Я буду сверху

Я только выгибаюсь и сладко ахаю, ощутив его в себе.

Это не-е-ечто-о-о-о… Ох…

Он большой, ровный, такой, как надо… И-де-аль-ный! Да-да-да-а-а…

Он прижимает меня к стене и быстро, жестко двигается, каждым своим сильным толчком что-то внутри задевая, настолько правильно, настолько остро, что меня начинает трясти уже через пару минут.

Вжимаюсь в него, облизываю крепкую, вкусно, безумно вкусно пахнущую шею, что-то мурлычу, пытаясь достать до мочки уха и не контролируя себя совершенно.

Да и не надо мне контролировать. Этим он занимается.

Рычит, держит, трахает. Ах, как хорошо…

Стискиваю ноги у него на пояснице, погружаясь в свой кайф, ловя его, продлевая. С ним всегда долго, горячо, так, что трясет еще какое-то время от наслаждения.

– Боже, ай! – не выдерживаю напряжения, и он тут же зажимает мне губы жесткой лапой. Ускоряется, двигаясь уже совсем бешено и грубо, и я кончаю. Долго, сладко, до звезд в глазах. Каа-а-айф… Боже, какой кайф…

Словно во сне, ловлю его финальную дрожь, продлеваю ее, выдаивая для себя остатки удовольствия.

И бессильной тряпочкой обмякаю в его лапах после. Зная, что он и тут проконтролирует. Не отпустит. Позаботится.

Он и в самом деле мягко и аккуратно опускает на пол, проводит ладонями вниз, целомудренно опуская на мне юбочку, обычную, до колена, в невинную клеточку. В комплекте к юбочке: белая блуза и гольфы. Все скромно. Без выпендрежа.

Я вообще не выпендриваюсь никогда, непонятно, что его так во мне зацепило.

– Курпатов, ты совсем с ума сошел?

А это ко мне дар речи возвращается. Вовремя, ничего не скажешь.

– Какого черта ты творишь?

– Это ты какого черта? – рычит он, наклоняясь ниже, чтоб глаза в глаза. И я залипаю на его бешено расширяющиеся зрачки. Здесь плохо видно, вокруг нас полумрак, разбиваемый полосой света из-под двери. И оттого глаза его кажутся черными и дьявольскими. – Что это придурок имел в виду?

– Не пойму, о чем ты… – бормочу я, наощупь проверяя комплектность пуговиц на блузе. Мало ли, вдруг оторвал, бешеный такой. А мне весь день еще учиться.

– Все ты понимаешь… – раздраженно бьет он ладонью о стену рядом с моей головой. Ой, какой страшный хомячок!

Не удерживаюсь, фыркаю.

– Смешно тебе? Смешно? – еще больше раздражается Курпатов, – я его в землю вобью, поняла? А тебя к кровати привяжу!

– Одни обещания, – вздыхаю я, – ты лучше скажи, какого черта трусики порвал? Мне как учиться теперь?

– Никак, – скалится он, и зубы в полумраке кажутся белыми и хищными, – ко мне поедем.

– С чего это? – удивляюсь я, – у меня сегодня три пары.

– Какие еще пары? Без трусов?

– Ну, ко мне никто под юбку заглядывать не будет, – пожимаю я плечами, а затем, воспользовавшись тем, что Курпатов занимается приведением себя в порядок, умудряюсь проскользнуть под его рукой и оказаться у двери подсобки. И там, с нескрываемым удовольствием, договариваю, – пока, во всяком случае.

И, игнорируя придушенный яростный хрип: “Что значит “пока”?”, дергаю дверь и выбегаю наружу.

Не торможу, понимая, что, стоит чуть задержаться, и догонит, плавали – знаем, скачу по лестнице и забегаю в аудиторию.

Прерываю пространный монолог профессора на сакраментальной фразе: “У гуманитария мозг нежный. Его нельзя травмировать цифрами”, киваю и протискиваюсь к Верке.

Профессор на мое появление только философски жмет плечами и продолжает:

– Продолжаем… И не смотрите на меня так… У вас сейчас лица такие… Называется, информация поступила в голову и ищет мозги.

Все ржут, я под шумок раскладываю вещи, Верка шепчет:

– Ты где была? Васькин в травмпункте.

– А чего? – не удивляюсь я информации.

– Упал неудачно.

– Бывает.

– А ты чего?

– Ничего. Живот прихватило. Давай слушать.

Открываю тетрадку, принимая привычный образ прилежной студентки.

Профессор опять что-то хохмит, одногруппники ржут, а я чуть выдыхаю. И погружаюсь в свои внутренние ощущения. Сладкие такие… Организм, получивший убойную дозу эндорфинов, плавает в волнующей неге. И все внутри до сих пор рефлекторно сжимается, словно желая опять почувствовать предельное растяжение и заполненность… Ох…

Едва слышно вибрирует телефон.

Читаю сообщение: “ На вахте после пары забери пакет”.

Вскидываю брови, но ничего не отвечаю. Обойдется.

После пары забираю на вахте плотный пакет, открываю его в туалете и задумчиво рассматриваю ажурные белые трусики, вполне целомудренные и в то же время вызывающе сексуальные.

Надеваю. Мой размерчик. Надо же… Заботушка…

Не удержавшись, отправляю ему целомудренное “Спасибо”.

Получаю ответ: “Фотку”.

Ага, прямо разбежалась.

Фыркаю, отключаю телефон и иду на следующую пару, размышляя по дороге о неисповедимых путях, заведших меня в эту ситуацию.

И как я так вперлась-то?