Воин Русского мира

– О вас в этих местах говорят, как о солдате. Вы – не шахтер.

– Я внук шахтера и сын шахтера, и знаю наверняка: шахтер не будет устраивать диверсии.

Неназываемый криво ухмыльнулся. Сашка начинал злиться.

– Послушай! – Он ухватил Неназываемого за рукав куртки.

Тяжелое, костистое, хорошо вымуштрованное тело отозвалось на его прикосновение ответным, точным движением. Травень отлетел назад всего на пару шагов. Неназываемый не желал серьёзной схватки, но спуску давать не собирался.

– Не стоит! – прорычал он. – Мы оба здесь чужие. Местный народ ленив, непредсказуем и агрессивен. Лучше беречь друг друга.

Он внимательно и оценивающе смотрел в лицо Травня, и Сашка решил повременить. Глубокий вдох и полный выдох. Спокойнее. Над головой родное небо, вокруг – знакомые места. Здесь ему по плечу любая задача. Он справится.

– Не стоит! – ещё раз повторил Неназываемый.

Сашка поднял голову к небу. На верхушке террикона висело белесое облако. День был по-весеннему влажным. Воздух туманился мелким дождичком – первым в этом году. Травень с забытым трепетом рассматривал знакомую, застывшую на все времена в своей неизменности картину, лишь слегка оживленную искрой движения – по пестрому, черно-белому фону перемещалось яркое пятно. Кто-то одетый в яркую, с оранжевыми полосами куртку, спускался вниз по склону. Раздался металлический лязг. Травень обернулся. Неназываемый уже приложился к оптическому прицелу. Винтовка у мужика хорошая – CheyTac M200 «Intervention». Прицел стоит целое состояние, да и прочий обвес совсем не дешевый. Неназываемый застыл, превратился в изваяние самого себя. Только указательный палец едва уловимым движением ласкал курок.

– Так какой пароль? – Травень слегка толкнул Неназываемого в плечо.

Глухой хлопок. Фигурка на склоне холма остановилась. Мальчишка оказался так близко, что Травень смог рассмотреть и черты его бледного лица, и грязную мягкую игрушку, зажатую в левой руке – серенького мишку. Похоже, он смотрел себе под ноги, в то место, куда ударила пуля. Неназываемый, мельком глянув на Травня, опустил ствол.

– На текущие сутки пароль чарити[4 - Charity (англ.) – милосердие.], – его английский оказался безупречен.

Едва уловимым движением опытного охотника он поставил оружие на предохранитель и закинул его на заднее сиденье УАЗа «Патриота», ещё раз, безо всякого выражения глянул в сторону мальчишки и прыгнул на водительское место. Травень подошел к нему, поставил ногу на подножку.

– У вас так принято?

– What?[5 - Что? (англ.)]

– Стрелять по детям.

– Это не есть ребенок.

Что случилось с Неназываемым? Почему слова русской речи вдруг сделались трудны для него?

– Мальчишка? Да ему не более семи лет!

– Он опасен. Чужой. Много вреда… prevents[6 - Мешает (англ.)]… вмешивается…

Едва прислушиваясь к бормотанию Неназываемого, Травень окинул взглядом внутренность салона УАЗа. На полике, перед передним пассажирским сиденьем, стояли один на другом два ящика с минами ПОМЗ-2М. Еще три ящика с минами нажимного действия Травень заметил в багажнике, когда получал от Неназываемого оружие.

– Раньше тут сажали подсолнечник, а теперь, похоже, минные поля, – пробормотал Травень.

– Бою не страшны мины, – заводя движок УАЗа, Неназываемый махнул рукой в сторону террикона. – Он ходит по минным полям, как по детской площадке… winged…[7 - Крылатый (англ.).] prevents…До встреча при Савва Олегович!

Неназываемый включил передачу.

Травень не стал смотреть, как внедорожник, раскачиваясь, будто на волнах, движется в сторону шоссе, вернулся к «туарегу», еще раз осмотрел дорожную колею перед его бампером. Да, немецкие машины мало приспособлены для езды в таких условиях. Лучше ему выбраться на асфальт. Но для этого надо развернуться в узкой колее. При этом колеса заедут на обочины – Травень сморгнул, припомнив зеленые ящики с ПОМЗами, – потом пятьсот метров – и ты на асфальте.

Прямо ехать – по грунтовке. Размякшая колея то тащится по плоскости, то петляет в зарослях колючего кустарника, то взбирается на склон. Там мины, там мальчишка с грязным мишкой в руках. Да разве такое возможно? Он, Травень, детство своё провел на этих терриконах. Знает каждую складку, каждую морщинку рукотворной горы. А теперь там этот мелкий паренек гуляет, бледный, наверняка голодный. Если хоть что-то в этом мире осталось неизменным, то грунтовка, едва взобравшись на террикон, должна скатиться вниз, к подножию горы. Дальше колея двинется в обход террикона. Это не менее трех километров пути. Зато потом можно будет выбраться на бетонку. Он помнит дорогу. Столько лет прошло, а он всё ещё помнит!

Дорога не оставляла возможности следить за мальчишкой. Травень до последнего надеялся, что ему удастся снять парня со склона террикона. Надеялся, что он стоит там, недвижим, ждет его. Обнадеживала и тишина – разрывов мин пока не было слышно. Эх, поставить бы правую пару колес на гряду между колеями, а левой парой покатиться по обочине. Тогда меньше шансов повиснуть на картере. Травень посматривал на желтые стебли прошлогодней травы, толстым слоем устилавшие снег.

Мины! Противопехотная мина вряд ли серьезно навредит ему, но однозначно выведет автомобиль из строя. Днище «туарега» осколки не пробьют, но повредят патрубки, электрику, колеса. Противопехотка может пробить и воспламенить бензобак, и если Сашка не успеет выскочить, то ему хана. Даже полупустой бензобак взрывается как бомба. Но кому может понадобиться ставить противопехотки в таком безлюдном месте? Травень вильнул рулем влево. «Туарег» левой парой колес покатился по обочине. Правая пошла по бугру между колеями.

– Спаси и сохрани, Николай-угодник! – шептал Сашка.

Вот дорога полезла выше, взобралась на рукотворную гору. Автомобиль наклонился вправо. Скоро он увидит пацаненка. Только бы он не двигался с места! Сто метров, ещё сто… Счетчик спидометра двигался медленно.

Мальчишка стоял почти на том же месте, но чуть выше по склону. Он будто и ждал Травня, и не желал, чтобы тот к нему приближался. Сашка поставил рычаг в положение «паркинг» и открыл дверь.

– Не надо! – Мальчик отрицательно покачал головой. – Мины!

Травень не мог слышать звука его голоса, но смог угадать по губам и не решился ступить на опасный склон, не отважился приблизиться к нему.

– Послушай! – крикнул он. – Спускайся ко мне! Только будь осторожен…

Мальчик снова покачал головой. Травень долго смотрел, как тот взбирается вверх по склону, прижимая к груди грязную тряпку – игрушечного медвежонка. Яркие, оранжевые полосы делали его заметным. Мальчишка двигался по ломаной траектории, часто меняя направление и темп движения. Порой он делал дюжину шагов вниз по склону, порой зачем-то карабкался на выступ, который вполне можно было бы обойти. Иногда движения мальчишки становились так стремительны, что Травню казалось, будто он парит над склоном, вовсе не касаясь ногами заснеженных кочек.

Травень почему-то не боялся за него. Происходящее казалось вполне логичным: пацанчик не хочет садиться в машину к незнакомому дядьке – так мамка наказала, так правильно, так безопасно.

Залп грянул внезапно. В небо одна за другой, издавая змеиный шип уходили мерцающие звезды. Травень вертел головой. Вот они – три дымных облака. Батарея «градов» расположилась в полукилометре от места его встречи с Неназываемым. Ракеты ушли в сторону Пустополья. Кто-то прицельно бьет по городским кварталам. Может ли статься такое?

Травень запрыгнул на водительское место, тронулся, но ехал по проселку медленно, думая уже не о минах, а о неведомом командире артиллеристов, отправлявшем смертоносные заряды по координатам жилых кварталов. Больше часа петлял Травень по проселкам, бетонным и асфальтированным дорогам. Он вспомнил каждую кочку, каждый холмик, каждый выступ на боках терриконов.

В этих местах время замерло. Редкие автомобили, попадавшиеся ему навстречу, были всё тех же, вымерших в Москве, советских брендов. Лица людей, их одежда, речь, повадки – всё родом из детства. И воздух всё тот же, будто закатанный, запаянный в банку на двадцать пять лет, а теперь по чьему-то недосмотру вырвавшийся наружу.

Через час блужданий по дорогам местного значения, Травень обнаружил место пуска ракет. Ещё не менее часа он потратил на изучение следов. Батарея состояла из трех тягачей на шасси «Урал» с конвоем из одной БМП и одного внедорожника.

Рассмотрев и зарисовав на всякий случай все обнаруженные свидетельства залпа, Травень отправился в сторону Пустополья.

* * *

Знакомые места. Казалось, даже тополя не вытянулись ввысь за время его отсутствия, всё так же топорщат на стороны свои корявые, обрубленные ветки. Деревья выстроились шеренгами по обе стороны шоссе – почетный караул увечных солдат. Скоро растеплеет, обрубки старых сучьев покроются тощенькими волчками, зелень закудрявится, полетит пух.

«Пустополье» – черные буквы на белом прямоугольнике проплыли по правой обочине. Надо сбросить скорость до шестидесяти, населенный пункт всё-таки, хоть и окраина.

Он сразу же разглядел последствия попадания ракеты. Особое внимание привлек один из домов – небольшой одноэтажный пятистенок с верандой за высоким забором из листов профнастила. Половину дома снесло вместе с крышей. Забор положила плашмя взрывная волна. Выжили хозяева или нет, но забор они поднять не удосужились.

Травень притормозил, чтобы лучше рассмотреть двор. Та же взрывная волна разнесла остекление летней кухни вместе с оконными переплетами. В самом доме не осталось ни одного целого окна. Кровля отсутствовала. Часть стропил раскрошилась и обуглилась. Их кое-как прикрыли фанерой и ветошью. В уцелевшей части дома оконные проемы были заделаны листами фанеры. Через дыру курилась дымком Г-образная труба буржуйки – в доме явно кто-то жил.

Мимо Травня по раздолбанному тротуару спотыкаясь шла женщина с сумкой. Сутулая спина, выцветший платок на голове, обута в бесформенные, утратившие цвет ботинки.

– А что, тетенка, в город часто ракеты прилетают? – окликнул её Травень.

Женщина не обернулась. Чудеса! Или местные жители решили перенять московские манеры?

– Здравствуйте! – Травень заглушил двигатель и выбрался из автомобиля. Он в два прыжка нагнал женщину. Тронул за локоть со всей возможной деликатностью: