И нет мне прощения

– Присаживайтесь. Какое у вас ко мне дело?

– Я давно и с удовольствием читаю ваши рецензии на фильмы, если честно… Можно сказать, я ваш поклонник. По крайней мере, фильм смотреть не буду, пока ваше мнение не узнаю, – он улыбнулся, обнаружив ямочки на обеих щеках. – Но только недавно узнал, что вы возглавляете фонд помощи детям-инвалидам… В наше время столько развелось фондов, и большинство из них сомнительных, что я никогда и не помышлял заняться благотворительностью… Однако…

Посетитель застеснялся и умолк в самом интересном месте.

– Вы не помышляли, – сухо напомнила ему Манон, не имевшая склонности покупаться на комплименты. – Но теперь пришли в мой фонд. Что дальше?

– Я деньги для вашего фонда принес…

– Наличные?

Манон вспомнила Петьку.

– Вы что-то имеете против?

– Абсолютно ничего. Я очень рада, что вы хотите помочь больным детям. Но вы могли бы прислать курьера. Вы человек занятой, без сомнения…

Она взяла в руки визитку: «Генеральный директор ЗАО «Знаток». Кажется, это… Крупный интернет-портал плюс несколько печатных изданий, оседлавших тему недвижимости, ремонта, дизайна, архитектурных проектов для квартир и дач… По существу, холдинг. Солидное заведение, тем более что у него водились в основном богатые клиенты, из сегмента «люкс».

Константин Евгеньевич Ерофеев, так звался ее посетитель.

– Так я же сказал… Я ваши рецензии всегда читаю… И мне они очень… Мне давно хотелось познакомиться с автором, если честно. А тут я узнал о вашем фонде… И вот, пришел. Вы примете мой вклад, надеюсь?

– Разумеется. И напишу вам расписку.

– Напишите… А можно вас пригласить со мной поужинать?

– Константин… – она снова посмотрела в визитку, – Евгеньевич…

– Просто Константин.

– Простоконстантин, – согласилась Манон, – сдается мне, что вы принесли деньги для фонда как предлог, чтобы познакомиться со мной?

– Хм… Это вам неприятно?

– Не знаю пока.

Манон не изменила себе, – несмотря на ямочки, – и была подозрительна. Несколько секунд она рассматривала своего нового знакомца более внимательно.

Круглая голова с коротким ежиком темных волос, треугольные скулы и светлые глаза. Светлые в прямом смысле, не как у Павла, не золотистые, – а голубые. Точнее, на голубом ирисе серые радиальные полоски, как лучики.

И ямочки, черт побери!

– Хорошо, только завтра. Сегодня я занята.

– Тогда, может, сходим выпить кофе? Ненадолго…

Получилось надолго. Они говорили сначала о кино – Константин оказался знатоком, чем ее подивил. Затем он рассказывал о своей работе, а она о своей, потом пустились в воспоминания детства… Он, конечно, слышал о ее семье, – кто ж не слышал! – но интересовали его отнюдь не финансовые аспекты (иначе бы Манон непременно подумала, что он ищет в ее лице новую клиентку… А то и богатую невесту!). Напротив, он расспрашивал об отношениях в семье, говорил, как ценит сам теплоту и доверительность, приводил в пример свои отношения с мамой и братом, которые назвал «не столько родственными, сколько дружескими»…

Манон это понравилось. О человеке нужно судить в первую очередь по тому, как он относится к близким. Как бы ни расстилался у ее ног поклонник, готовый мчаться на край света ради выполнения ее прихоти, но если он оказывался груб с родителями (что легко выдавал первый же телефонный разговор в ее присутствии), – все, с места поклонника такой тип немедленно увольнялся. В число его близких она попадать не собиралась.

После кофе они все-таки заказали горячее, и получился ранний ужин.

