы утром задерживать отъезд в Москву.
– Позвольте, я поговорю с нею, – предложил Раффаеле. – Скажите мне, как спросить.
– Спросите, знает ли она дом Евстафия Алексеевича Ивоницкого.