Долгожитель
– Так вот, – Григорий продолжил возиться с телом Владимира, – этот человек хотел тебя убить, хотел, да не успел. Я ему помешал. Сейчас я закончу с ним, а ты, – Григорий повернулся к пареньку и указал в его сторону окровавленным ножом, – забудешь все, что здесь видел. Мамке скажешь, что заплутал в лесу. И никому ни слова. Понял меня?
Мальчик отчаянно кивал, прекратив извиваться.
– Вот и славно, – улыбнулся Григорий. – Да не бойся ты. Незачем мне тебя жизни лишать. Отвернись лучше. Сейчас закончу, развяжу тебя, да пойдем. По дороге хлеба дам – у меня в сумке два куска больших имеется.
Мальчик, продолжая беззвучно плакать, стал отворачиваться, чтобы не видеть, как именно этот человек «закончит» с тем, кто его самого похитил. Он еще не разобрался для себя: верить ли незнакомцу, ведь он все еще остается связанным, но верить отчаянно хотелось, потому что хотелось жить. Перед тем, как полностью отвернуться, он успел заметить, как человек с ножом вытащил из груди мертвеца что-то большое и красное. Через мгновение раздался шкворчащий звук. Мальчишка понял, что сердце мертвеца было брошено в костер, а затем был еще какой-то звук, и вокруг завоняло горелыми волосами – голова была отправлена в огонь следом за сердцем.
– Вот теперь точно он уже никого не обидит, – все тем же спокойным, размеренным голосом сказал Григорий. Он оторвал от одежды Владимира кусок ткани, вытер, насколько смог, начисто свои руки, тоже бросил тряпку в огонь и принялся развязывать мальчишку.
– Не бойся меня, – глядя в его голубые глаза, повторил он.
Мальчик дрожал от страха. Как и обещал, Григорий дал парню два куска хлеба, сало и огурец.
– Поди, со вчера голодный?
– Три дня не ел, – ответил мальчик дрожащим голосом, затем поблагодарил барина и принялся наскоро жевать.
Это были единственные слова, которые он сказал Григорию.
На свист прибежала лошадка. Григорий сел в седло, помог парню взобраться на лошадь и вывез его из леса.
– До города час дороги, дойдешь, – сказал он, остановившись на развилке. – И помни: никому ни слова.
Парень снова закивал, вытер нос, молча поклонился, развернулся и побежал в сторону дома. Григорий знал, что он ничего и никому не расскажет. Из страха. А ежели кому и расскажет – так кто поверит?
Лошадь шла медленно, гнать ее Григорий не хотел. К чему? Спешить уже было некуда, дом в безопасности. А Владимир… Сожалел барин о содеянном, но верни он время вспять – поступил бы так же. Владимир был жестоким человеком, зверем, убивавшим не только для пропитания, но и для удовольствия. Страх мальчишки питал его, внушал чувство всемогущества. Григорий знал это и не мог допустить, чтобы Владимир продолжал убивать всех налево и направо. Да еще и где? – рядом с домом самого Григория!
– Зачем ты приходил? – бормотал он себе под нос. – Что тебе от меня было нужно? Лет сто не видел тебя, еще бы столько же не видеть… Так нет же, пришел!
Он ехал и думал о том, будут ли у него проблемы после убийства Владимира. Но шло время, а Владимира никто не хватался. Григорий решил, что это сошло ему с рук, и продолжил жить так, словно ничего и не было. Пару раз в месяц он ездил на охоту и всегда возвращался в добром расположении духа, бодрым, жизнерадостным и довольным.
Примерно спустя год после того, как Григорий Николаевич вырезал из груди Владимира его сердце, отрезал ему голову и сжег все это в огне, он получил письмо, в котором его приглашала весьма знатная семья из соседней губернии на праздник по случаю совершеннолетия их дочери. Григорий хотел ответить отказом, но все же решил принять приглашение.
– Верно, барин, – болтала кухарка, подававшая на ужин одинокому хозяину дичь, им же убитую, – поглядите на юную барышню, глядишь – слюбиться… Не подумайте, что нос не в свое дело сую…
– Суешь, – улыбнулся Григорий.
– Простите, но вы еще молоды, а живете, как затворник! Вон, дядюшка ваш, царствие ему небесное, говорю вам: от грусти помер. Негоже человеку одному быть. Жена нужна ему, детишки. Так и вы… Жениться вам пора!
– А откуда тебе знать, – спокойно ответил барин, глядя в тарелку, – может, я уже был женат до переезда в усадьбу?
Кухарка замерла, поставила на стол то, что держала в руках, округлившимися глазами посмотрела на хозяина и трижды перекрестилась.
– Простите, Григорий Николаевич, Христа ради молю, простите меня, дуру. Болтаю, не думаю.
– Ничего, все в порядке. Ступай…
Собирался Григорий Николаевич основательно, знал, что едет не на один день. Взял все и для охоты: наверняка хозяин того дома предложит гостю выехать на косулю, когда узнает, что Григорию это по душе. Из украшений, что хранились под замком еще до его появления в этом доме, выбрал дорогой и старинный гребень работы чужестранных мастеров в подарок юной имениннице. Виды он на нее и ее положение не имел, ему вполне хватало того, чем сам располагал, однако среди людей, помимо крестьян, появляться иногда все же стоило.
Вопреки привычке путешествовать в одиночку, на этот раз Григорий поехал экипажем. Светский визит подразумевал соблюдения рамок приличия.
Как и ожидалось, Григория встречали, как встречают зятя несмотря на то, что ни он, ни предполагаемая невеста, никогда не виделись. С отцом ее он знаком был: тот приезжал после кончины Андрея Петровича, дабы выразить соболезнования и поприветствовать нового хозяина усадьбы. Видимо, тогда-то еще почтенный гость и присмотрел в лице Григория мужа для своей дочери.
Анастасия, на чей день рождения и приехал Григорий Николаевич, была проинструктирована папенькой везде сопровождать гостя, уделяя ему гораздо больше времени и своего внимания, нежели другим гостям. Григорий понял это, и, в свою очередь, старался, не обидев Анастасию, проводить больше времени именно с ее отцом, а не с ней. Как он и ожидал, общей темой для разговора стала охота.
В какой-то момент беседы Григорий насторожился, как собака на вылазке, повернул голову, словно прислушивался к чему-то.
– Что-то не так, Григорий Николаевич? – спросил хозяин дома.
– Все замечательно, – улыбнулся Григорий. – С вашего позволения, я ненадолго выйду во двор. Хочу немного пройтись.
– Как скажете. Позвольте предложить вам в сопровождающие мою дочь. Она с радостью покажет наш прекрасный сад за домом!
– Благодарю, но мне нужно немного побыть одному, – почтительно ответил Григорий. – Не хочу утруждать юную Анастасию моим скучным молчанием, а мне необходимо обдумать одно важное дело.
– Именно сейчас?
– Увы – безотлагательно, – ответил Григорий. – Я запамятовал… А сейчас на память вдруг пришло. Прошу меня простить…
Стояла теплая майская погода. Сад и вправду был прекрасен: деревья цвели, и благоухание от их цветения разносилось по всему двору этого прекрасного поместья. В саду стояла беседка, в которую, Григорий был уверен, его бы и повела Анастасия для уединенной беседы: девушка, как и ее родители, была настроена решительно. Но сейчас в беседке сидела совершенно иная особа: она-то, вернее пульсация, исходившая от нее, неуловимая простому смертному человеку, и привлекла все внимание Григория.
– Мы знакомы? – спросил он, подходя к роскошной даме лет тридцати.
– Елена Ржевская, – ответила женщина, протянув свою руку в перчатке Григорию для поцелуя. – Княгиня Ржевская, – уточнила она.
Григорий представился, склонился перед сидящей на скамейке княгиней, поцеловал ее руку, выпрямился и убрал свои руки за спину.
– Что вы здесь делаете, княгиня?
– Вас дожидаюсь, – менее учтивым тоном сказала Елена. – Знаете ли, Григорий Николаевич, забавные вещи происходят. Один мой хороший друг, который был мне близок, словно брат, в прошлом году отправился навестить своего знакомого, да так и не вернулся. Всегда возвращался, а тут раз – не вернулся. Это что ж получается, Григорий Николаевич? Старых друзей со света белого выживаем? Голубчик, так не годится.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, княгиня, – сказал, улыбаясь, Григорий.
– Все ты понимаешь, – весьма грубы голосом ответила та, глядя прямо в глаза Григорию. – Я могла бы всех своих собак с поводка на тебя спустить. Одно мое слово…
– Отчего ж не стала? – перебив даму, лукаво спросил ее Григорий и присел перед княгиней, чтобы поравняться своими глазами с ее. – Страшно стало?
