Охота на Велеса

Забравшись ладонями под футболку Лины, я накрыл ими её твёрдые холмики. Девушка блаженно закрыла глаза и сладострастно выдохнула. Потерев пальцами оба соска, я проложил цепочку из поцелуев, спускаясь вниз к пупочной впадине, и остановился возле прикрытой рыжими волосками возвышенности. Подув на неё, замер. Линка затаила дыхание и втянула в себя живот. Я грубо стащил с девчонки ботинки, штаны, на ней остались только трусики.

Мои пальцы, старательно огибая бугорок, прошлись по внутренней стороне бёдер подруги, лаская там подушечками её нежную кожу. Я видел, что каждое моё движение вызывает в девушке сладкую дрожь. И вот уже мой настырный палец нырнул в глубокую расселину и погрузился в горячую негу девичьих недр, усилив ритмичные ласки. Алина протяжно застонала и выгнулась навстречу моим прикосновениям.

Стащил трусики – больше сил не было сдерживать себя. Она хихикнула, прищурилась.

– Романтики не добавишь? Можно носки с меня снять.

– Так сойдёт! – хрипло заявил я. – Представлю, что это чулочки.

С себя уже не осталось сил снимать одежду, просто спустил штаны, и всё.

Моё отвердевшее естество рвалось в бой, и я позволил проскользнуть ему туда, где только что властвовали мои пальцы. Лина вскрикнула и притихла в ожидании моего наступления. Начав плавные движения, я постепенно наращивал темп, поймав единый слаженный ритм с партнёршей.

Вскоре уже ничто не напоминало о медлительности и размеренности. Нас обуяла страсть. Резкими толчками мы подавались навстречу, чтобы, отстранившись на миг, вновь устремиться друг к другу.

Лина крепко обвила меня ногами и руками и двигалась вместе со мной в яростном танце. Моё тело вибрировало, как туго натянутая тетива, грозясь вот-вот взорваться. Мышцы влагалища Альки туго сжались вокруг моего члена. Я почувствовал, что девушка близка к кульминации, и усилил толчки. Алинка закричала. Вопль удовольствия, исказившееся страстью лицо передавали её чувства. Я накрыл горячие сухие губы поцелуем, всадил в Алинку максимально глубоко пенис, на миг задержался внутри и вышел, зажав член между нашими животами.

– А-а! А-а-а! – простонал я.

Оргазм, оглушительным водопадом накрывший с головой, постепенно отступал и отпускал. Мы оба тяжело дышали и вновь целовались, на этот раз нежно.

Я был не прочь встречать так каждое утро. Вместе с Алиной.

Чёрт, дожил!

Я поднялся с лавки, хотя с большим удовольствием остался бы подле Алинки, держал бы её в объятьях. Забрал рюкзак, достал оттуда влажные салфетки и двухлитровую бутыль чистой воды. Вытерся салфетками сам, обтёр Алину.

– Воды взял мало, но если хочешь, пойди, ну… там… нормально приведи себя в порядок.

– В санатории помоюсь, – хмыкнула девушка и натянула на себя штаны. – Сейчас только зубы почищу и достану бутерброды. Чай, наверное, даже в термосе уже остыл.

Алина взяла из моих рук пластиковую ёмкость и рванула за дверь. Я опустился на лавку, сцепил руки в замок, пытаясь прийти в себя.

Я – свинья! Последняя на этом свете мразь!

Самокритично? Мало мне ещё. Девчонка родителей потеряла, а я прыгнул на неё, точно изголодавшийся кролик. Получалось, что пользовался её состоянием. Кажется, оно называется шоковое. Это только в кино показывают, что все сразу плакать начинают, как узнают, что потеряли близкого человека. На самом деле не так. Вот такие, как Алинка, как будто в другой мир попадают, где всё по-прежнему и все живы.

– Ты чего такой сердитый?

Я вскинул голову. Алинка вернулась. Лицо мокрое, губы красные.

– Слушай, подруга, ты прости меня, я… У тебя такое горе, родители…

– У меня нет горя, – оборвала меня девушка. – Мои родители не умерли.

