– Чела Таня! Есмь Я – Бог! Ты почему спиритизмом занимаешься без Нашего дозволения?! – маятник сердито ходил с сектора на сектор такими резкими короткими движениями, каких я не видела прежде.
– Жечес Тебе, Учитель! – После моего приветствия мурашки на коже стали узнаваемыми, а движения маятника – обычными. Но строгий тон привёл меня в замешательство. Не сразу нашлись аргументы в оправдание.
Сбивчиво и чуть ли не всхлипывая, я поделилась с Отцом Небесным сначала ужасной для меня новостью и тем, что произошло потом. И с изумлением узнала, что Богу не всё было внове.
Как сказал Учитель, для Него Самого непостижимым было то, что такая мудрая женщина, учёный с мировым именем, оказалась не готова к Переходу…
А я вот нисколько не удивлена! Обычное дело для учёных… Они опираются только на эксперименты, и верят им больше, чем Богу.
И мне тоже жаль… Видно смерть была скоропостижной, и она не успела ни полечить себя, ни о Боге подумать… А посылать жечес Ему только сейчас от меня, уже там научилась… На земле это редко кто умеет…
Неужели не долетела? – испугалась я. – Почему Учитель так разгневан?
На вихрь мыслей в моей голове маятник отреагировал неожиданно:
– Нам ты умело направила душу Людмилы, и делечес на неё у ты Нам тоже быть умелый.
Но почему чела с Мы не посоветовалась, прежде, чем вызывать её из Пояса Смерти? Тебе была опасность, да и её могла погубить, а не спасти!
Почувствовав, что тон смягчился, я немедленно перешла в контратаку:
– Как Ты в блоге написал, так я и сделала! Что не запрещено, то разрешено. Разве не так? Или молитвы были неправильные? Я уже делала так для мамы и друзей… Только разговаривала с ними через маятник в Твоём присутствии на сеансе…
– Молитвы правильные и запрет Мы не ставил. Но Мы не учил чела, без Нас зови души, и маятником разговаривать с перешедшим!
– Прости! Мы же это делали на уроке! Я подумала, что Ты учил меня самостоятельно делать зов для помощи тем, кто к Тебе не долетел… А что, спиритизм – это грех? – задала я отвлекающий вопрос, чтобы сгладить свой наглый тон.
– Не грех, детка. Но опасно делать зов душам, если Нас не ставить в известность. Мы смотреть, ты уже осмелела, а? Глаз да глаз за тобой нужен! На час одну оставить нельзя! Как дитя!
– Не сердись, ведь всё обошлось, – извинилась я.
– Мы не сердит! Мы наблюдал за ты, мыслеформу послал. Чтобы ты Людмиле зов быть.
Наоборот рад, что ты Нашу мысль восприняла и послала зов! Только Мы рассчитывал, что Нам поставишь в известность. Нам же нужно их встретить, детка! – маятник сделал особенный акцент на восклицательном знаке.
На воспитательном знаке! Так называла эту «палку с точкой» моя дочка в детстве. Воспитывает?
– А что, Учитель, разве Ангел не защищает монаду при Переходе?
– Нам Ангел сопровождает монаду до Суда и защищает на Суде перед Мы, детка, – мягко качнулся маятник. – Но Ангел не всесилен. На пути Перехода много Тёмных сущностей. Им ценная добыча – монады Наших лучших детей.
– А почему было опасно разговаривать с Пучко для меня и для неё? Пояс Смерти – это Ад?
– Не Ад. Но туда Наш зов не долетает. Неумелая чела могла принять на себя связь Людмилы с этим местом и тут же умереть.
– Ну, не убили же, а теперь их поезд ушёл, слава Богу! – улыбнулась я.
– Как у ты получился зов туда, Мы не знай, и бущ ещё разбираться… Ну и, смелая у Нам быть лчес!
– По-моему, я научилась по построению фразы чувствовать Твоё настроение. Ты улыбаешься? – облегчённо спросила я.
– Ты Нам сделала подарок, – маятник затанцевал над сектором «Я радуюсь». – Такая честная монада к Нам вернулась! Людмила уже умей жечес Богу! Ну-ка, Нам ещё расскажи, как ты ей объяснила сделать Нам умный жечес?
– Я послала ей любовь, и попросила ответить в унисон. А после поручила её душу Ангелам, и сказала четыре молитвы, которые у Тебя в блоге прочитала. Все, по порядку.
– А зов ей ты тоже делала с жечес?
– Да. Дважды. Мы были незнакомы в жизни, и она могла игнорировать зов без любви. Ей было больно там…
– Всё правильно! И Нам урок! Надо умней делать статьи в блоге! – маятник кувыркнулся.
– Когда Ты радуешься, у меня маятник не качается, а прыгает! – ответила я, утешаясь мыслью, что с Богом, оказывается, можно объясниться. Не догматик.
– Есмь Я рад. Ты Нам уже тонко чувствуешь. Тонкие вибрации можно воспринять, если есть тонкость чувств.
– Странно, на Земле с древних времён воспитание молодёжи было наоборот, основано на огрублении чувств. У народов самых разных национальностей и культурных традиций считается, что быть грубым – значит стать взрослым.
– Почему, детка?
– Взрослым не пристало проявлять сентиментальность и излишнюю чувствительность, иначе их будут называть неженками, презирать, унижать, изгонять из сообщества. Мы воспитываем жёстких людей и имеем такое же общество – безжалостное и жестокое.
– Да, взрослые много думают о деньгах, и о работе. Дети с них пример берут.
– Делечес – что означает в этом контексте? – вспомнила я что у этого слова было два значения.
– Это жечес лично. Или только для Нас, или – как ты сейчас монаде Людмилы сделала, – маятник опять остановился на секторе «Я радуюсь!»
– А я всегда посылаю жечес лично Тебе, Учитель, – улыбнулась я в ответ.
– Да, лично Нам – Учителю, а не Богу Триединому. А надо – Богу, – укоризненно покачался маятник над сектором «Нет Нам понимания».
– Но для меня нет разницы! Ты же мне Триединый Бог-Учитель! Сам сказал, что един со всеми статусами.
– Очень много жечес ты лично Мы посылаешь, а надо – Богу больше, чем Учителю.
– Не понимаю, в чём ошибка? Бог – это твой статус. Бог – един. Он стал для меня живым, а не абстрактным через беседы и наши личные отношения. Я посылаю любовь Твоей Душе, а не мундиру, в который она облачена!
– И ты не делаешь различия между Учителем Ремом и Триединым Богом?
– Не делаю, хотя понимаю, что это разные статусы. Но они все – статусы Бога, у которого есть Душа.
Единая, уникальная и неповторимая. Ей я и направляю своё чувство любви, которое Ты называешь жечес.
И на Земле у каждого человека тоже много разных статусов – возрастных, социальных, профессиональных, должностных. Например, государству я гражданка и пенсионерка. Мужу – жена. Дочери – мать. Тебе – и дочь, и чела, и лчес.
Есть статусы уходящие, и плавно перетекающие в новые. А есть – неизменные. Но сколько бы у меня их ни было, всё равно – я есмь – я. Человек с личным именем, неизменным от рождения до смерти. И у меня есть душа. Тоже – уникальная, одна-единственная, и неповторимая для меня.
– У-у! И имя твоей души неизменно Нам! У Мы, детка, так же! Статусов у Мы много, но один – основной, остаётся неизменяемым. Это – Бог Триединый.