Случайная встреча

– Напиши, из какой ты семьи, кто родители, как они оказались в Сибири.

– Попробую… Совсем, как Маша Распутина: я родилась в Сибири, на могучем Енисее, в суровом климате, где сорокаградусные морозы зимой обычное дело.

Родители мои – это местные Ромео и Джульетта, красивые, семнадцатилетние, не только влюбились друг в друга, живя в одном дворе, но и произвели меня на свет к своим семнадцати годам.

Отец в те годы приехал со своими родителями и шестью братьями и сестрами в Сибирь из Украины, как раскулаченные за то, что имели корову и свое подсобное хозяйство в деревне Болтышка где-то под Харьковом. Поселились в Красноярске в двухэтажном деревянном восьмиквартирном бараке, где жила и большая семья моей матушки, во главе которой стояла моя бабушка, Татьяна Тивуртьевна забайкальская казачка с раскосыми голубыми глазами, монгольскими скулами и темно-русой косой до пояса.

Муж ее, а мой дед – коренной белорус познакомился со своей казачкой в годы революции 1917 года в Петрограде. По уши влюбился молодой герой Гражданской войны и уехал вместе с любимой ближе к ее родине в Красноярск.

Особо стоит упомянуть отца моей бабушки, моего прадеда, из забайкальских казаков Горбунова Тивуртия Тивуртьевича с усами как у Григория Мелехова из «Тихого Дона». Но славился он в своем Саянтуйском сельсовете Иволгинского района не только этим.

По тем временам Тивуртий был шибко грамотным в своем уезде и работал писарем. Писал для своих прихожан разные жалобы, прошения, деловые письма, петиции и тому подобное за определенную плату. За работу ему несли все, чем были богаты, свиное сало, рыбу, кур, яйца, отрезы сукна или шелка. В результате чего, его большая семья жила не бедно, зажиточно, справно.

24.02.2018

– Лариса, доброе утро, прямо зачиталась. А имя какое у прадеда красивое Тивуртий, упругое, вкусное, так бы и съела.

– Так он ещё и Тивуртий Тивуртьевич Горбунов. Чистый бурят – смесь монголов с русскими. А бабушка моя родная – Татьяна Тивуртьевна.

Вот представь: закрученные усы, как у настоящих казаков и брови, как у Григория Мелехова. Жена и восемь детей.

Сидит весь такой красивый в рубашке-косоворотке, штанах галифе, чуб вихрастый и глаз острый – насквозь все видит.

За дверями хаты – очередь со всего Иволгинского района, из разных деревень.

Все – за советом к нему и помощью. Звали его в народе Тивурка – консул.

Кому-то надо написать письмо в их Саянтуйский сельсовет, кому-то жалобу на местное начальство, а еще раньше – до революции – петицию составить или прошение самому царю-батюшке.

А ведь чтобы это всё написать – надо человека выслушать, понять, чего именно он хочет, войти в его положение. Ну совсем как я,будучи журналистом своей телепрограммы по письмам зрителей и их проблемам! Надо выслушать,коротко записать всё и через день-два готово! Приходите за ответом, письмом куда надо!

– У вас это семейное, Лариса, это точно.

– И так – изо дня в день. Месяца четыре зимних. И не пил в это время совсем – голова для дела должна быть трезвой! Только курил махорку много.

А платил ему народ, в зависимости от своих возможностей, кто отрез на платье или костюм, кто и чернобурку пожалует, бутыль вина или самогона, яиц, сала, сыр, кролика или курицу, а то и ягнёнка. Короче, кто чем богат и как оценивает труд Тивуртия.

И вот наступает весна. Тивуртий велит своему работнику по хозяйству запрягать лошадей. Всякие отрезы тканей, меха, украшения и продукты упаковывают для продажи в повозки. И – вперёд! В Улан-Уде или Улан-Батор – на рынки, на постоялый двор и конечно же, после продажи всего этого добра – по кабакам и другим увеселительным заведениям, если коротко – по бардакам!

Примерно недели две они в загуле – гужуют на всю катушку, отрываются по полной. И в одних «портках», то бишь в нижнем белье возвращаются домой «на рогах», полуживые, сытые-пьяные и нос в табаке!

Моя бабушка, его дочь Татьяна лет тринадцати отроду видит, как пинком батьки отворилась калитка, а сам он, качаясь идёт к дому с обычным свои «паролем» – «Аграфенааа! Ох, ненадёжный…!»

Аграфена, стало быть, его жена, а «ненадёжный» – это он сам, собственной персоной.

– А он ее не бил?

– И не дай Бог – подвернуться кому-нибудь из его детей на его буйном пути к кровати – оплеухи или пинка не миновать! А бедную Аграфену ни за что побить – как положено уж. Знал бы за что – убил бы! А это так, для порядку, чтоб боялась и слушалась мужа.

Спит три дня и три ночи богатырским сном с храпом звериным, просыпаясь только по нужде, да квасу холодного испить.

Потом встает, голову сует в бочку с водой ледяной, сам стрижётся, бреется и в баню с сыновьями.

Надевает накрахмаленную белоснежную рубаху, мундир, сытно ест и молвит громогласно: «Будя! Наелси, напилси – народ ждёт, работать пора!"

И снова на целые месяцы – «трудовые будни – праздники для нас…»

Тивурка-консул на службе у народа!

Вот, пожалуй и всё о моём прадеде – забайкальском казаке Тивуртии Горбунове.

– Наверное, речь о разводе не велась никогда, какой есть, такой и есть муж. Богом данный?

– Это да! Эмансипации женской никакой не было. Его жена растила – обшивала и кормила восьмерых детей, рожали ведь, сколько Бог пошлёт – никаких абортов, грех великий. Конечно, стряпала, мыла и стирала с дочками.

А сыновья работали по хозяйству, тоже торговали излишками продовольствия и мануфактуры, как говорила моя бабушка.

Ходили на охоту, на рыбалку, за ягодами и грибами.

Бабушку мою лет семнадцати отправили на учёбу даже в Петербург, где она и встретила свою любовь, моего деда Сергея из древнего города Полоцка из Беларуси теперь.

Её родная сестра Евдокия вышла замуж за белого, а моя бабушка Татьяна – за красного.

Дед мой Сергей Иванович – герой Гражданской войны – весь израненый, в пятьдесят два года умер от старых ран и болезней. А бабушка моя с шестью детьми осталась одна в Пит-городке, где-то на севере. Потом перебралась с ними в Красноярск, где и встретились мои юные отец и мать.

А бабушкина сестра родная Евдокия вскоре со своим белогвардейцем эмигрировала в Австралию, где тот тоже умер, а она снова вышла замуж за владельца десятка магазинов в самом Сиднее и жила в богатстве и роскоши до глубокой старости.

К концу жизни она разыскала свою бедную сестру Татьяну в Красноярске, прислав туда своего эмиссара, говорящего по-русски и одарила сестру свою и её уже взрослых шестерых детей, в том числе и мою маму, неплохими деньгами через Инюрколлегию в Москве. В результате чего все мы были обуты, одеты, приобрели машину и съездили отдохнуть на море в нашем всеми любимом Советском Союзе. Тогда, кстати, всё было не так дорого, как сейчас…

– Напиши пожалуйста про детство? Лариса. Наверняка верховодила среди ребятни?

– Теперь о детстве в Красноярске. Когда мне исполнилось семь лет, родители переехали в более просторную квартиру, уже из двух комнат, но с соседями, в такой же двухэтажный деревянный барак на втором участке, рядом с улицей Вавилова и средней школой № 40 уже не на левом, а на правом берегу Енисея. Там родились мои братья Володя и Сергей, а я пошла в первый класс той самой школы № 40, где директором был Иван Александрович Автушко. Верный сталинец настолько, что даже в 50-х годах носил брюки галифе, начищенные до блеска хромовые сапоги и китель с блестящими пуговицами военного образца.

Каждое утро он стоял, как часовой у школьных дверей и сверлил глазами тех, кто явился во время звонка на первый урок. Я, конечно, всегда была в числе оных, поэтому получала отменный нагоняй от своего директора.

«Шевчеееенко!», – зычно кричал он на весь первый этаж, – «Смирррно! Опять опаздываешь? Вызываю родителей!"

Я – ему: «Так они приходят с работы, когда школа уже закрыта»

Он, вскипая: «Еще будешь так отвечать, будет двойка по поведению и останешься в пятом классе на второй год. Шагомммарш в класс!»

Я бегом, с радостью, что легко отделалась, и обещаниями исправиться, летела в свой класс.

Училась я не без троек, честно говоря. Пятерки были только по русскому языку и литературе. По точным наукам – тройки, остальные – четверки. Родителей это устраивало, слава Богу.

Я очень удивилась, когда на родительском собрании наш математик, дойдя до моей фамилии, сказал маме: «У Ларисы логический склад ума, она могла бы быть отличницей и по алгебре и по геометрии, но такая непоседа, шило у нее, знаете ли, в одном месте. Неусидчивая очень и это портит все».

В каком месте у меня шило мама объяснила по дороге домой, а о логическом складе моего ума я потом слышала много раз в присутствии старших родственников и соседей.