–А где я лежу?
–Ты лежишь в другой палате. Вон там, – ее снова отводили, но она появлялась снова.
–Где моя кровать?
–Да нет здесь твоей кровати!
–А где же моя кровать? – у Оли от отчаянья выступали слезы на глазах, – где-то же есть моя кровать? Или нету?
К вечеру она могла «достать» кого угодно и тогда на следующее утро появлялась в чужих палатах с припухшим носом:
–А где я лежу, вы не знаете? …
… -Таблеточки пить, таблеточки! – неизменно звучало в отделении после пересмены.
–Тебе занять очередь? А тебе? – спрашивала у всех Люба Соловьева и торопилась получить лекарства раньше других.
–Нравится пить эти гадости? – Алекс становилось плохо от одной мысли о них.
–Конечно. Потом все становится по барабану. Я уже второй год взаперти сижу, знаешь, как меня все достало?
–Знаю.
–На, – сыпала медсестра в руку Алекс с десяток разнокалиберных, но одинаково «убийственных» психотропных таблеток.
–Не забудь подойти на уколы, – напоминала она.
…Потом, через некоторое время после приема лекарств, в палате неизменно появлялась огромная тучная Галя Караваева и с загадочной улыбкой произносила:
–Тать, таблеточти выпили, теперь пора потурить, – Галя не выговаривала букву «к», и оттого ее речь, и без того глупая и бессмысленная, приобретала какой-то забавно-мультяшный характер.
–Татя, ты уже турила? – подходила она к интеллигентной Кате, – ой, что-то так турить хочется. Мамта вчера сигарет приносила, но я уже все потурила. Теперь мамта тольто вечером придет. Придется до вечера не турить. Да, Татя?
Катя, прищурившись, смотрела на Галку, кажется, не совсем понимая, о чем идет речь.
–Татя, а что это у тебя под подуштой? – однако «добивала» ее Галя, – это не сигареты у тебя там лежат? Тать, если, сигареты, тат ты их там не держи, а то то-нибудь утрадет. Ой, турить надо, турить, а нечего! Да, Тать?
Катя, наконец, понимала, что надо этому тридцатипятилетнему «недорослю» и доставала из пачки сигаретку. Галя радостно бежала курить. Через секунду она возвращалась:
–Ой, уже потурила, еще хочется. Тать, у тебя больше нету сигарет?
Катя давала ей еще, но спустя мгновение, Галка вновь «вырастала» на пороге палаты:
–Турить…
–Да ты их ешь, что ли? Больше не дам!
Галка начинала реветь, потом убегала, под ее тяжелыми шагами полы начинали прогибаться, выть и гудеть, как струны плохо настроенной гитары, а через какое-то время в туалете раздавался звон разбитого стекла.
–Тю, блин, – кричала санитарка, – опять Галька окно разбила! Да что вам жалко ей сигарету дать?
–Да где ж ей наберешься, если она курит через каждую секунду? – возмущались женщины.
–Ну и хрен с вами, – зло резюмировала санитарка, – не я же буду, в конце концов, теперь свою задницу в туалете морозить. А ваших мне не жалко.
–Сидите теперь на унитазе с ветерком! – почему-то радостно добавляла медсестра…
…Алекс внезапно почувствовала, как ее голова «поехала – поплыла». Равновесие держать было трудно, ноги разъезжались в разные стороны, руки функционировали отдельно от туловища, не слушаясь команд «свыше», было тяжело дышать, а сердце выскакивало из груди.
–Е-мое, начинается, – делая глубокие вдохи, чтобы хоть чуть восстановить дыхание, пробормотала Алекс.
Она посмотрела на соседку, но в ее глазах лицо той неожиданно превратилось в отвратительную морду какого-то монстра. Он злобно кривлялся и корчил рожи.
–Ах ты … – сквозь зубы прошипела Алекс и замахнулась, чтобы «проехаться» «зверю» кулаком через все его противное рыло.
–Ты что, Алекс, охренела совсем? – заорало «чудище», – что я тебе сделала?
А Алекс стало казаться, что монстр хихикает над ней и плюется. Она сняла с ноги тапочек и запустила в соседку.
–А-а-а!!! – на крики женщины примчался медперсонал во главе с заведующей отделением.
–Привяжите! – пальцем указала «шефиня» на Алекс и, презрительно окинув взглядом палату, удалилась.
–Несите вязки, зовите мужиков! – тут же «зашуршала» медсестра, – слышали, что сказала заведующая?
Алекс совершенно не понимала происходящего вокруг нее.
–Я тебя убью, убью, убью! – рычала она, и, с силой схватив медичку за халат, начала тянуть. Раздался характерный звук треснувшей материи. Алекс потянула сильнее, и рукав с хрустом оторвался.
–Ах, ты, дрянь! – завизжала медсестра на все отделение, – ты что творишь, ненормальная?
–Убью-у-у-у!!! – а перед глазами Алекс извивалась «огромная гадюка» с распахнутой красной пастью, и женщина, сильно пошатываясь, старалась ее хотя бы стукнуть.
–Ничего себе! Да что она себе позволяет? – возмущению медиков не было предела, но Алекс было все равно, в настоящий момент она находилась в «другом мире», в который ввело ее действие психотропных средств.
–Уроды! – шипела она, безумно вращая вытаращенными глазами, – гады ползучие, исчезните, исчезните! Тьфу! Тьфу!
Потом стала креститься и смачно плевать окружающих:
–Чур, вас! Чур, вас! …
Потом ей стало жарко и больно, перед глазами поплыли расплывчатые круги и туманные картинки: больные с безумными глазами, смеющаяся медсестра с огромным шприцом, тонущий Женька, умирающая мать, Ленка Кошкина с тарелкой…
–Алекс! Алекс! Проснись! – с огромным трудом Алекс раскрыла слипшиеся веки, рукой нащупала медальон, он был там же, на шее и огляделась. Решетки на окнах, грязные шторы, железные кровати, перепуганные женщины в больничных халатах, все, что смогла увидеть Алекс узенькими щелочками глаз, а еще стойкий ужасный запах мочи – подсказали ей, что она находится в наблюдательной палате.
–У меня глаза опухли? – спросила она склонившуюся над ней Лену Кошкину.
–Да, тебя мужики крепко отоварили, потом ты потеряла сознание, а теперь тебя отвязали, так что, вставай, пошли в свою палату.