Размышления женщины о геополитике

Раздел 3 посвящен годовщинам двух мировых войн России как трагическим напоминаниям о том, что многие локальные конфликты и очаги гибридных войн могут в любой момент перерасти в третью мировую войну. Когда я изучала труды русских социальных философов о Первой мировой войне, меня не оставляло ощущение, что политические события и общая атмосфера накануне той войны были очень похожи на сегодняшние. Пост в моем блоге описывает личный эмоциональный опыт участия в шествии «Бессмертного полка» в годовщину 70-летия Великой Победы.

В разделе 4 раскрываются глубокие и сложные взаимосвязи между древней битвой за ресурсы и Большой игрой современной геополитики. Энергетическая безопасность по определению является неотъемлемой частью геополитики. Природа и история разделили страны на производителей и потребителей энергоресурсов, для которых характерны различные подходы к энергетической безопасности. В статье «Энергетическая безопасность в рамках стратегии ЕС в Адриатико-Ионическом регионе», представлено сбалансированное видение энергетической безопасности с точки зрения потребителей российского газа в Южной Европе. Тематика энергетической безопасности логично продолжается в серии постов «Геополитика газопроводов», которые были опубликованы в блоге «Effetto Cassandra». В статье «Геополитические детерминанты российско-китайского экономического сотрудничества» рассматриваются факторы взаимовыгодного энергетического сотрудничества, которое превращается в мощный геополитический союз между двумя странами.

В разделе 5 рассматривается экономические аспекты гибридной войны. Очевидно, что экономические войны ведутся за ресурсы и рынки. Они велись с незапамятных времен, а теперь включены в арсенал гибридной войны. Этот тип войны ведется мировой финансовой элитой против национальных государств. В начале 1990-х годов неолиберальная парадигма была положена в основу правил и норм международных финансовых организаций, в первую очередь, МВФ и Всемирного банка (5.1. Вашингтонский консенсус: десять заповедей экономической войны). В то же самое время неолиберальная повестка была внедрена в Договор о Европейском союзе, что привело к потере экономического суверенитета государств-членов, особенно со слабыми макроэкономическими показателями. Сравнительный анализ фискальной политики России и Италии в 2009—2014 годах позволил автору сделать вывод о том, что жесткая бюджетная экономия замедлила выход итальянской экономики из кризиса (5.3. Macroeconomics of fiscal policy in times of the Great recession).

Последний раздел книги посвящен инновациям. Пентагон часто стимулировал создание и развитие принципиально новых продуктов и передовых технологий. Достоин удивления тот факт, что рано или поздно изобретения Пентагона находят путь к нашим домам. В настоящее время мало кто может представить свою жизнь без микроволновой печи, компьютера, смартфона и, более того, без Интернета. Такое мирное преобразование военных инноваций в повседневную гражданскую жизнь можно проследить, начиная с древних империй. Оборотная сторона медали заключается в том, что, когда нация отказывалась от имперских амбиций, она постепенно теряла стимулы и способность генерировать инновации. Анализ современного состояния инноваций в Италии в статье «Инновационная культура Италии с древних времен» подтверждает эту гипотезу.

1. Налоговые гавани между геофинансами и геополитикой

1.1. Информационно-финансовые технологии гибридной войны[2 - Опубликовано в журнале «Вооружение и экономика». №4 (37). 2016. С.113—127.]

В последнее десятилетие военные и политические аналитики России и США обращают пристальное внимание на проблематику гибридной войны. При этом они исходят из того, что именно противная сторона ведет гибридную войну и, следовательно, необходимо вырабатывать стратегию и тактику противоборства. Хотя аналитики обеих стран внимательно следят за теоретическими и практическими разработками друг друга, в настоящее время они вкладывают в понятие гибридной войны разное содержание.

