Возьми меня с собой
Лера резко повернулась и, не говоря ни слова, вышла за дверь.
На глаза ей тут же попалась Наталья. Теперь на ней были безупречно отглаженный сестринский халат и шапочка, длинные волосы она забрала в хвост, отчего лицо стало более простым, обыденным, а взгляд не таким пронзительным. Увидев Леру, Наталья сделала несколько шагов и остановилась, точно ожидая чего-то.
– Где я могу найти доктора Пантелееву? – спросила Лера.
– Свету? – с готовностью переспросила Наталья. – Она только пришла. В ординаторской, переодевается.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила она.
Отчего-то старшая сестра продолжала вызывать у нее непонятное отторжение, несмотря на явную приветливость и предупредительность.
Чувствуя неловкость от своей сухости, Лера быстро зашагала к ординаторской.
Светлана оказалась миниатюрной брюнеткой, постарше их с Анной, с бледным, одутловатым, измученным лицом и огромным, выпирающим из-под халата, точно глобус, животом. Она сидела на стуле и натягивала на плечи серую кофту, оставленную, видно, со вчерашнего дня.
– Привет, – кивнула она зашедшей Лере. – Анька мне про тебя сказала. Ты за картами?
– Да.
– Сколько тебе шеф дал палат?
– Три.
– Изверг! – закатила глаза Светлана. – Мог бы и пять. Чай, я не железная, еле ноги передвигаю. Возьму больничный, и пусть катится к чертовой бабушке.
– Если хочешь, – пожала плечами Лера, – могу взять и пять. Мне нетрудно.
– Тебе-то нетрудно, – усмехнулась Светлана, – но коль уж Васильич дал три, значит, будет три. С ним лучше не спорить, усекла?
– Положим. – Лера приблизилась к столу, на котором лежали раскрытые карты. – Эти?
– Ага. Значит, смотри сюда. В шестой палате все тяжелые. Бабка Егорова, скорее всего, кандидат в «белый дом».
– Куда? – не поняла Лера.
– В морг, – пояснила Светлана. – Он у нас из белого кирпича, вот и зовем «белый дом». Симченко и Василевич получают курс антибиотиков. Вот и пусть получают, а там посмотрим. Ясно?
Лера кивнула.
– Теперь дальше, седьмая палата. Ну, тут полегче. Катаржнова Вера Ильинична, после гипертонического криза. Она у нас на капельницах, но, в принципе, ничего криминального, для ее возраста вполне сойдет. Золотухина, Баренчук – те после пневмонии, идут на поправку. А десятая палата – выписная.
– Все трое? – уточнила Лера.
– Четверо. У нас и по пять человек кое-где лежит. Ну, все поняла?
– Вроде.
– Тогда давай. А то уже десять, больные заждались. Сейчас скандалить пойдут.
Лера взяла у Светланы карты, сложила аккуратной стопочкой и вышла.
Она была уверена, что будет волноваться гораздо больше. На самом же деле страх исчез уже в самом начале обхода. Почерк у Светланы был невероятно корявым, и Лера с трудом разбирала написанные назначения. Больные оказались женщинами словоохотливыми, несмотря на свое тяжелое состояние. Даже бабулька Егорова, вопреки Светиным прогнозам, помирать не собиралась, а оживленно жаловалась на свою распроклятую жизнь и чертовы болячки. Лере с трудом удалось вырваться из палаты. Выйдя в коридор, она почувствовала, что блузка под халатом намокла и прилипла к телу. Однако вместе с усталостью пришли спокойствие и уверенность в своих силах.
Потратив на обход двух палат почти час, но зато досконально изучив своих пациентов, Лера перешла к последней, самой легкой, по словам Светы. Больные, лежащие здесь, были практически подготовлены к выписке.
Лера глянула в записи: у трех анализы были приличные, никаких патологий не наблюдалось, но то, что она прочла в четвертой карте, ее насторожило.