– Ты не имел никакого права убивать Владимира.
– Этот идиот заявился в мой дом, убил моего слугу, затем отправился в соседний город и продолжил без разбору убивать там. А мне это ни к чему. Вот, что я тебе скажу, дражайшая княгиня Елена Ржевская. Ежели еще хоть один твой пес сорвется с цепи и прибежит метить рядом с местом, где я живу, его постигнет та же участь – участь безродной дворняги. Я вырежу его сердце, отрублю ему голову и скормлю их своим гончим. Уяснила?
– Тебе этого не простят, – прошипела Ржевская.
– А мне и не нужно ваше прощение, – все так же с улыбкой ответил Григорий и выпрямился, – меня не испугает твой статус. Знать бы только, а князь-то знает, чем промышляет его женушка, пока тот отбывает из дома? Знает ли он, почему наследника она ему подарить не может?
– Прекрати! – Елена была готова сорваться на крик.
– Милая княгиня, – Григорий снова взял ее руку и поцеловал. – Прошу, соблюдайте приличие: не к лицу такой даме столь грубый тон. Был рад познакомиться и пообщаться с вами. Однако лишь самую малость. Надеюсь, что подобная честь мне больше не выпадет. Настоятельно рекомендую испробовать гусиную печень, что здесь сегодня подают: изумительное блюдо! Так же осмелюсь рекомендовать не пробовать ничего иного, более свежего. Ибо я, дорогая княгиня Елена, здесь – желанный гость, а значит, ежели потребуется, постою за тех, кто меня пригласил, как за своих. Что же касается вашего друга… Прискорбно, но так, увы, случается, когда животные порывы и дурной характер берут верх над моральными принципами. Ежели на утро хозяева замка не досчитаются кого-то из прислуги или гостей, боюсь, князю Ржевскому придется погоревать какое-то время, пока не найдет себе более юную женушку.
– Вы угрожаете мне? – пыл княгини явно сошел, и она отчаянно пыталась не выдавать страха перед Григорием.
– О, что вы, конечно, нет! Всего лишь говорю вам о моей непоколебимой приверженности порядку. А теперь, с вашего позволения, разрешите откланяться. Меня ждут в доме.
Отец Анастасии предложил Григорию Николаевичу погостить у них несколько дней, дабы непременно отправиться на охоту. Григорий принял предложение, но перед этим счел необходимостью поставить отца девушки в известность, что не намерен жениться на его дочери.
– Не сочтите это неуважением к вам и к вашей семье, – сказал Григорий, – но у меня была любимая. К сожалению, она умерла. Прошло уже много времени, но я все еще не могу оправиться, а потому брак с Анастасией будет несправедливостью по отношению к ней.
Хозяин дома поблагодарил гостя за честность, сказал ему, что передаст сказанное им своей дочери, заявил, что он сожалеет и будет рад, если Григорий передумает, однако отказываться от запланированной охоты в прекрасной компании все же не стал.
Княгиня отбыла уже на следующее утро несолоно хлебавши, Григорий Николаевич же – спустя пять дней в прекрасном настроении.
Дома все было по-прежнему. Григорий неустанно пекся о благополучии усадьбы, иногда уезжал на непродолжительное время, объясняя это семейными делами.
– А у вас из родни кто есть, барин? – спросили как-то его дворовые. За наглость это не счел, ведь чаще всего общался с ними, как с равными себе, или же сам выступал равным им, когда нужно было, к примеру, из-под телеги старика придавленного помогать доставать.
– Да никого, Марфа, – ответил Григорий Николаевич. – Матушка померла, когда сестру на свет Божий порождала, сестра тоже уже Богу душу отдала, а отец… Отца убили. Я тогда совсем юным мальчишкой был.
Охнула Марфа и другие, бывшие с ней, что барину постель перестилали, пока он рядом у окна книгу читал.
– Давно это было. Уже переболело.
– Вы как Андрей Петрович, царствие ему небесное, – Марфа перекрестилась, – тот тоже все сам да сам… И родителей в юности схоронил, и семьей не обжился. Вот только про вас рассказывал все время, мол одна надежда – Григорий мой, племянник. Мы, грешным делом, думали, сейчас приедет к нам из столиц барин молодой, начнет в усадьбе пиры устраивать один за одним, как в городе большом привык, а вы и не такой совсем.
