Как автобУс, давить людей вопящих…
Лицо Нины грустно сморщилось. Николай Степанович вдруг вскочил.
Саша обиженно замолк. Нина вырвала руку и уставилась в зал.
На эстраде закипала драка.
Официанты во фраках обороняли сцену от молодцов в блузах. Те напирали.
Вот блуза заехала в ухо фраку. Тот отлетел под стол. Завизжала женщина. Пытаясь подняться, официант ухватился за угол скатерти – с грохотом поехала на пол посуда.
Одним движением руки смахнув с дороги гардеробщика, на эстраду залез громадный, как водонапорная башня, человек – лохматый, в желтой блузе навыпуск.
– Вы! – загремело это чудовище, тыча пальцем в публику. От его рева официанты прекратили борьбу, а по столикам словно прошлась коса, заставляя всех пригнуться.
Прозвенела по полу последняя вилка с пострадавшего столика.
– Вы! – повторил верзила, вращая глазами.
– Проживающие за оргией оргию…
имеющие ванну и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?!***
Саша глядел, как открывается, словно для плевка, огромный рот чудовища, как брезгливо ворочается его язык – и чувствовал озноб.
Мурашки побежали по спине, волоски на руках встали дыбом.
– Знаете ли вы, бездарные многие,
думающие нажраться лучше как,
может быть, сейчас бомбою ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Поручик справа схватился за колено. Из-под пенсне у его спутницы катились слезы. Нина кивала головой, словно кобра под дудку факира.
Саша открыл было рот, чтобы возмутиться, прервать это невыносимое, грубое издевательство над публикой, да что там – над Поэзией! – но не успел.
У входа засвистели.
– Полиция!
– Фараоны!
Люди кинулись к черному входу. Началась давка. Саша бросился к Нине и крепко схватил ее за руку. Она ловко орудовала зонтиком, прокладывая путь в толпе, и вскоре они оказались в первых рядах.
Вслед неслось:
– Ой! Нога! Нога!
– Если б он, приведенный на убой, вдруг увидел, израненный! – гремело вслед чудовище в желтой кофте.
– Женщину, женщину задавили!
– Вам не унять мировой пожар! Победа будет за на… – крик оборвался, словно под ножом гильотины.
И самое страшное, сквозь свистки, звон посуды и глухие удары в мягкое:
– Долой самодержавие!..
Саша пришел в себя, приложившись затылком о стену. Помотал головой туда-сюда, с наслаждением ощутив ледяную влагу гранита. Сбоку обдало ландышем:
– Ты живой, касатик?
– Я… живой… – Саша засомневался – не в первом слове, а во втором. Два часа назад в «Бродячую собаку» вошел совсем другой человек. Словно осыпалась позолота с брабантских манжет. Кто заметит сверкание золотого шитья, когда пылает мировой пожар? От этих мыслей во рту стало горько, а в груди – тесно.
Но упиться горем Саше не дали. Пахнущая ландышем лайковая перчатка легла ему на рукав, а вкрадчивый голос шепнул:
– Сашенька, а что там дальше со слоненком?..
Аэлирен сжимал в кулаке артефакт. Потерять священную реликвию даже в эпицентре ядерного взрыва было бы позорным, непростительным поступком. Толпа вынесла его сквозь низенькую арку черного хода – беспрепятственно, он даже не набил шишки на лбу, как его более высокорослые товарищи по несчастью.
Вот Саша Кучкин, наверное, сильно ушибся, с его-то ростом. От этой мысли Аэлирен почувствовал стыд: судьба Саши не значила ничего по сравнению с великой миссией. Которую он, Аэлирен, еще не выполнил.
Ему надо дождаться связного. Дождаться пароля. Сколько еще до полуночи? Фонарь лил зеленоватый свет на свинцовые воды Екатерининского канала, на вывеску с красным крестом, бросающим малиновые блики на заснеженный тротуар. Аэлирен подошел поближе и вынул громоздкое приспособление для проверки времени: однако, без пяти минут полночь!
– Огоньку не найдется? Для мирового пожара? – раздался хриплый голос. Под фонарь шагнула большая темная фигура. Ударил в ноздри едкий запах махорки.
– Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! – выпалил отзыв Аэлирен, обмирая от счастья.
– Нишкни, фраер, – в живот уперлось ледяное острие. Темная фигура втолкнула его в подворотню. В смертный мрак. Что-то взорвалось в животе Аэлирена – наверное, боль.
«Я провалил миссию… – от горя он не чувствовал ни боли, ни расползающейся по животу влаги. – Подать сигнал? Ни за что! Я должен вернуть артефакт, иначе коммунизму конец. Люди Земли не простят меня, если я не справлюсь…»
Аэлирен потерял сознание и уже не видел, как над ним склонился испуганный Саша, не слышал, как Нина зажимала ему рану, причитая:
– Потерпи, потерпи, касатик… Саша – в аптеку, живо!
Миллион лет спустя
– Товарищ Аэлирен, проснитесь! – услышал он словно сквозь воду.
– Что… Что случилось?… – открыл глаза. С трудом – каждая мышца налилась свинцом, будто он не шевелился миллион лет.