В США концепцию гибридной войны одним из первых начал разрабатывать бывший морской офицер Франк Хофман. По его мнению, Запад впервые столкнулся с гибридной войной в 2006 году во время палестино-израильского конфликта, когда Хезболла прибегла к подобной тактике. Хофман в своих трудах дает развернутую характеристику гибридной войны или, как он называет ее, «будущей войны», «конфликта XXI века». Он пишет, что гибридные войны – гораздо больше, чем просто конфликты между государствами и другими вооруженными группами. Это применение различных форм конфликтов, которые лучше обозначить как гибридные угрозы или конфликты, при этом гибридные войны могут вестись как государствами, так и различными негосударственными субъектами. Он также указывает, что «эти мультимодальные действия могут проводиться отдельными подразделениями, или даже одним и тем же подразделением, но, как правило, они направляются и координируются оперативно и тактически внутри основного поля боя для достижения синергетического эффекта физических и психологических аспектов конфликта. Эффекты могут быть получены на всех уровнях войны»[3 - Hoffman F.G. Hybrid Warfare and Challenges // Joint Force Quarterly. Issue 52. 1st Quarter 2009. Pp.34—39.].

В России гибридные войны начали изучаться сравнительно недавно и несколько позже, чем в США. Валерий Герасимов, начальник Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, указывает, что «В XXI веке прослеживается тенденция стирания различий между состоянием войны и мира. Войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону»[4 - Герасимов В. Ценность науки в предвидении // Военно-промышленный курьер. №8 (476). 27 февраля 2013 года.].

Герасимов пишет: «Сегодня в эпоху глобализации, ослабления государственных границ, развития средств коммуникации важнейшим фактором стало изменение форм разрешения межгосударственных противоречий. В современных конфликтах все чаще акцент используемых методов борьбы смещается в сторону комплексного применения политических, экономических, информационных и других невоенных мер, реализуемых с опорой на военную силу. Это так называемые гибридные методы. Их содержание заключается в достижении политических целей с минимальным вооруженным воздействием на противника. Преимущественно за счет подрыва его военного и экономического потенциала, информационно-психологического давления, активной поддержки внутренней оппозиции, партизанских и диверсионных методов. В качестве главного средства используются „цветные революции“, которые, по мнению инициирующих их сторон, должны привести к ненасильственной смене власти в стане оппонента. По сути любая „цветная революция“ – это государственный переворот, организованный извне. А в основе лежат информационные информационные технологии, предусматривающие манипуляцию протестным потенциалом населения в сочетании с другими невоенными средствами»[5 - Герасимов В. По опыту Сирии // Военно-промышленный курьер. №9 (624). 9 марта 2016 года.].

В приведенных высказываниях военных теоретиков рассматриваются различные аспекты гибридных войн. Хофман делает, в основном, упор на организационную структуру, состав акторов, в то время, как Герасимов концентрирует свое внимание на способах и методах ведения гибридных войн. Это объясняется тем, что теоретические основы гибридных войн еще только разрабатываются, а военные аналитики, в основном, обобщают действия противной стороны. Хофман рассматривает тактику, в основном, негосударственных формирований, противостоящих (и не безуспешно) военной мощи США. Герасимов характеризует стратегию и тактику современных объявленных и не объявленных войн США. Оба автора сходятся в том, что в гибридных войнах участвуют как государства, так и негосударственные группировки. При этом Герасимов подразумевает под государством, которое стоит за сценой, США, а Хофман – соответственно Россию.

В недавно принятых официальных документах военных ведомств России и США значительное внимание уделяется гибридным конфликтам. «Военная доктрина Российской Федерации» определяет характерные черты и особенности современных военных конфликтов. При этом на первое место ставится «комплексное применение военной силы, политических, экономических, информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций», а также «участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний», «применение непрямых и асимметричных способов действий» и «использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений»[6 - Военная доктрина Российской Федерации // Российская газета. 30 декабря 2014 года.].

В преамбуле «Национальной военной стратегии США 2015 года» указывается: «В настоящее время мы одновременно сталкиваемся с угрозами безопасности, исходящими от традиционных государственных субъектов, а также трансрегиональных сетей и субгосударственных групп. При этом как те, так и другие, используют преимущества быстрых технологических изменений. Будущие конфликты будут развиваться более быстрыми темпами, длиться дольше и развертываться на гораздо более технически сложном поле боя. Они будут иметь возрастающие последствия для территории США»[7 - The National Military Strategy of the United States of America. Washington: U.S. Department of Defense, 2015. P.1. URL: http://www.jcs.mil/Portals/36/Documents/Publications/2015_National_Military_Strategy.pdf.].

