Быстрый прорыв
Родители уважали этот выбор. Отец не пропускал ни одной игры с нашим участием. По дороге домой каждая игра обсуждалась, и нам сильно доставалось за промахи, неточные передачи и тому подобное. Не позволялось списывать ошибки на подруг по команде или плохое судейство, не помогали даже слёзы. Это была хорошая «школа жизни». Помню, получила выговор за отказ участвовать в выпуске стенгазеты для класса, так как посчитала, что и так выполняю много обязанностей в школьной жизни. И вообще, отец много внимания уделял нашему воспитанию, но поняла и оценила я это, к сожалению, только через много-много лет. Мы вместе с ним ходили на лыжах, ездили на велосипеде, работали на дачном участке. Все эти занятия требовали выносливости, терпения, дисциплинированности, умения доводить начатое дело до конечного результата. Вот этот метод воспитания, посредством совместной трудовой и иной деятельности, и давал прекрасные результаты. Не могу вспомнить ни одного наказания за всю мою жизнь, ни одного грубого, а тем более бранного слова.
Помню, я уже была подростком, мама сетовала на то, что соседка на время берёт у неё новые прищепки для белья, а возвращает свои, да только старые. Мама не сразу заметила, что за несколько таких комбинаций почти все новые «превратились» в старые. На мой справедливый вопрос, почему бы не высказать свои претензии, мама, сама того не понимая, запрограммировала моё поведение на долгие годы: «Если я скажу, лучше она не станет, а ведь мне с ней видеться ежедневно». Вместе с прищепками мама подарила женщине возможность спокойно смотреть в глаза, а это немало.
После окончания школы, с благословения любимого тренера и с тридцатью рублями в кошельке, я поехала поступать в Ленинградский институт физической культуры имени П.Ф. Лесгафта. Страшно было до потери сознания, ведь тогда не было моды на поездки родителей со своими чадами-абитуриентами. Как только перрон исчез из виду, слёзы потекли из глаз. Аттестат у меня был без троек, а рейтинг профессии детского тренера, если бы он существовал в то время, занял бы место во второй сотне, поэтому буквально все, кто меня знал, отговаривали от этой затеи. