Будда слушает

– Да отвалите вы все от меня! – Барбара не понимала, к чему эти светские беседы. Почему бы ему сразу не сказать ей, чем все закончилось? Она порывисто встала, но Джейк удержал ее за руку, вынуждая сесть обратно.

– Тсс, тише, прелестница. – Джейк придвинулся к ней ближе. – Посидим еще минут десять, поворкуем, потом уйдем. Я тебе все расскажу, но не здесь. Дыши глубже.

Он поднял вверх руку, подзывая официантку:

– Можно нам повторить?

И тут же снова наклонился к Барбаре:

– Маленький спойлер: копии не было.

Марьям Левицки поднялась по ступенькам, повернула ключ и вошла в антикварный магазинчик, который держал ее дедушка вот уже без малого тридцать лет. Повернула табличку «Открыто», проследовала за прилавок. Уже третий раз за эту неделю дедушка просил его заменить. «Старые кости совсем разболелись», – жаловался он. Марьям делала вид, что верит, хотя и раскусила замысел деда.

Он уже давно всеми правдами и неправдами пытался привлечь ее к управлению магазином, от чего она долго открещивалась. Она разбиралась в антиквариате ровно настолько, чтобы не казаться совсем уж невеждой, но дедушке и в подметки не годилась. Честно говоря, куда интереснее ей было заниматься живописью. Дедушка деликатно намекал ей, что антикварная лавка прокормит ее лучше, чем мазня на холсте, и Марьям неохотно соглашалась. У нее хватало мужества признать тот факт, что особым талантом художника она не обладала, да и в целом являлась не самой одаренной натурой. Что ж, никакой драмы. Занятие антиквариатом, пусть и весьма отдаленно, тоже может компенсировать тягу к творчеству. Когда дедушка расписывал потенциальному покупателю историю и качества той или иной старой вещицы, можно было заслушаться. Вот чему ей стоило поучиться – так это интересоваться прошлым и складно его преподносить.

Стояло раннее утро, и большая часть магазинчика, узкого, уходившего в глубину здания, еще тонула в сером сумрачном свете, который едва разбавляли тусклые потолочные лампы. Зато у самого окна, где стояли диван для посетителей и круглый журнальный столик на резных деревянных ножках, выпуклых, словно просевших от тяжести, – воздух мерцал, наполненный теплыми солнечными лучами. Каждый раз заменяя дедушку, большую часть дня Марьям проводила именно на этом диванчике в ожидании посетителей. Покупатели заходили редко и в основном после предварительного звонка, чтобы уточнить наличие той или иной вещицы, или же подтвердить поступление заказа. Но тем и выгодна торговля стариной, порой даже одна сделка может запросто обеспечить тебе месяц сытной жизни.

Марьям включила чайник, вскипятила воды и сделала себе кофе. Добавила сахара, предвкушая, с каким удовольствием выпьет первую утреннюю чашечку – самую вкусную, – и расположилась вполоборота на диване, чтобы иметь возможность лицезреть картину за окном – тротуар, улицу и часть парковки.

Ей всегда нравилось наблюдать за течением жизни, желательно устроившись с удобством где-нибудь на балконе. Впрочем, просто у окна, на мягком сиденье, было тоже очень неплохо смотреть, как едут машины, как меняется облачное небо под порывами ветра, как бредут пешеходы, думая о чем-то своем. Больше всего ее увлекало наблюдать именно за людьми – и это было совсем не скучно. Дедушка иногда подтрунивал над внучкой:

– Эх, если бы к антиквариату ты испытывала половину того интереса, с каким пялишься в окна, мы бы сказочно разбогатели.

Марьям могла бы ответить на это, что, несмотря на дедушкин великий интерес, сказочного богатства он, однако, не приобрел, но предпочитала молчать и улыбаться. Зачем его огорчать? После смерти его дочери – ее мамы – Марьям осталась для него единственным самым близким человеком.

Кофе пах упоительно. Она втянула крепкий аромат – и даже зажмурилась от удовольствия, – прежде чем сделала первый, маленький глоток. Пожалуй, именно так должно начинаться идеальное утро.

За окном день набирал силу, – торговец фруктами расхваливал свой товар остановившейся у прилавка женщине, велосипедисты обгоняли ползущие к перекрестку автомобили, девочка лет пяти тянула маму в сторону витрины антикварной лавки, заинтересовавшись чем-то блестящим, но та даже не замедлила шаг, поглощенная своими заботами. За некоторыми людьми – обычно у них на лицах одинаковая маска скуки и озабоченности – наблюдать совсем неинтересно.