В Стратегии также отмечается, что «на сегодняшний день вероятность участия США в межгосударственной войне с крупной державой оценивается как низкая, но она увеличивается». Так называемые, «насильственные экстремистские организации, напротив, представляют собой непосредственную угрозу для трансрегиональной безопасности посредством сочетания легко доступных технологий с экстремистской идеологией». Далее следует тезис о том, что происходит «частичное совпадение государственного и негосударственного насилия, т. е. существуют области конфликта, где акторы смешивают методы, возможности и ресурсы для достижения своих целей». В качестве примеров «гибридного» конфликта МО США приводит действия России в Крыму и ИГИЛ[8 - здесь и далее – организация, запрещенная в РФ] в Ираке и Сирии. И далее указывается, что «в гибридных конфликтах также могут участвовать государственные и негосударственные структуры, взаимодействующие для достижения общих целей, используя широкий спектр вооружений, как мы уже видели на востоке Украины. Гибридные конфликты увеличивают неопределенность, усложняют процесс принятия решений, а также замедляют координацию принятия эффективных ответных мер»[9 - Там же. С.4.]. Таким образом, «Национальная военная стратегия США» ставит в один ряд действия России и запрещенной в России террористической организации ИГИЛ.

В данной статье автор не ставит себе задачу углубляться в теоретические концепции, которые находятся на стадии становления. Отметим лишь, что последующий анализ будет осуществляться в рамках российской школы военной мысли в ходе дальнейшей разработки понятийного аппарата и анализа способов и методов ведения гибридных войн.

Нашей целью является анализ мало исследованного аспекта гибридной войны, а именно – информационно-финансовых технологий (ИФТ), которые активно применяют в своей тактике западные страны и, в первую очередь, США. При этом мы не будем рассматривать более широкие феномены финансовых, валютных и нефтяных войн, а также политику санкций, которые также часто используются в гибридных войнах, равно как и информационные компании, не связанные с финансовой проблематикой. В фокусе нашего внимания будут находиться гибридные технологии, в которых на первом плане находится тенденциозно подобранная информация о негативных финансовых процессах в стране- мишени, многократно усиленная СМИ, подконтрольными западным правительствам.

Целями данных технологий, по нашему мнению, являются:

– снижение инвестиционной привлекательности страны-мишени;

– стимулирование оттока иностранных инвестиций;

– дискредитация политических лидеров;

– подготовка почвы для политического и военного вмешательства во внутренние дела страны;

– провокация массовых беспорядков;

– осуществление «цветных революций»

– и, в конечном счете, смена неугодного режима.

В дополнение к этим обобщенным целям каждый конкретный пример применения ИФТ имеет свои специфические задачи. В отдельных случаях используются широкомасштабные и многоцелевые технологии, которые одновременно поражают многие страны и компрометируют их лидеров.

По мнению автора, в настоящее время можно выделить три основных способа применения информационно-финансовых технологий:

1) серия так называемых «Tax Leaks» (налоговые утечки);

2) коррупционные скандалы, приведшие или ведущие к смене режима (например, в странах Латинской Америки);

3) тенденциозно составленные финансовые рейтинги и доклады международных и неправительственных организаций.

В данной статье будет исследоваться применение ИФТ в виде регулярно повторяющихся международных налоговых скандалов, затрагивающих многие страны.

В 2013—2016 годах произошло несколько крупнейших вбросов компрометирующей информации, опубликованной одновременно в 37 ведущих западных газетах, таких как BBC Panorama, El Pa?s (Испания), L’Espresso (Италия), Le Monde (Франция), Новая газета (Россия), Sueddeutsche Zeitung (Германия), The Guardian (Великобритания), The New York Times (США), The Washington Post (США) и др.

