Воронье наследство 2. Справедливость

– Ага, слышал, слышал, – продолжил ворчать Ал. – Ты ж теперь большая птица.

«Очень большая, – подумалось Эстелле. – Целый ворон, который вершит людские судьбы».

При мысли о вороне она невольно огляделась в поисках Гаруша, но того поблизости не оказалось. В груди кольнула тревога, которую Эстелла поспешила запрятать ее поглубже. Сейчас не время.

– Не против, если мы отлежимся тут ночку? – спросил Ала Мэлоун.

– Мы?

Заметив недоумение мужчины, Эстелла решила больше не скрываться и шагнула на свет. Тот хитро прищурился.

– Даже спрашивать не стану, что стряслось. Меня это совершенно не касается.

Вроде бы и пытался выглядеть равнодушным, но при этом переминался с ноги на ногу и явно сгорал от любопытства.

– Да, лучше не спрашивать, – ответила Эстелла. – Для Вас же самого лучше, поверьте.

Похоже, ледяной тон, которым это было сказано, а может и потрепанный вид заявившихся среди ночи «гостей» оказались достаточно убедительными. Ал кивнул, приглашая зайти внутрь. Когда оба переступили порог, снова выглянул на улицу, быстро огляделся и лишь после этого захлопнул дверь.

Запах сырости и плесени ударил в нос, заставив Эстеллу поморщиться. А еще свежей белой краски, которой, похоже, пытались это безобразие замаскировать. Помещение вообще мало было похоже на лечебницу. Скорее уж на место, где готовы подобрать любого, попавшего в беду. Судя по развешенным на гвоздях вдоль стены поношенным курткам, таких здесь сейчас было немало.

– Второй этаж, последняя палата по коридору, – объяснил Ал, на что Мэлоун лишь отмахнулся:

– Помню-помню. Спасибо.

– Помощь точно не нужна? – Ал вопросительно взглянул на поморщившуюся от боли в руке Эстеллу, но та неопределенно пожала плечами.

– Сами справимся, – заверил Мэлоун. – Нужна только та ваша чудо-мазь от ушибов, – он помедлил, но потом добавил: – и что-нибудь согревающего внутрь… ладно, ладно, шучу. Мази будет достаточно.

– И что, тебя вот так просто сюда пускают? – удивленно спросила Эстелла, пока они поднимались по скользкой, только что вымытой лестнице. Говорила почти шепотом, чтобы эхом отражающийся от стен голос не потревожил здешних пациентов.

– Просто он мне уже давно задолжал, так что ночка в этой богадельне немного уменьшит долг.

– Даже спрашивать не стану, – передразнила Эстелла интонации Ала.

– Угу, не надо.

Как ни странно, тон у Мэлоуна был вовсе не шутливый. Он приглашающим жестом открыл дверь палаты. Эстелла хмыкнула, остановилась на пороге. Маленькая комнатка, скорее каморка. Окно открыто настежь – только это помогало избавиться от неприятных запахов. Оставляло лишь прохладу и свежесть. Наверное, так же свежо в горах на маленьком пейзаже в выцветшей рамке, висящем напротив.

Кровать, накрытая серой простыней, оказалась мягкой. Почти как дома. Эстелла выяснила это, радостно плюхнувшись на нее.

– А здесь не так уж и дурно, – протянула она, задумчиво закручивая локон на палец.

– Было бы дурно, я бы нашел убежище получше. – Мэлоун очень уж равнодушно пожал плечами. При этом с такой гордостью выпрямился, что стало смешно.

Хотелось съязвить в ответ, но робкий стук в дверь прервал разговор. Заглянувшая к ним худенькая девчушка лет шестнадцати показалась смутно знакомой. И только увидев на ней свои туфли – теперь уже с аккуратно починенными каблуками – Эстелла узнала нищенку, которая так радовалась внезапному подарку. Девчушка, уставившись в пол, что-то тихо пробормотала в ответ на приветствие. Быстро вручила Мэлоуну баночку с розоватой мазью и тут же поспешила ретироваться.

– Странная она. – решила Эстелла. – Тебя стесняется? Или нас обоих? Хотя, какая в сущности разница?

Откинувшись на подушку, Эстелла стала рассматривать едва заметную трещину на стене. Почти заживший шрам. Интересно, много ли таких у этого дома? Наверняка успели накопиться за столько лет.

– Сейчас – точно никакой, – ответил Мэлоун.

Холодное прикосновение к шее заставило Эстеллу вздрогнуть. От неожиданности скорее, а вовсе не от того, что было неприятно. Наоборот: когда Мэлоун, едва дотрагиваясь до ее кожи, стал медленно выводить круги пальцами, втирая пахнущую мятой мазь, в пору было замурлыкать. Раствориться в этой нежности.

– Не хочу, чтобы на твоей коже был хоть один синяк, – полушепотом проговорил Мэлоун. Его дыхание щекотало ухо.