– Ну а пока, давайте придумаем, где спрятаться. – Ася задумывается. – Когда я пришла домой, то заглянула, пожалуй везде… кроме… – она хмурится, вспоминая. – Кроме балкона. Точно! Балкон.
То, что она назвала балконом вызвало у нас с песчанником по крайней мере глубокое изумление. Пространство на два шага, огороженное хрупким стеклом.
– Как ты тут живешь? – оглядывается осторожно Вист и выглядывает в окно, замирая. – Как удивительно.
– Что именно? – девушка роется в шкафу, ища подходящую одежду. Пока – только себе. Кстати, не забыть сказать этому… Андрею… куда я его отправлю, стоит ему ляпнуть что-то в сторону Аси. Кажется, тут, как сказала моя милая, десятый этаж?
Пока она занята, я сажусь на диван, рассматривая ее жилище. Светлые стены. Приятный оттенок. Мебель из темного и светлого дерева, тонкого. Кажется, это все же не совсем дерево. Но цвета – мягкие, приятные глазу.
На полу ковер. Не такой, какие бывают у песчанников. Он однотонный, с длинным ворсом, белый.
Я знаю, как можно украшать свой дом. У меня – все довольно просто. Хотя, при желании, можно и вычурности добавить. Но, как сказала однажды Ася – «пафос, это не мое». Брат же любит все, в чем есть намек на волну. И да, синий цвет тоже любит. Лишь Ами со своим безупречным вкусом добавляет цветов в его морские тона. Ася же – светлая. И квартирка ее – такая же. Светлая, хоть и небольшая, чистая. Аккуратная.
Моя милая подбирает себе одежду. На ее кухне мне слышится шум кипящей воды. А я вдруг смотрю на жену и мне становится горько.
Она еще сама не заметила, как изменилась. И нет, дело не в том, что ее волосы стали темными – узнаю фирменную краску песчанников, – а кожа смуглой – ореховое масло, да. На дне ее глаз мне чудится боль, страх, и яростное отчаяние. Нет, конечно же, я люблю ее, как бы она не выглядела, какой бы не стала.
Но мне горько оттого, что я допустил это. Допустил ситуацию, в которой моей капельке пришлось выживать. Я знаю такой взгляд. Он бывает у тех, кому пришлось сражаться за свою жизнь, за свою свободу. У тех, кому пришлось противостоять сильным переживаниям, противостоять самому себе.
Я знаю.
Потому что порой вижу такой взгляд у себя.
Но Ася. Почему она? И как мне ей объяснить свою ошибку? Как объяснить, почему я не пришел за ней, когда она нуждалась?
Я виноват. И никакие обстоятельства не смягчат этой вины.
Но она жива. Она со мной. И это главное. Она должна быть счастлива, не должна сражаться, не должна выживать. Она – моя жена. Пускай остается такой же светлой и чистой. Так долго, насколько это возможно.
– Ной? – моя милая стоит передо мной, смущаясь. – Как тебе?
Я выныриваю из своих мыслей и обращаю внимание на ее одежду. Несомненно, она прекрасна для меня в чем бы ни была. Но сейчас…
Моя маленькая ундина. Светло-зеленое платье разлетается у ног брызгами, нежно облегает хрупкие плечи, обнимает спину. Оно простое. Как и моя Ася. Но, как и она сама – глубокое, имеющее еще и скрытую красоту. Ту, что не разглядеть за внешней, пусть и привлекательной, оболочкой.
– Заберем его домой? – предлагаю я ей. – Очаровательна.
– Я или платье? – смеется жена.
– Ты. – отвечаю ей. – В платье. В любой другой одежде. Неважно.
Она вновь смущается.
Прелестно.
– У нас есть время, так что давайте немного…
– Ася!
Она, точно тростинка, подламывается, оседая в мои руки. Я старательно глушу страх, остатками сил проверяя ее организм. Истощение физическое и моральное, переход между мирами, и… что-то еще?
– Вист! – рык вырывается сквозь зубы сам собой. – Рассказывай!
– Да что вам надо?! – недовольно отзывается он с балкона и возвращается в комнату. – О. Прошу прощения. Возможно, в ее состоянии есть моя вина.
– Объясняй.
Он смотрит на Асю в моих руках, вздыхает устало, и садится прямо на пол, опираясь спиной о стену напротив.
– Если коротко, твоя сумасшедшая сбежала от меня в пустыню. Провела там пять дней. Без еды и воды. Затем ее сморило солнце и она, по всей видимости, провалилась в Преддверии. Затем каким-то чудом оттуда выбралась. Но на тот момент мы уже стояли у свадебной книги. В общем, она выскочила в окно.
– С какой высоты? – холодеет у меня внутри.
– Торжественная зала. – коротко отвечает Вист.
Уничтожить его на месте мне мешает лишь жена на руках.
– Ты же помнишь, что я был не в себе? – уточняет песчанник с опаской.
– Это не отменяет твоего отвратительного характера. Что потом?
– Мои целители ее на ноги поставили, но, сам понимаешь, что она толком не отлежалась. Мне же на тот момент было важно лишь ее пребывание в сознании. Сама же «свадьба» – выплюнул он с отвращением к самому себе – больше походила на фарс. Она разорвала два платья, прежде чем я притащил ее песком к себе.
– Песком?!
Кажется, мне не помешает даже милая. Я его в пыль разотру. По песчинкам развею.
– Слушай! – вскакивает Вист. – Я помню основные моменты. Но тогда ничего не мог поделать! Я бы никогда не позарился на чужую женщину, будь она в браке, или же нет! У меня своя есть! Это все проклятое подчинение! Найду того, кто это сделал, и сам тебе отдам. Его растерзай. Я виноват, да, но уж извини, не сознательно! – ярится песчанник.
– Радуйся, что я пощадил твой народ. – негромко шиплю ему в ответ. – Я знаю, что без тебя Великая Пустыня сгинет в песках. Но люди не виноваты в ошибках своего правителя.
– И на том спасибо. – огрызается он в ответ.
Но даже так, я понимаю – Азулле переживает за оставленную страну. Я тоже. Но у меня не все столь критично. Да и брат, если что, сможет некоторые проблемы уладить.
Я продолжаю держать Асю на руках. Пускай выспится. Хоть немножко. Она говорила, что у нас есть немного времени. А потом… Что ж, прости моя капелька, но тебе придется проснуться.
– Давай помогу. – вздыхает Вист, подходя к нам.
На его ладонях золотится песок. Вот что всегда было удивительно – так это способности песчанников в целительстве. Не всех, конечно, но золотой песок Правителя Пустыни – может очень многое. И никто не знает, насколько.
Золотые искры песчанного огня робко касаются ее пальцев, и, осторожно струятся по коже.
– Я, конечно, тот еще разумный.
– Сомневаюсь. – вырывается у меня.
– Не понял? – выгибает он бровь.