Эти широкомасштабные компании инициировались так называемым Международным консорциумом журналистских расследований (далее – Консорциум или ICIJ). Консорциум был создан в Вашингтоне в 1997 году американской некоммерческой организацией «Центр за честность в обществе» (Center for Public Integrity). В состав ICIJ входят 160 известных журналистов из разных стран. До недавнего времени широкой публике не было известно практически ничего о деятельности ICIJ. Информационная бомба взорвалась в апреле 2013 года, когда ведущие мировые издания, ассоциированные с ICIJ, одновременно опубликовали на первых полосах сенсационные разоблачения о связях известных политических фигур и мировых знаменитостей с офшорными компаниями. Данные также были опубликованы в свободном доступе на сайте ICIJ (http://offshoreleaks.icij.org/).

В докладе под названием «Offshore Leaks» (апрель 2013) были раскрыты данные о 130 тыс. счетах в офшорных банках. Исследование было основано на контент-анализе 2,5 миллиона секретных файлов об активах физических лиц из 170 стран, выведенных в офшоры.

Основные выводы, сделанные в докладе ICIJ, сводятся к следующему:

– Правительственные чиновники Китая, Азербайджана, России, Канады, Пакистана, Филиппин, Таиланда, Монголии и других стран, а также их семьи и приближенные лица использовали анонимные компании и банковские счета. Сверхбогатые люди использовали сложные офшорные схемы для владения особняками, яхтами, художественными шедеврами и другими активами, пользуясь налоговыми льготами и анонимностью, не доступными для обычных людей.

– Многие из крупнейших банков мира, в том числе UBS, Credit Suisse и Deutsche Bank, активно направляли своих клиентов в офшорные убежища на Британских Виргинских островах и др.

– Целая индустрия хорошо оплачиваемых бухгалтеров, посредников и консультантов помогала офшорным собственникам скрывать свою идентичность и бизнес-интересы, покрывая во многих случаях отмывание денег или другие неправомерные действия.

– Финансовые махинаторы и другие крупные мошенники обычно используют офшорные зоны для того, чтобы скрыть деньги, добытые нечестным путем[10 - International Consortium of Investigative Journalists (2013) Offshore Leaks Database URL: https://offshoreleaks.icij.org/.].

Первая серия разоблачений коснулась, в основном, тысяч китайских бизнесменов и чиновников среднего уровня. Что касается России, то среди собственников компаний, зарегистрированных на Британских Виргинских островах, оказались руководители крупнейших нефтяных и оборонных госкомпаний, а также жена вице-премьера И. Шувалова. Были преданы гласности имена ряда высокопоставленных чиновников других государств в связи с офшорными активами членов их семей. Среди них оказались президент Азербайджана И. Алиев, бывший президент Филиппин Ф. Маркос, бывший премьер-министр Грузии Б. Иванишвили и др.

В результате ряд международных организаций и правительств сделали заявления о необходимости борьбы с уклонением от налогов на основе использования офшорных схем. Через несколько дней после появления публикации Великобритания, Франция, Германия, Италия и Испания объявили о намерении регулярно обмениваться банковской и налоговой информацией с целью идентификации неплательщиков налогов и других нарушителей.

При этом были, в основном, обнародованы сведения об одной налоговой гавани – Британских Виргинских островах. В последующие годы произошло значительное сокращение числа офшоров в этой юрисдикции. В целом эффект оказался позитивным. Широкая общественность узнала о том, как сильные мира сего уходят от налогообложения. Тот факт, что практически никто из названных в докладе лиц не предъявил судебных исков к ICIJ, косвенно свидетельствует о том, что они действительно владели офшорными компаниями. Однако этот скандал мало повлиял на процесс офшоризации мировой экономики. Капиталы перекочевали в другие офшоры, а налоговые консультанты стали разрабатывать более изощренные схемы ухода от налогов при помощи офшоров.

За «Offshore Leaks» последовали еще две узко направленные утечки – так называемые Lux Leaks и Swiss Leaks.

В ноябре 2014 года на сайте ICIJ были опубликованы результаты расследования деятельности люксембургских финансовых органов, которые предоставляли исключительно благоприятные налоговые режимы многонациональным корпорациям[11 - International Consortium of Investigative Journalists (2013) Explore the Documents: Luxembourg Leaks Database. URL: https://www.icij.org/investigations/luxembourg-leaks/explore-documents-luxembourg-leaks-database/.]. Документы были переданы ICIJ служащими аудиторской фирмы PricewaterhouseCoopers (PwC) А. Делтуром (2012) и Р. Халетом (2014).

