Марь

– Догнал! – Арес сел рядом, вытащил из кармана джинсовки сигареты, закурил. – Вот, даже клюку на память подарила!

Он положил клюку на колени, повертел и так и этак. Клюка, кстати, была непростая. Не из тех, что можно купить в магазинах медтехники или в интернете. Клюка была деревянная, с круглым стальным набалдашником. Таким не то что от хулиганов можно отбиться, таким и черепушку в случае чего можно проломить.

– Можно? – Стэф потянулся к клюке.

– Да пожалуйста! – Арес сделал глубокую затяжку.

– Интересная вещица. – Глаза Стэфа загорелись. Примерно такое же выражение было на его лице, когда он купил на аукционе фляжку. – Лет сто ей, не меньше. – Он перевел взгляд на Ареса, сказал: – Очень хороший подарок! Твоя старушка знает толк в старине. Уж прости за тавтологию.

– Сколько? – спросил Арес деловито. – Сколько можно за нее выручить?

– Я готов купить ее за пять сотен, – сказал Стэф просто.

– Рублей?

– Долларов.

– Ты прихватил с собой печатный станок?

– Я прихватил с собой доллары. Ну так что, по рукам?

– По рукам! – Арес пожал крепкую ладонь Стэфа, а потом в сердцах сказал: – А старушка моя просто идиотка.

Глава 8

Стеша пришла в себя быстро, словно и не случилось с ней ничего странного, не примерещилось ничего на дне ясных глаз Серафима.

– Голодная ты, Стэфа, – сказал ей тогда Серафим, помогая подняться на ноги. – Голодная и худющая! – Он с неодобрением осмотрел ее с головы до ног, а Стеше вдруг как-то сразу стало легче. Голодный обморок – это прекрасное объяснение случившемуся! От гипогликемии и не такое может случиться. Считай, еще легко отделалась!

Баба Марфа вообще ничего не сказала. Она молча стояла на крыльце, дожидаясь, пока Серафим поможет Стеше дойти до дома, а потом так же молча ушла внутрь. Стеша еще несколько минут постояла с Серафимом, подышала сырым болотным воздухом, а потом сказала:

– Ну, я, наверное, пойду.

Серафим ничего не ответил, лишь молча кивнул и пошагал прочь. А дома Стешу уже ждала запеченная картошка и горький отвар. Ни про свой разговор с Серафимом, ни про свое видение Стеша решила не рассказывать. По мрачному лицу бабы Марфы было ясно, что ей неинтересно.

– Весна пришла, – сказала она в ответ на Стешино «спасибо, бабушка» и почему-то тяжело вздохнула.

А вслед за весной в деревню пришли немцы. Пока еще только в деревню. Соваться на болото они не решались. Но страшные слухи об их зверствах доползали вместе с гулкими пулеметными очередями и запахом гари, который приносил на своих влажных крыльях ветер.

В деревне Стеша была как раз перед приходом немцев. Ходила туда по поручению бабы Марфы, чтобы передать узелок с травами тамошнему фельдшеру Петру Герасимовичу. Фельдшер был старый и хромой, от него за версту несло махоркой и перегаром, но местные его уважали. А он, стало быть, уважал бабу Марфу, коль уж не гнушался ее травами.

– А где сейчас другие лекарства найти? У тебя есть? – Это был ответ бабы Марфы на невысказанный вопрос Стеши. – Или чем ты предлагаешь людей лечить?

Стеша тогда не нашлась с ответом, но к травкам присмотрелась очень внимательно, а потом еще у фельдшера Герасимовича уточнила, какая трава от чего помогает. Герасимович был с похмелья, и Стешины расспросы ему не понравились, но отказывать ей в такой малости он не стал, все подробно разъяснил. Он разговаривал с ней как с маленькой. Словно она не закончила три курса мединститута, словно она ему неровня. Стеша сначала хотела обидеться, а потом передумала. Кто она такая, чтобы учить жизни человека, у которого уже большая часть этой самой жизни позади? В обмен на травы Герасимович дал ей корзинку с «гостинцем». «Гостинец» по нынешним временам был царский: десяток яиц, холщовый мешок с мукой, шмат сала и завернутая в пожелтевшую газету вяленая рыба. Ни одна болотная трава столько не стоила.

– Чем богаты, – сказал тогда Герасимович, закуривая вонючую самокрутку. – Люди несут, а мне одному много ли нужно? Ты иди, девонька, пока не стемнело. Ступай уже!

Все они здесь, в этой глуши, боялись темноты. Стеша помнила незваных ночных гостей, поэтому тоже боялась, хоть и пыталась убедить себя, что причина ее страхов лежит в иной плоскости и боится она не угарников, а топкого бездорожья.

Разговаривать про ту страшную ночь баба Марфа отказывалась. На все Стешины расспросы отвечала односложно и зло:

– Не твое дело, Стэфа! Твое дело за малой присматривать, да меня слушаться.

– И у болота ничего не брать! – злилась Стеша. – Ни грибов, ни ягод! Ничего!

– А чтоб у болота ничего не взять, на болото не нужно ходить! – Баба Марфа сарказма не понимала и не принимала.

– И если Марь увижу, сразу домой бежать! Что это за Марь такая, бабушка?

Про Марь баба Марфа тоже отказывалась разговаривать. Сказала лишь, что у Серафима язык без костей, а в голове болотный туман. Сказала, что нет никакой Мари, что все это детские сказки. Вот только лицо у нее при этом сделалось мрачное и совсем старое. Наверное, именно поэтому Стеша даже не пыталась узнать о ночном госте. Понимала, что баба Марфа все равно ничего не расскажет.