– Это у нас семейное, – улыбнулся Григорий. – Я ценю покой и тишину. А в поместье, что от дядюшки мне досталось, мне спокойно.
– Один только Ирод был, – Марфа сделала вид, что сплюнула, – который Прокопа-покойника загубил. И Прокопу, рабу божьему, царствия небесного.
Григорий Николаевич строго так посмотрел на дородную женщину, что перебирала его перины.
– Он больше не заявится сюда, – сказал он, – никогда.
По спине Марфы холодок пробежал от взгляда барина: нельзя было тому взгляду не поверить. Враз она поняла, куда гость тот подевался и почему второй раз, когда барин вернулся, не заявился. Догадывались об этом все, но вслух сказать ранее боялись. А тут… Не по себе Марфе стало.
– Пойду я, барин, – сказала хозяину и, прихватив грязное белье, удалилась из спальни, когда другие продолжили застилать постель.
Глава 3
Дмитрий
Он собирался уверенно, спокойно, без спешки. Выйдя из душа, Дима достал из шкафа чистую белую футболку, с улыбкой в очередной раз взглянул на свое тату в виде медведя на правом плече до самого локтя и стал одеваться. Он очень долго обдумывал: делать ли татуировку, но решил, что хотя бы разок в жизни можно позволить себе подобную вольность. Почему бы и нет? К тому же работа была выполнена великолепно.
Для повседневной жизни Лукьянов Дмитрий Сергеевич использовал удобный, комфортный седан, для других нужд на подземной парковке у него стоял внедорожник. На нем он, как правило, выезжал с коллегами на рыбалку, на платную охоту с ночевкой в специализированных зонах, за город в коттеджные поселки. Заграницу он последние годы летал редко, а вот в русских горах и лесах отдыхал частенько. В основном – один.
Туристический рюкзак, дорожная сумка, охотничье ружье, на которое, разумеется, у Дмитрия имелись все необходимые документы, охотничий нож ручной работы, которому обзавидуется любой коллекционер холодного оружия, берцы, тактические перчатки. Да, Дмитрий Сергеевич собирался основательно, при этом уверенно и спокойно.
Дела о пропажи детей всегда были широко освещены в прессе, ведь они привлекают к себе максимальное количество внимания жителей, практически не оставляя равнодушных. Конечно, чаще всего подростки уходят из дома добровольно, а через какое-то время, разочарованные в столь коротком и в столь неудачном опыте самостоятельной жизни, с поникшей головой возвращаются в отеческий дом.
Но не в этот раз. Дима знал, что это не первый случай исчезновения девочки в этой округе и провел собственное расследование. Он проверил данные из сети: три года назад примерно в пятидесяти километрах от места, где на днях пропала девочка по имени Вероника, так же бесследно исчезла еще одна: одиннадцатилетняя Даша, которую искали не менее трех месяцев, но так и не нашли. За четыре года до Даши еще немного южнее ушла в школу и не дошла до нее четырнадцатилетняя Марина. Марина была из многодетной неблагополучной семьи, где в последствии родителей лишили родительских прав, а потому ее искали не так активно. В восьмидесятых годах, и об этих случаях Дима был весьма неплохо осведомлен, несмотря на отсутствие в то время интернета, в тех же районах в общей сложности исчезло семь девочек возрастом от десяти до шестнадцати лет. Никого не нашли. Были ли еще исчезновения? Возможно. В девяностые годы была пара подобных случаев, но в сети о них нашлось слишком мало информации, которой было недостаточно, чтобы связать эти исчезновения вместе, а сам Дима несмотря на то, что неплохо разбирался в сыскном деле, в то время был занят другими делами вдалеке от столицы и не мог слышать о них лично.
У него не было сомнений: за всеми этими делами стоит один и тот же человек. Судя по тому, что девочки стали исчезать здесь более сорока лет назад, сейчас этому маньяку-извращенцу должно быть не меньше шестидесяти лет. И Дмитрий мог поклясться, что он чувствовал его. Чувствовал не так, как остальных, а намного сильнее: тот словно звал Диму к себе, манил его, чтобы похвастаться, показать ему, на что он способен, чего он добился.
Верно ли было его чутье? Дима надеялся, что да. Раньше оно его не подводило, хотя он и давненько его не практиковал. Как бы там ни было, но рюкзак с охотничьими принадлежностями, сумка с ружьем, скотч, веревки и лопата лежали в багажнике внедорожника.