Некогда крупнейший центр сталелитейной и обрабатывающей промышленности, Люксембург за последние 15 лет превратился в финансовый центр, соперничающий с Лондоном, Нью-Йорком или Гонконгом. Люксембург занимает второе место после США как глобальный инвестиционный центр с 3,7 трлн долл. активов, находящимися под управлением банков и других финансовых учреждений.

В Люксембурге, имеющем численность населения менее 550 тыс. человек, действуют 148 банков из 27 стран. В стране зарегистрировано более 40 тыс. иностранных компаний (по одной на каждые восемь жителей), в том числе более 200 фирм из США. Прямые инвестиции из США составили в 2013 году 416 миллиардов долларов[12 - Walt V. Luxembourg: Tough times for a favorite tax haven // Fortune. January 22, 2015. URL: http://fortune.com/2015/01/22/luxembourg-tough-times-for-a-favorite-tax-haven/.].

Усилия властей Люксембурга по привлечению в страну финансового капитала позитивно сказались на макроэкономических показателях страны. По данным МВФ, в 2013 году Люксембург имел самый высокий уровень ВВП на душу населения – 112 473 долл. на человека, что более чем в два раза превышал аналогичный показатель в США (53 001), Франции (44 099) и Великобритании (39 372).

А. Гурриа, генеральный секретарь ОЭСР, представляя обзор экономики Люксембурга, подготовленный этой организацией, указал, что «Люксембург является одной из самых процветающих стран ОЭСР», но при этом отметил, что страна столкнулась с «серьезными проблемами», в том числе сильной зависимостью экономики от финансового сектора. Обзор показал, что «существует риск того, что в ближайшем будущем Люксембург может столкнуться со снижением поступлений от многонациональных компаний, вследствие продолжающейся эволюции международных налоговых правил, которые обязательно вызовут изменения в налоговых решениях»[13 - Bowers S. Luxembourg warned about its reliance on multinational corporations // The Guardian. 29 March 2015. URL: http://www.theguardian.com/world/2015/mar/29/luxembourg-warned-about-its-reliance-on-multinational- corporations.].

Документы, полученные журналистами ICIJ, включали в себя 28 тыс. страниц конфиденциальных документов, содержащих налоговые постановления, изданные правительством Люксембурга в период 2003—2011 годов. Эти частные налоговые постановления или «comfort letters» (буквально комфортные письма) предоставляли корпорациям благоприятные налоговые режимы. Крупные компании получали возможность значительно уменьшать налоговые выплаты путем использования сложных бухгалтерских и правовых схем, которые позволяли перемещать в Люксембург прибыли из стран с высокими налогами, в которых располагались их штаб-квартиры или основные бизнес-подразделения. Как показали обнародованные секретные записи, у некоторых компаний эффективная налоговая ставка составляла менее 1% от прибыли, переведенной в Люксембург, в то время как для местных компаний она была достаточно высокой (29%).

В рамках люксембургской системы налоговые консультанты из PwC и других фирм предлагали иностранным корпоративным структурам схемы снижения налогов и давали гарантию, что их налоговый план будет благосклонно рассмотрен Министерством финансов герцогства.

Казалось бы, Lux Leaks носили чисто финансовый характер, однако, в них есть очень заметная политическая составляющая. Дело в том, что скандальные разоблачения были опубликованы через неделю после того, как бывший премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер занял пост председателя Европейской комиссии, одну из самых влиятельных должностных позиций в ЕС. Юнкер в течение 19 лет был премьер-министром Люксембурга, и именно в то время были введены в действие многие сомнительные налоговые нормы. В частности, в его бытность был принят закон, позволяющий компаниям освобождать от налогов 80% доходов в виде роялти. В свете разоблачений Европейский парламент поставил под сомнение правомерность пребывания Юнкера в руководстве ЕС, хотя голосование по вотуму недоверия не набрало нужного количества голосов.