– А есть, для кого придумывать?
– Ну да.… И вообще… Цветы дарят, когда добиваются женщину. В нашем случае это бессмысленно.
– Вы так думаете? Тогда чай…
– А где мы будем пить чай? У вас стола даже нет…
– Да. Стола нет. Он мне не нужен. Я почти не бываю здесь.
– А как же утром выпить чашечку кофе? Или вечером чашечку чая?
– Не пью здесь.
– А где?
– В заведениях общественного питания, – он улыбнулся, – все давно организовано. Что к чаю? Конфеты? Шоколад? Сахар?
– Шоколад.
Он в задумчивости открыл холодильник, вынул коробочку с темной ягодой, протянул мне.
– Будете?
Я опознала в ягоде чернику, сильно заждавшуюся, пока ее употребят.
– Черника?
– Голубика.
– По-моему, она уже пару дней отдыхает тут, – скривилась я невоспитанно.
– Она еще пару недель до этого в магазине отдыхала. Прошу в комнату. Я все принесу.
В комнате я присела на 3-х, а то и 4-х спальную кровать, ассоциирующуюся с выражением «квадратный многочлен». Кровать простиралась слева до зеркального шкафа, а справа к ней, словно щенок к суке, притулилась низкая коротконогая тумбочка. В углу валялся бумажный светильник, младший брат того, что освещал неживой телевизор, и вдвоем с которым они занимали половину противоположной стены. Оставшуюся половину съедал массажный стол с дырой для лица или для яйца – смотря, какого размера эти части тела и как это тело расположить. В зеркале огромного шкафа, отражающем кроме нас с тумбочкой, еще два зашторенных синих окна, я видела себя, скромно сидящую на краю кровати. Я включила младшего брата большого бумажного светильника. Он осветил угол комнаты, в котором было на удивление чисто. Дубовый паркет и плинтус под шторной юбкой ограничивали пространство благополучия. Я находилась внутри него. По другую его сторону, за окном, рабочие разгружали Уазик, взбадриваясь короткими матерными призывами. Я закрыла пластиковую створку окна, и звук остался с той стороны благополучия. Без звука это было немое жизнеутверждающее кино про неутомимых загорелых парней.
– Вы закрыли окно? – Спросил Александр за спиной.
– Да.
– Хорошо.
Я вернулась на край кровати. Коротконогая тумбочка была сервирована: чашка с чаем, клубника, шоколад, виноград, терпеливая голубика и стакан воды.
– А почему чашка одна? – Удивилась я, – а Вы?
– Я буду воду.
Он сел рядом. – Пробовали такой шоколад?
Я взяла в руки плитки. Линдт. С перцем и манго, с перцем и гранатом, черный 99 процентов какао…
– С перцем и манго мой любимый…
– Я рад. Вы смотрите на меня с таким ленинским прищуром. Что – то не так? Вот прыщ вчера вскочил, прошу прощения. – Он тронул пальцем маленькое красное пятнышко на щеке.
– Прыщ я не заметила. Пытаюсь вас прочесть.
– И как результат?
– Ваша тяжелая челюсть напрягает, конечно…
– Ломброзо почитывали? – Хмыкнул он.
– Было такое, каюсь.
– И что вы об этом думаете?
– Спорно, но сермяга есть.
– То есть я все-таки похож на маньяка?
– В общем, да.
– Боитесь?
– Ну… так…
– А ведь здесь ори не ори, никто не услышит. И не придет. – Проговорил он, наклонив голову ко мне.
От этих слов клубничина у меня во рту встала колом.
– Анекдот такой есть, – улыбнулся он, продолжая, не мигая смотреть на меня. – Из тех времен, когда 50 рублей были большие деньги. Вы должны их помнить, эти времена.
– Помнить должна. Но не помню, – ответила я, пытаясь размять во рту клубничный кол.
– Ну, так вот, – продолжил он, – женщина захотела туфли за пятьдесят рублей, а денег нет. Тут мужик возьми да и предложи – давай со мной за пятьдесят рублей? Женщина подумала – подумала и решилась. Подруге похвасталась. Вернулась вся в синяках. Что случилось? – подруга спрашивает. – Сволочь он! Бил, пока за рубль не согласилась.
Я пропихнула внутрь себя клубничину, так колом и упавшую.
– Хороший анекдот. Оптимистичный. А главное, смешной…
– Расслабьтесь. Моя челюсть ни о чем не говорит. Слышали, как Валуев разговаривает? Интеллигентнейший человек. У него видели, что с лицом? Это бокс профессиональный дает такой отпечаток. Гормоны, препараты и прочее.… Так что бояться не надо.
– Я не боюсь. Я первый раз пускаюсь в такую авантюру, а новичкам везет.
– Вы первый раз? Серьезно?
– Да.