Е.Б.Ж.

– Вы не поняли, девушка. Я – Виктория Ольшанская, мне принадлежит…

– Все я поняла, – перебила ее девица. – Знаю, кто вы. Но Леонид Ильич очень занят. Так вас записывать на понедельник?

Вика подняла растерянный взгляд на Лешего, который стоял рядом, прислушиваясь к разговору. Он ей что-то шептал, но она никак не могла понять.

– Секунду, – бросила она в трубку.

Прижав ее к животу, чтобы секретарша не смогла услышать их разговор, она переспросила Лешего.

– Скажи ей, что ты посмотрела список своих дел, и понедельник тебе не подходит. И что свидание нужно на этой неделе.

Вика последовала советам Лешего, но девица была непреклонна.

– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь! – прошептал Леший.

– В таком случае с вами позже свяжется мой секретарь…

Леший нажал на кнопку отбоя.

– Зачем ты разъединил? Я не знаю, что она мне сказала в ответ!

– А тебе по фигу, что сказала, – усмехнулся он. – Теперь она будет ждать моего звонка, и все.

Похоже, что статус Григория, который так беспокоил Вику, нашелся сам собой: он стал «секретарем».

Леший выждал десять минут и перезвонил по тому же номеру. Вика прислонила ухо к трубке с обратной стороны: включать телефон на громкоговоритель она сочла рискованным, по гулкому качеству звука всегда можно догадаться.

Услышав ленивый голос девицы, он представился секретарем Виктории Ольшанской, затем ласково спросил, как девицу зовут.

Звали ее Любой. Леший вдруг резко сменил благодушный тон:

– Вот что, Люба, переключи-ка меня на директора!

Она попыталась что-то возразить, но Леший рявкнул:

– Твое мнение, Люба, меня не интересует! Связывай с директором, сказал!

Секретарша, однако, позиций не сдавала. Она ведь была секретаршей Директора, а он всего лишь секретарем какой-то там дамочки, которая отношения к их солидной фирме почти не имеет. По крайней мере, так дело представлялось Любе.

Посему, взяв важный тон, секретарша принялась было рассказывать, как занят Леонид Ильич.

Леший ее перебил:

– Завтра будешь уволена. Если не свяжешь немедленно.

Это заявление наконец произвело впечатление на Любу. Она сообщила, что готова соединить с директором.

Леший, отведя трубку, спросил Вику:

– Сама будешь говорить или мне предоставишь?

– Говори ты… – пролепетала вконец растерявшаяся Вика.

Леший был одновременно груб, что вполне соответствовало его «бомжовому» образу, по крайней мере, как он представлялся Вике. И в то же время очень уж ловко, она бы сказала, опытно, разговаривал он с секретаршей. Вика терялась в догадках и никак не могла взять в толк, что происходит и с кем она в лице Лешего имеет дело….

– Леонид Ильич? – доносилось до нее, как в тумане. – С вами говорит секретарь Виктории Викторовны Ольшанской. Не думаю, что нужно уточнять, о ком речь… Она желает ознакомиться с документацией… Нет, на этой неделе. Прекрасно. Устроит. Всего доброго.

Леший положил трубку.

– Он ждет нас завтра, в полдень.

– Григорий, кто ты?!

– Бомж, ты прекрасно это знаешь.

– Бомжи так не разговаривают!

– Ты сама муштровала меня сколько! – возмутился Леший.

– За неделю можно научиться сморкаться в платок. Но разговаривать так?!

– Я способный, – сухо ответил Леший, пресекая дальнейшие расспросы.

Да и какое ей дело, собственно? У них договор, тысяча долларов. И он их отрабатывает. Остальное ее не касается!

Вика долго думала, как ей одеться. Желание погарцевать перед значительным скоплением джигитов все еще томило кровь, но уже не являлось приоритетом. Приоритетом был образ «бизнес-дамы», и посему она выбрала брючный костюм стального цвета, необыкновенно шедший к ее серым глазам, которые тут же наливались соответствующим костюму оттенком, вводя в заблуждение весь род человеческий, и в частности мужской. Во всяком случае, Вике хотелось в это верить.

Она почему-то совсем не так представляла себе «офис». Ей рисовалось что-то щеголеватое, европейски лощеное, ухоженное и престижное. А попала она в помещение, напоминавшее большую квартиру (да и бывшее ею когда-то), в которой имелись всего лишь четыре комнаты да небольшой холл посередине, где восседала та самая нелюбезная Люба, бесцветная высокая блондинка.

Впрочем, сегодня Люба расцвела счастливой улыбкой. Судя по интенсивности ее сияния, встреча с Викой была хрустальной мечтой всего ее детства, отрочества и юности.

– Виктория Викторовна? Проходите, проходите, Леонид Ильич ждет вас!

Она скользнула вперед Вики и распахнула перед ней дверь ближайшей комнаты, а изнутри комнаты к ней рванул полный мужчина с круглыми плечами, протягивая обе руки, словно собирался обнять Вику.

– Рад вас видеть, очень рад! А я все жду, когда же вы изволите проявить к нам внимание? Когда навестите? Даже ребята мои спрашивают: а что же, мол, хозяйка, нас не жалует?

Вика, с трудом пряча изумление, обернулась на Лешего, но его лицо ничего не выражало. «А ведь он мне больше не нужен», – подумала она, и легкое сожаление царапнуло где-то внутри.

– Можете меня звать просто Леней, у нас тут все на «ты», дух равенства, так сказать, никакой иерархии!

Вика даже не успела сформулировать причину своего визита, как Брежнев потащил ее на «экскурсию».

– Здесь у нас комната для переговоров, – распахивал перед ней двери Брежнев. – Для встреч с клиентами или для наших собраний. Правда, случаются они у нас редко, у нас тут все сами с усами…

В комнате переговоров, за большим прямоугольным столом, пристроилось несколько мужчин, погруженных в бумаги, – каждый в свои.

– Когда встреч нет, то комнату занимают, конечно. Тесновато у нас, признаться. – Он улыбнулся. – Даже мой кабинет оккупируют, чуть я за порог…