– Кто у нас Савинова? – спросила Лера.
– Я, – отозвалась худенькая блондинка, сидевшая на постели у окна.
– Как вы себя чувствуете?
– Да ничего, – глухо ответила та.
Лера внимательно оглядела ее бледное, желтоватое лицо, синие тени под глазами и покачала головой:
– Я бы не стала вас выписывать.
– Как это? – взвилась женщина. – Я здорова. Светлана Алексеевна еще в пятницу обещала, что в понедельник я пойду домой.
– Смотрите, – мягко возразила Лера, – у вас низкий гемоглобин. И выглядите вы соответственно. Голова не кружится?
– Да все у меня в порядке! – Худышка вскочила с кровати, сделала шаг, но тут же пошатнулась и прижала руку к груди.
– Ну куда вы пойдете в таком состоянии? – Лера подошла к больной, положила руку на плечо и осторожным, но твердым движением заставила ту сесть на постель. – Сейчас померим давление. Мне кажется, оно у вас низкое.
– У меня оно всегда низкое! – не унималась Савинова. – Я все равно тут не останусь. Уже месяц валяюсь, дома за детьми некому смотреть.
– А муж у вас есть? – спросила Лера, доставая тонометр.
– Толку с него как от козла молока! – Женщина вдруг коротко, без слез всхлипнула и привалилась к подушке.
– Оль, ну ты чего! – сочувственно подала голос одна из ее соседок. – Может, доктор права – ты ведь неважно себя чувствуешь. Полежи еще недельку, глядишь, и полегчает.
– Тебе хорошо говорить, – сдавленным шепотом проговорила Савинова. – А я каждую ночь не сплю, извелась вся, как они там у меня. Данила-то мой по сменам работает, пацаны сутками одни, да не евши толком… – Она подавила рвавшиеся слезы и совсем тихо, но решительно закончила: – Выписывайте меня. Хоть под расписку, хоть как!
Лера молча засучила рукав халата, измерила давление и, ничего не говоря, вышла из палаты.
Светку она разыскала в ординаторской – та, сидя в кресле, терпеливо дожидалась, пока Анна подкрасит губы перед большим настенным зеркалом.
– Чего ты так долго? – удивилась Светлана. – Идем обедать.
– Пока не могу. – Лера подошла и раскрыла карту Савиновой. – Ты что, правда собиралась ее выписать?
– Ольгу-то? – Светлана демонстративно отвернулась. – Да не тычь мне в нос эти бумажки, я их наизусть знаю! И что у нее гемоглобин хреновый, и что давление восемьдесят на пятьдесят.
– Если знаешь, зачем тогда обещала, что она сегодня пойдет домой?
– Ой, да ей не пообещай! – отмахнулась Светка. – Она все одно уйдет. Там и муж поддает, и дети маленькие. Ты тут первый день, а я семь лет. Навидалась этих баб. Говори им, не говори – все, как одна, полубольные норовят улизнуть. Оставишь такую – весь день реветь будет, соседей по палате достанет, из врачей душу вынет. Хочется ей побыстрей на тот свет, так не остановишь. – Светка зло передернула плечами под вязаной кофтой. – Ничего ей не сделается. Гемоглобин нагуляет, а давление у нее отродясь такое, тут уж ничем не поможешь. – Она перевела взгляд на Анну и нетерпеливо заерзала на месте: – Ань, ты скоро? В столовку ведь идем, не на свидание! У меня уже желудок сводит с голоду.
– Сейчас, сейчас, – пообещала Анна, подводя карандашом выщипанную в ниточку бровь. – Лерка, хватит трудиться, выписывай свою больную на все четыре стороны, и пойдем есть.
– И не подумаю ее выписывать, – упрямо сказала Лера. – Она еле на ногах стоит. Я ей витамины поколю, а там видно будет.
– Так она тебе и останется витамины принимать! – насмешливо проговорила Светка, поднимаясь с кресла. – У нее уж и вещи-то наверняка собраны. Дождется четырех часов – и айда!