Ну вот тебе на! Точно шок! Надо к Егорычу, у него аптечка есть, может, чего ей там накапает.

– Бутерброды по дороге съедим, – хлопнув себя по бёдрам, сказал я и поднялся, достал зубную щетку и пасту.

Взял из рук подруги бутыль, вышел за дверь и быстро почистил зубы.

Я – дерьмо собачье, боялся остаться один на один с Алиной, когда до неё дойдёт, что убийство произошло и с родителями она только в морге увидится. Алинка молодец: спорить не стала.

Фу-у-ух, ну что за хрень творится!

Я вернулся под крышу, убрал всё обратно в рюкзак. Алинка достала бутерброды, термос, определила их на стол и принялась поправлять одежду, заплетать косу. Так в молчании собрались и покинули домишко. По дороге боялся заговорить с подругой «дней моих суровых». Малодушничал. Линка вроде забыла о моём существовании: бодро шла не оборачивалась. Ей тоже дорога хорошо знакома.

Сосновый лес стал уступать свои позиции лиственному. Появились редкие берёзки. Они, точно сиротки, притулились кронами к прямым и гордым стволинам вековых корабельных сосен.

Раз такое дело – значит, скоро и забор санатория будет виден. С полкилометра осталось, наверное.

Я посмотрел на стройную фигурку девушки в камуфлированной экипировке и снова вспомнил свой утренний «промах». Надо было придержать своего Ретивого, чтобы вот так потом не грызть себя за это. Алинка ничего не понимает, оно и ясно, но я-то, балбес, уступил похоти.

– Уже скоро, – обернулась ко мне Алина. Первый раз за всё путешествие.

Я кивнул – ком в горле стоял, ответить не смог. Алинка улыбнулась и отвернулась.

Тяжёлый бетонный забор вырос перед нами, точно препятствие из сказки. Мы пошли влево вдоль него, и примерно через триста метров обнаружились решётчатые ворота. На одном из столбов, на которые навешена преграда, нахохленно восседала видеокамера. На уровне глаз всё на том же столбе примотана изолентой коробка с кнопкой звонка.

Нажал, стал дожидаться реакции. Если Егорыч не дрыхнет, то второй раз теребить звонок не придётся.

Через частые прутья ворот были видны асфальтированная дорога и здание главного административного корпуса. Оно кряжисто уселось на землю своими кирпичными стенами, напоминая огромного толстого пса бульдожьей породы. Крыльцо щерилось частыми колоннами, а огромные окна мутно смотрели на мир из-под слоя пыли.

Зная Егорыча, понимал, что он и не думал ночевать в здании администрации. Скорее всего, так и живёт в домике для охраны. А вот нас точно в корпус поселит.

– О! Ребятки! – раздался со спины голос сторожа. – Меня вызваниваете?

Алинка бросилась к мужчине на шею, обвила его плечи руками. Егорыч похлопал её по спине одной рукой, в другой держа матерчатую сумку, по виду очень тяжёлую.

Девушка отстранилась.

– Соболезную, дочка, – нахмурился Егорыч.

– Мои родители живы. Я не видела их мёртвыми – значит и не мертвы они.

– Ну-да… ну-да… чего уж… м-да-а.

Мне сторож протянул руку. Мы заключили крепкое рукопожатие. Егорыч полез в карман за ключами, передал мне сумку. Достав связку, ухватился за массивный замок, недолго повозился с ключом, и ворота открылись.

– Вы уж от меня не скоро сбегайте, ребятки, – двигаясь с нами по дороге, попросил мужчина. – За посылкой пожаловала, Алина?

Девушка кивнула.

– Да, она пришла на адрес санатория день назад, – продолжил Егорыч. – Я сразу понял: для тебя она. А потом и письмо прочитал от Бориса и Светы.

– Я понимаю, не скромно, – улыбнулась Алина, – но что они написали?

Егорыч заметно дёрнулся, точно от удара, но Линка этого не заметила, видел только я. Лицо мужчины переменилось, он странно, как-то нервно посмотрел на мою подругу, но быстро совладал с собой, улыбнулся: