– К вам ведь приходят новенькие?
– К кому это, к нам? – она снова опустилась на пол, подобрав под себя ноги, и разжала кулачок. Мой взгляд приковался к остатку зефира. Было в этом факте что-то тревожное, обидное и печальное, отчего стало стыдно. Пока кто-то отказывался от плохо прожаренного мяса в ресторане и выкидывал недоеденный салат, эта девчушка и тысячи подобных ей, радовались простой сладости, самой обыкновенной, без изысков.
– Э… – я запнулся, подбирая верное слово. Бездомные? Бомжи? Беспризорники?
– Приходят.
– Часто?
– Когда как.
– Осенью, может, помнишь, не приходила высокая женщина? Красивая. Стройная. Волосы длинные, шоколадного цвета, блестят ещё на солнце красиво. В ушах серёжки. Хотя, может, уже и не было их… Родинка над бровью! Вот.
– А зовут как?
– Звали… – поправил я и отвернулся от слишком прямого взгляда. – Лита. Елизавета, если полностью. Но она так никогда не представлялась.
– Она кто тебе?
– Женой была.
– М… Нет, не приходила такая. Другая была. Но не высокая.
– Осенью?
– Ага.
– Жаль.
– Найти не можешь? – она выпрямила ноги и принялась доедать зефир.
– Как сказать… – мне показалось странным откровенничать с беспризорницей, но момент располагал, да и поговорить с кем-то, не обременённым знаниями о моей жизни, стоило. – Нашёл, вообще-то. Утопилась она.
– Ого! Из-за тебя? – серые глаза девчонки округлились.
– Да кто ж знает. Вот я всё пытаюсь разобраться. Обычно люди записки какие-то оставляют, а тут – ничего.
– Ну, значит, она тебя не любила. Или, наоборот, слишком сильно любила.
– Почему? – последние её слова меня крайне удивили, и я приготовился слушать, усаживаясь поудобнее. Ноги затекли.
– Ну… Если бы она написала в записке, почему это сделала, ты бы прочитал и страдал. А так вроде случилось и случилось. Когда не любишь, то всё равно, что с человеком. Ты про него и думать не думаешь.
– Запутала ты меня.
– У нас когда кто-то уходит молча, мы никогда не возвращаем никого. Ушёл, значит, ушёл. Может, плохо было, а, может, слишком хорошо. Нам жить надо, а не думать о том, кто решил быть один, – она закинула последний кусочек сладости в рот и угрюмо замолчала, размышляя о чём-то и мерно водя пальчиком по раскрытой ладошке, а я зачарованно наблюдал. Надо же… Странная мудрость. Отпустить. И Ашер говорил о том же, только другими словами.
– Вот и я подумал, что, наверное, хватит искать объяснения.
– Правильно.
Я улыбнулся. Такой серьёзной реакции невозможно было не улыбнуться. Эта девчонка делала вид, что знает о жизни больше моего, и ей это прекрасно удавалось. Мне хотелось поговорить ещё о чём-то, но я не знал, о чём.
– А как тебя зовут? – догадался спросить самое важное, что стоило бы узнать при знакомстве.
– Тебе зачем?
– Ну, мы вроде как теперь знакомы.
– Пока нет ещё.
– Это не по правилам, наверное, – я вдруг засомневался, что диктовал этикет: представляться первым как мужчине, или ждать, пока мне представится тот, кто младше. Чуть подумал и решил, что разницы нет. – Меня Курт зовут.
– Курт! Это как Кобейн? Или Воннегут?
– Скорее, как Рассел.
– А это кто?
– Кобейна знаешь, а Рассела нет?
– Ну… Кобейна мой парень слушает, – улыбнулась она и пожала плечами.
– А я вот Рассела смотрю. Вернее, смотрел.
– Он тоже древний, как и ты?
– Подревнее будет.
– Ты смешной. Зачем носишь в кармане зефир?
– Чтобы угостить девчонку, которая меня чуть не снесла в коридоре.
– Пф, ерунда какая, – рассмеялась беглянка так задорно, что мне захотелось скинуть лет десять-пятнадцать и тоже так беззаботно радоваться глупой шутке.
– Я серьёзно!
– Врёшь!
– Даже если так, ты тоже врёшь!
– В чём это? – она сделала изумлённое лицо, и я снова улыбнулся.
– Говоришь, что парень есть.
– Не поняла.
– Ты же совсем ещё девчонка.