– Значит, – деловито уточнила Лера, – ты не против, чтобы я ее оставила?
– Я? Нет, я не против. Как говорится, флаг тебе в руки, барабан в зубы.
– Спасибо. – Лера захлопнула историю болезни и поспешила на выход.
– Приходи в столовку, – крикнула вдогонку Анна, – не то все съедят, останешься голодная!
Савинова сидела на кровати в той позе, в которой ее оставила Лера, даже рукав халата не опустила.
– Ольга Александровна. – Лера села возле женщины. – Прошу вас, не уходите. Я поговорила со Светланой Алексеевной, и та тоже считает, что вам нужно подлечиться. Еще недельку, может, даже меньше. Иначе вы снова попадете в больницу.
– «Светлана Алексеевна считает»! – пробурчала женщина. – А чего ж она раньше-то молчала! Я уже настроилась, домой позвонила, чтоб ждали! Что уж… – Она опустила голову, быстрым движением смахивая слезы. – Останусь. Худо мне и впрямь, муторно. Но только на неделю!
– Ладно, ладно, – согласилась обрадованная Лера. – Сейчас ложитесь, скоро вам сделают укол. Пара дней – и вам станет лучше, увидите.
– Посмотрим, – вздохнула Савинова, вытягиваясь на постели.
В столовую Лера поспела к шапочному разбору. Первого уже не было, от второго остался лишь гарнир – макароны с подливкой.
Взяв тарелку остывших макарон и компот с пирожком, Лера уселась за столик возле окна. Зал был пуст, лишь за соседним столом уныло ковыряла вилкой в тарелке медсестричка с косой. Вид у девчонки был грустнее некуда.
Лера взяла свою еду и перебралась к ней за столик. Девушка удивленно покосилась на нее, но ничего не сказала, продолжая вяло поглощать давно остывший обед.
– И часто ты получаешь такие нагоняи? – полюбопытствовала Лера.
– Какие? – не поняла сестра.
– Ну, я мимо проходила утром и слышала, как завотделением тебя пропесочивал.
– Он прав, – вздохнула девушка. – Я ведь действительно часто пропускаю работу. Кто будет такое терпеть?
– А чего ж ты пропускаешь? – удивилась Лера.
– К Гошке езжу, – доверчиво сообщила девчонка.
– К какому еще Гошке?
– Парень мой. – Медсестра отложила вилку и отодвинула почти полную тарелку. – Его в армию забрали недавно. Ну, вот и… – Она посмотрела на нее огромными, вполлица, серыми глазищами и добавила совсем тихо: – Плохо ему там.
– То есть? – не поняла Лера. – Как – плохо? Болеет?
– Бьют его. Он гордый слишком, не захотел старшим подчиняться, которые, ну как их, деды. А там так нельзя. Вот и дерется, один против всех. Уже два раза в санчасти лежал. Боюсь я за него, потому и езжу. – Девушка снова вздохнула, глубоко и горестно, и принялась за компот.
Лера молчала, не зная, что ответить на эту неожиданную и печальную исповедь.
– Меня зовут Настя, – неожиданно представилась сестричка. – А вас?
– Лера. И можно на «ты».
– Ладно, – покладисто согласилась Настя. – Вы… ты у нас теперь будешь работать?
– Да.
– Хочешь, скажу одну вещь? – Настя таинственно округлила глаза.
– Давай, – опешила Лера.
– Ты… очень красивая! – выпалила девушка и залилась краской.
– Ой, ну ты даешь! – Она невольно рассмеялась. – Я думала, что-нибудь важное, а она…
– Правда, правда, – серьезно подтвердила Настя, – с тебя портрет хорошо писать. Я, как увидела, сразу про это подумала.
– Скажешь тоже, – смутилась Лера.
Девчонка разительно отличалась от тех, с кем она познакомилась за сегодняшнее утро, выглядела такой юной, чистой и неискушенной, что Лера почувствовала к ней искреннюю симпатию, смешанную с жалостью.
– Ты тоже очень даже ничего, – ответила она на комплимент. – Особенно коса замечательная. У меня ни в жизнь бы такие волосы не отросли.
– Хочешь, заговор скажу, чтоб выросли? – предложила Настя.
– А поможет? – усмехнулась Лера.
– Обязательно, – убежденно и горячо подтвердила девушка, – у меня прабабка сто заговоров знает. И от ангины, и от несчастной любви, и даже от бесплодия. Значит, так: берешь куриное яйцо, золотое колечко, зеркальце… – Настя вдруг замолкла на полуслове, напряженно глядя на дверь столовой.
– Зеркальце, – нетерпеливо повторила заинтригованная Лера. – Что дальше? Эй, ты заснула? – Она тоже обернулась, желая увидеть причину Настиного беспокойства.
В дверях стояла Наталья в своем крахмальном халате и высокой шапочке. Встретившись взглядом с Лерой, она улыбнулась и исчезла.
– Не люблю ее, – мрачно призналась Настя, поднимаясь из-за стола.
«И ты тоже! – подумала Лера. – Надо же, не одна я такая».
– Прабабка говорила: «Бойся людей с дурным глазом». У нее глаза дурные, заметила? – Настя сгребла грязные тарелки в стопку.
– Да ну тебя! – отмахнулась Лера, вставая следом за девушкой. – Тебе бы ужастики сочинять, а не в больнице работать.
Однако она подумала, что Настя права, и глаза у старшей медсестры действительно дурные. И тут же вспомнила Анну, ее вызывающие формы, смазливое накрашенное лицо, уверенный, залихватский тон. Вот она бы посмеялась над Лерой, услышав, о чем та беседует с чудаковатой медсестричкой!
– Пойдем-ка работать, Настасья, – деловито сказала Лера. – А то мы с тобой заобедались.
2
Савинова выписалась только через две недели. За это время Лера успела по-настоящему подружиться с Анной, дважды поссориться и помириться со Светкой, нежно, по-сестрински привязаться к «блаженной» Насте и, наконец, убедиться, какая первоклассная медсестра Наталья.
Лере казалось, вся ее предыдущая жизнь была намного беднее событиями, чем эти четырнадцать дней, промелькнувшие стремительно и молниеносно.
Каждый из них приносил кучу новых впечатлений, проблем, требующих безотлагательного решения, тревог и маленьких успехов. Едва переступив порог больницы, Лера тотчас забывала обо всех своих переживаниях и с головой погружалась в работу.
Тягостные воспоминания наваливались лишь вечером, когда на негнущихся, гудящих от усталости ногах она добиралась до садика и видела полные тоски Машкины глаза. Тогда Лерины мысли сразу возвращались к Илье, его предательству и подлому многомесячному молчанию.
Машка молча шагала домой, старательно обходя лужицы на тротуаре, негромко, трогательно посапывая в такт ходьбе, и Лера испытывала острую, мучительную вину перед ней.
Ужин проходил в бесплодных попытках разговорить дочку. Лера задавала Машке вопросы о садике, но та отвечала неохотно, по большей части односложно: да, нет. Едва покончив с едой, она зевала и просилась спать.
Уложив ее, Лера чувствовала, что и сама начинает клевать носом. Наскоро переделав хозяйственные дела и приняв душ, она с трудом доходила до кровати и тут же проваливалась в сон. А назавтра все повторялось.
Отделение жило своей жизнью, напряженно, но слаженно. Лера постепенно, день за днем все глубже входила в эту жизнь, постигала ее особые, порой негласные законы, улавливала истинную, а не видимую суть вещей и отношений.
Врачей, кроме Леры, было четверо. В первый день она познакомилась со всеми, кроме старенькой Полины Михайловны, пенсионерки, работающей в больнице на полставки и вечно хворающей – то сердце, то давление.
Анна, красивая, наглая, самоуверенная, втайне мечтала о ребенке, которого не могла родить после неудачного аборта. За цинизмом и бравадой она скрывала тоску и отчаяние.
Светлана недавно похоронила родного брата и после работы спешила не домой, устроить свое измученное тело на диване, а к обезумевшей от горя матери.
Обо всем этом, а также о многом другом Лера узнала исподволь, из мимолетных разговоров, сплетен, которыми полнилась ординаторская, и просто из личных наблюдений.
Теперь ей была ясна и истинная причина Настиного отношения к Наталье. Она оказалась банальной: вечно витающая в облаках Настя к своим обязанностям относилась небрежно. Она частенько задерживалась с процедурами, а то и вовсе забывала выполнить назначение врача, и эта ее расхлябанность выводила из себя педантичную и пунктуальную Наталью. Между ней и девушкой по много раз в течение дня вспыхивали конфликты. Наталья нападала, Настя защищалась, оправдывалась, а потом бежала жаловаться Лере, в которой с первого дня почему-то признала покровительницу. Лера только пожимала плечами: было очевидно, что Насте сейчас не до работы, ее слишком волнуют проблемы личного порядка.
Единственным, кто так и оставался для Леры полной загадкой, был Максимов. Она старалась избегать его, по всем вопросам советовалась со Светланой. В свою очередь завотделением также не предпринимал больше попыток заговорить с Лерой, и она начала сомневаться в том, правильную ли оценку дала шефу при первом знакомстве.
…На выписку за Ольгой Савиновой пришел муж. Против ожидания он оказался вовсе не забулдыгой, а очень приятным малым, невысокого роста, крепко сбитым и румяным.
Лера стояла поодаль и смотрела, как Савинов выносит из палаты пакеты с вещами. Ольга шла за ним следом, счастливо улыбаясь. За две недели укрепляющих процедур с ее лица сошли бледность и одутловатость. Она слегка накрасила глаза и губы, а жидкие, белесые волосы уложила в прическу.
«Да ведь она хорошенькая, – с удивлением отметила Лера. – Даже, можно сказать, красивая. И молодая еще. А совсем недавно казалась такой старой и невзрачной».
Ольга и ее муж остановились у дверей, ведущих на лестницу. Савинов поглядел на Леру и улыбнулся.
– Спасибо вам, – он обнял жену, – что не выпихнули раньше срока. А то ведь эти бабы такие дуры, все к своим кастрюлям норовят! Да и врачи наши хороши – им лишь бы палаты побыстрей освободить. – Савинов полез в нагрудный карман и вынул тонкую длинную плитку шоколада. – Вот. Это вам. В благодарность. – Он протянул ее Лере.
– Что вы! – Она покачала головой. – Не нужно. Я не возьму.
– Да как же? – растерялся Савинов. – Я ж от чистого сердца… Вы не обижайтесь!
Ольга легонько толкнула мужа в бок, чтобы тот замолчал, взяла из его рук плитку и приблизилась к Лере. Быстрым движением она сунула шоколадку в карман ее халата, потом порывисто обняла и поцеловала.
Не успела Лера опомниться, как Савинова уже исчезла за дверью, увлекая за собой смущенного мужа.
– Вот и первые результаты праведного труда!
От неожиданности Лера вздрогнула и обернулась: за ее спиной стоял Максимов – глаза его были прищурены, губы растянуты в улыбке. Она и не заметила, как он подошел.
– Это всего лишь шоколадка. – Лера дотронулась пальцами до торчащей из кармана плитки. – Я взяла ее только потому, что не хотела обидеть свою больную.
– Не надо, не оправдывайтесь, – засмеялся Максимов. – Не вы первая, не вы последняя. Берут все, всегда и везде: и шоколадки, и конфеты, и духи, и многое другое, значительно более существенное. Я имел в виду совсем не вашу дохлую плитку, когда говорил о результатах труда.