Манон была этому рада. И общению с Константином, человеком приятным и легким, и ужину: после кофе она ощутила сильный приступ голода, – и тому, что закончилось все рано. Ее действительно ждала дома работа, и она распрощалась с Константином до завтра, до настоящего ужина в каком-то загородном ресторане, куда он намеревался ее пригласить.

Дома она оказалась только в девять. Первым делом закончила обещанную подборку туалетов и косметики под модель, которая должна была представить на страницах модного журнала «современную успешную женщину». Туалеты были, естественно, от тех фирм, которые давали рекламу на его страницах, что ограничивало полет фантазии Манон, – но все же получилось очень неплохо. Элегантность в сочетании с раскованностью, легкость и непринужденность – без всякой вычурности, дорогой громоздкости, которая столь присуща тетенькам при деньгах, скупающим без разбору и понятия любое произведение «от кого-нибудь», уродующее и тело, и сознание… Точнее, самосознание.

Хозяйка журнала будет довольна: в роли модели выступила одна начинающая певица – еще не звезда, но уже вполне звездочка, – которая нравилась Манон не бл… непродажным выражением лица. И звездочка останется довольна: ей, восходящей, тоже нужна реклама. И марки-рекламодатели будут довольны, поскольку девица на редкость хороша собой.

В общем, сплошной гешефт.

Она откупорила бутылку красного бордо, налила себе бокал и снова села к компьютеру. Так, теперь за рецензии!

Однако некоторое время она смаковала вино, вспоминая сегодняшний день – Павла с Наташей, Петьку и Константина… Который, прямо скажем, очень скрасил разочарование, оставшееся у нее после известия, что Павел…

Какая теперь разница, собственно.

Потом она подумала об Аиде. Надо б ей позвонить. Дашка что-то собиралась спросить у нее… И самой ей очень хотелось узнать у сестры, что за мужчина в ее жизни появился…

А ведь появился, как пить дать!

Но к Дашке так просто не подъедешь. Они не были подружками, как это иногда случается между сестрами, – и дело даже не в возрастной разнице. Просто Аида жила в мире, где царили высокая музыка и возвышенные чувства, и решительно не хотела видеть мир за окном, ранивший ее душу своей грубостью. Может, она потому и согласилась на брак с Гектором, – брак, который папенька ей активно навязывал, – что поняла: жизнь никогда не подарит ей таких чувств, как в опере, так хоть пусть будет у нее своя «башня из слоновой кости», обеспеченная стараниями будущего мужа.

Сестры любили друг друга и часто общались, но секретами не делились. Да и не было у них никаких секретов, если понимать под ними разговоры о любви и любовниках. Манон пока не видела среди своих поклонников никого, стоящего обсуждения, а у Аиды их, поклонников, попросту не имелось… До недавнего времени, судя по всему.

Кто мог стать избранником сестры, Манон не представляла. Одно точно: это человек не их круга, каковой Аида презирала и всячески игнорировала. Манон относилась к делу проще: считала его неизбежным злом, с которым приходится жить, коли другого не дано.

Стало быть, избранник сестры должен быть по определению одухотворенным, честным и бедным. Примерно как Павел. Только не иконописец, конечно, потому что он уже принял или примет в скором будущем монашество, – так им положено, иконописцам. А этот человек любит Аиду, без сомнения, – отчего она в последнее время прямо-таки светится…

Манон вдруг решилась расспросить сестру. Ну и ладно, пусть бестактно, – в конце концов, если Аида не захочет отвечать, то так и скажет!

Она набрала номер ее мобильного: хоть Гектор практически не бывает в такое время дома (да и в любое другое время тоже), но попасть на него Манон не хотелось.

– Машунька, я спешу, – услышала она запыхавшийся голос сестры.

– Ты на улице?

– Да, да, – чуть досадливо ответила Аида.

– Куда идешь?

И вдруг Манон сообразила.

– К нему? – лукаво добавила она.

В трубке воцарилась тишина. Лишь шум улицы да дыхание Аиды свидетельствовали о том, что связь не прервалась.

– Потом, Машик. Не сейчас. Я спешу, прости.