Он ехал не более часа в сторону выезда из Москвы. К подмосковным лесам Дима испытывал особую любовь. Ему было противно от того, что какой-то больной ублюдок оскверняет эти красоты, скрывая в них издевательства и убийства. Убийства детей.
Он чувствовал его вонь, причем это был весьма знакомый запах. Как опытная ищейка, натасканная на определенные ароматы, чаще – весьма неприятные, Дима приближался, почуяв знакомый. Но теперь этот запах действительно стал для него вонью…
Он приехал в небольшой поселок, расположенный в семидесяти километрах от Москвы. Нет, девочка исчезла не здесь – километров сорок западнее, но Дима знал, куда ехать. Это был частный сектор, дома в котором, вероятно, кто-то использовал, как дачи, и приезжал сюда лишь летом, а кто-то мог жить здесь и круглый год.
В лес вела прокатанная дорога и, проехав по ней совсем немного, Дима нашел вполне удобное место, чтобы припарковать машину. Он надел темную кепку и капюшон от куртки, на приготовленной заранее записке сверху он написал: «Жду в лесу». Выйдя в поселок, Дима решил неспеша прогуляться по трем имеющимся там улицам, делая вид, что присматривает участки, выставленные на продажу, а таких он там насчитал четыре. У одного из домов он остановился, прислушался к чему-то и улыбнулся. Подойдя к воротам, он вставил в ручку дверей записку, в которой написал имена всех пропавших девочек, начиная с восьмидесятого года и заканчивая последним исчезновением несколько дней назад. Оставалось только ждать.
Пока он сидел в машине, думал о том, почему же полиция даже не попыталась связать все эти исчезновения и выйти на предполагаемого похитителя и убийцу. Конечно, его чутьем они не обладали, но немного напрячься все же должны были.
– Ничего, – сказал Дима вслух, – разберемся. Не впервой…
Через час после того, как стемнело, со стороны поселка стали приближаться огни: в лес ехала машина. Ружье лежало на заднем сиденье, охотничий нож в расстёгнутом кожаном чехле Дима положил в правую берцу. Еще один лежал на пассажирском сиденье справа.
Машина остановилась аккурат за машиной Димы, но из нее никто не спешил выходить: двигатель продолжал работать, фары ярко светили дальним светом. Дима заглянул в зеркало заднего вида, поправил свои темно русые волосы и вышел из машины. Рядом стояла новая «Нива». Дима надел капюшон, убрал руки в карманы куртки и стал ждать. Терпения ему было не занимать, он уже давно привык никуда не торопиться и жить не спеша. Прошло не больше минуты, когда водитель «Нивы» все же заглушил мотор и вышел из машины.
– Чего ты хочешь? – выкрикнул он, не сделав ни шагу в сторону Дмитрия и не закрыв дверь своего автомобиля. Рассмотреть его было сложно из-за работающих фар, но голос явно не принадлежал молодому парню.
– А ты? – спокойно спросил Дима.
– Зачем ты приходил ко мне?
– Ты и сам все понимаешь, – невозмутимо и даже как-то беззаботно ответил Лукьянов. – Не понял бы – не пришел бы.
– Так чего тебе от меня нужно?
– Имена, – сказал Дима. – Допиши недостающие имена в том списке.
– Не буду я ничего писать, – злобно ответил мужчина. – Тебе нужны деньги?
Дима выдавил из себя ироничный смешок, задумчиво оглянулся вокруг и на выдохе сказал:
– Прогуляемся?
– Никуда я с тобой не пойду.
– А я думаю, что пойдешь, – он продолжал улыбаться. – Видишь ли, я умею убеждать… Да и ты не в том положении, чтобы пререкаться со мной.
– Ты не из полиции, – более спокойным голосом сказал мужчина. – У тебя ничего на меня нет. А в полиции у меня есть связи, поэтому все, что ты захочешь выставить против меня, я смогу легко обыграть против тебя самого.
– Прогуляемся? – повторно предложил Дима, кивая головой в сторону леса.
– Куда?
– Туда, где спрятаны все девочки.
Мужчина рассмеялся. Смех прервался кашлем, каким часто страдают курильщики с большим стажем курения. Да, голос явно принадлежал человеку в возрасте.
– Вероника уже там?
– Какая Вероника?
– Которую ты похитил несколько дней назад, – голос Димы оставался все таким же спокойным.
– Знаешь, парень, ты мне изрядно надоел, – ответил мужчина и хотел быстро достать ружье, что лежало на водительском месте, но Дима его опередил: один из охотничьих ножей менее, чем за одно мгновение был извлечен из берцы, еще за одно мгновение глубоко вошел в левое плечо водителя «Нивы».
Мужчина взвыл, потянулся правой рукой к рукоятке ножа, но потом вспомнил, что хотел сделать до того, как нож пробил его плечевой сустав, и второй раз попытался ухватить свое ружье. В этот момент по его затылку пришелся тяжелый удар прикладом ружья Димы. Мужчина обмяк.
– Ты думал об этом месте, – где-то далеко, словно в другой вселенной, послышались чьи-то слова. Голос казался знакомым. – Ты прокручивал в своей голове маршрут сюда снова и снова, пока пытался заговорить мне зубы, думая о том, знакомо ли мне уже точное расположение этого… кладбища?
Глаза открылись. Сквозь мутную пелену они смотрели на молодого мужчину, что стоял рядом. Внимание привлекло то, что теперь на нем были надеты перчатки. Сам же водитель «Нивы» сидел теперь на земле, прислоненный спиной к дереву.
– Чего ты хочешь? – снова простонал он. Правая рука потянулась к левому плечу, что разрывало адской болью. Рука отекала, не слушалась, не двигалась, однако крови не было: на плечо была профессионально наложена повязка.
– Мне не нужно, чтобы ты истек здесь кровью, – сказал Дима.
Эти слова незнакомца со знакомым голосом вселили надежду.
– И я говорил уже тебе, чего я хочу, Александр Степанович, – продолжил Дима. – Мне нужен полный список. Я, конечно, неплохо изучил дела, сопоставил все факты, обнаружил сходства, но, боюсь, что мог упустить кого-то. Теряю хватку… Но, надеюсь, я не прав, и список из тринадцать имен тебе нечем дополнить, однако опасаюсь, что, к сожалению, это не так.
– Андрей Ильич? – удивленно сказал мужчина, всматриваясь в молодое лицо Димы. – Но как?
– Видимо, я слишком сильно приложился к твоей голове, – ответил тот.
– Одно лицо… Только тогда мне было лет, как тебе сейчас.
– Александр Степанович, – Дима присел на корточки рядом с мужчиной, – будьте добры, список…
Он положил перед немолодым мужчиной лист бумаги на планшетке, вставил в здоровую руку ручку и ткнул пальцем в белое полотно.
– Пиши, – сказал он.
Дрожащей рукой тот написал новый список из восемнадцати женских имен.
– Фамилии, – строго сказал Дима.
– Я… Я не знаю, – пробормотал Александр Степанович.
– Моя записка у тебя с собой?
Тот полез во внутренней карман куртки, достал записку Димы и дописал указанные в ней фамилии к тринадцати именам.
– Повторюсь: Вероника здесь? – спросил Дмитрий. Перепуганный дед отрицательно закивал головой. – Она жива? – спросил Дима.
– В подвале, – сквозь слезы ответил Александр Степанович.
– Тебе страшно? – Дима ехидно улыбнулся. Тот закивал головой. – Хорошо… Им тоже было страшно. Они здесь, я знаю, – он указал рукой на обширный пустырь, на котором они находились. – Сюда редко заходят люди, верно? Вглубь непроходимого леса почти четыре километра… Ох, как же я люблю лес! Но только не сегодня, и все благодаря тебе…
Дима из своего кармана достал телефон, принадлежавший Александру.
– Пришлось изъять, пока ты спал, – пояснил он. – Сейчас мы зафиксируем это место. Связь слабенькая, но все же ловится…
Он открыл в приложении карту местности, определил координаты и сделал скриншот.
– Это для твоих бывших коллег. Да, майор? – Дима снова убрал телефон в карман. – Удобно совершать подобные вещи, являясь стражем порядка, пускай уже и на пенсии? Интересно, свои собственные дела тебе выпадало расследовать? Или по этой самой причине их никто и никогда не связывал между собой? Мутим, товарищ майор? Хотя какой ты мне товарищ…
– Скажи, – прохрипел Александр Степанович, – Андрей Ильич – твой дед? Майор Андрей Ильич? Поэтому ты вышел на меня? Но ведь он давно умер.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