– А что же? – опешила Лера.
– Пойдемте, объясню. – Заведующий сделал пригласительный жест в сторону своего кабинета.
Кажется, с прошлого ее посещения цветов в комнате прибавилось. Лера села на знакомый диванчик в углу, Максимов опустился в кресло напротив.
– Итак, – голос его звучал мягко и даже ласково, – наша с вами профессия, Валерия Павловна, как никакая другая имеет одну замечательную особенность – признание и благодарность, с коими вы только что столкнулись. Приятно, не правда ли? Лестно сознавать, что вы кому-то помогли, стали близким, почти родным человеком! Так?
– Возможно, – пожала плечами Лера. – Я не задумывалась об этом. Просто лечила свою пациентку.
– И напрасно. Иначе вы давно бы поняли еще одну, гораздо более важную вещь.
– Какую? – равнодушно поинтересовалась Лера.
Она чувствовала усталость от этого заумного разговора, ей хотелось уйти. Максимов заметил ее нетерпение и помрачнел.
– У каждой медали есть оборотная сторона, Валерия Павловна, – сухо произнес он. – Вам не приходило в голову, что когда-нибудь вместо слов благодарности бы рискуете услышать в свой адрес проклятия? Нет? Думаете, вы застрахованы от этого? Милая моя! – Максимов коротко, резко рассмеялся. – От этого даже я не застрахован. Со своим тридцатилетним стажем! Знаете, как это бывает? Вы устали, чем-то огорчены или, наоборот, обрадованы, не можете сосредоточиться. Вы вовсе не хотите допустить промашку, но это случается. И тогда…
– Зачем вы говорите мне все это? – холодно спросила Лера. – Чтобы я не обольщалась и не думала, что на работе меня ждут одни приятные сюрпризы и шоколадки? Тогда это лишнее: я смотрю на вещи трезво и отдаю себе отчет в том, что случиться может всякое.
– Я просто забочусь о вас, – спокойно пояснил Максимов. – Как о человеке малоопытном и находящемся под моим началом.
– Спасибо. Я учту ваши пожелания. – Лера хотела подняться, но Максимов сам неожиданно встал перед ней во весь могучий рост.
– Я рад, что вы поняли меня правильно. – Он улыбнулся. – Вы плоховато выглядите в последние дни. Устали?
– Нисколько.
– А мне кажется, что устали. – Его руки, словно невзначай, легли ей на плечи.
Прежде чем ошеломленная Лера успела что-то произнести, она почувствовала, как сильные пальцы Максимова уже гладят ее шею.
– Расслабься, – понизив голос, попросил он, – это всего лишь массаж. Обыкновенный массаж для снятия напряжения.
– Пустите! – Лера вскочила и тут же оказалась крепко прижатой к телу шефа. Его губы уже тянулись к ее лицу.
– Не бойся, милая, – шептал Максимов, толкая ее обратно на диван. – Ты ни о чем не пожалеешь. Ни сейчас, ни после. Вот увидишь.
Жаркая волна отвращения и гнева захлестнула Леру с головой. Она изо всех сил рванулась и толкнула Максимова локтем в грудь. Не ожидавший такого яростного сопротивления завотделением отшатнулся и убрал руки.
Лера бросилась к двери. Опомнившийся Максимов в два шага настиг ее и загородил выход.
– Дурочка, – тяжело дыша, пробормотал он. – Ты все равно никуда не убежишь. Это обязательно случится, рано или поздно. Поняла?
– Отойдите от двери, – сквозь зубы проговорила Лера. – Дайте мне выйти.
Максимов вдруг криво усмехнулся и взялся ладонью за левый бок.
– Ладно. – Он кивнул и сделал шаг в сторону. – Хорошо, идите. Только не забывайте, Валерия Павловна, кто вы и кто я.
– Я хорошо знаю, кто вы. Сказать? – Лера посмотрела прямо в темные, чуть расширенные глаза Максимова.
– Не стоит. – Тот снова усмехнулся, опустил руку и отошел от двери. – Кстати, вот еще что. Светлана Алексеевна совсем плохо себя чувствует, так что возьмете у нее еще и восьмую палату начиная с завтрашнего дня.
Лера молча кивнула и выскочила за дверь. В коридоре Анна разговаривала с родственниками пациента. Увидев красную, встрепанную Леру, появившуюся из кабинета заведующего, она ухмыльнулась, ловко свернула беседу и подошла к подруге.
– Остынь, а то вскипишь! И пуговицу застегни. – Анна, не дожидаясь, пока она придет в себя, сама поправила на ней халат.
– Не стыдно тебе? – накинулась на нее Лера.
– Стыдно? – Анна невинно похлопала длинными, кукольными ресницами. – За что это?
– Могла не увиливать, а сказать все как есть. Я бы не оказалась в таком положении!
– В каком? – Анна откровенно смеялась. – Тебе что, три годика? Я предельно ясно объяснила – у шефа строгость избирательна. Не откажешь – будешь трудиться в свое удовольствие, никто к тебе не подкопается. Откажешь – заработаешь кучу проблем. А ты на что надеялась?
– Не знаю! – зло пробурчала Лера. – Наверное, на человеческие отношения.
– Я тебя умоляю! – Анна скорчила уморительную мину и снова принялась разглядывать подругу, качая головой. – Ну и видок! Вы что там, дрались?
– Почти. – Лера против воли улыбнулась, вспомнив растерянную физиономию Максимова, когда она едва не продырявила ему грудную клетку.
– Напрасно. – Анна осуждающе поджала губы.
– Что значит – напрасно? – опять вскипела Лера. – Что, по-твоему, я должна была сделать? Трахнуться с ним в кабинете и благополучно перейти к исполнению своих обязанностей?
– Ты потише. – Анна легонько толкнула ее в бок. – Не так эмоционально.
Лера оглянулась: у двери палаты стояла Настя, напряженно вслушиваясь в их диалог.
– Пусть катится! – понизив голос почти до шепота, проговорила Лера. – Скорее рак на горе свистнет, прежде чем он чего-нибудь от меня дождется!
– Ой, какая недотрога! – съязвила Анна. – Наше дело – предложить, ваше – отказаться.
Из второй палаты вышла тучная, отекшая женщина.
– Анна Сергеевна, – пожаловалась она, – снова приступ. Третий за сегодня. Сил моих больше нет!
– Лягте, Козлюкова. – Анна отвернулась от Леры. – Ложитесь, я сейчас подойду. Через минутку.
Тетка вздохнула и покорно побрела обратно в палату, тяжело шаркая толстыми, тумбообразными ногами.
– Забодали! – посетовала Анна. – Все-то им не спится, не лежится! Пойду скажу Наташке, чтобы укол сделала. – Она подмигнула и направилась в процедурную.
Лера покосилась на застрявшую в дверях палаты Настю, но говорить ей ничего не стала и побрела в ординаторскую.
Светка, развалившись в кресле, грызла большое румяное яблоко. Лицо ее за последние дни еще больше осунулось и приобрело стойкий зеленоватый цвет.
– Ой, мочи нет, – пожаловалась она. – Зинку носила, как летала. Ни отеков не было, ни давления. Даже живот до седьмого месяца никто не замечал, ей-богу! А с этим бандитом чуть жива. И пихается-то как, паразит, того гляди ребра переломает родной матери!
Светлана дважды за беременность делала ультразвук, и оба раза показали, что у нее мальчик. Она собиралась назвать его в память о брате Виталиком.
– Нет, горе с этими мальчишками. – Света вздохнула и отвернулась к окну.
Лера поняла, что говорит она сейчас не о младенце у нее в животе, а о разбившемся на мотоцикле восемнадцатилетнем братишке.
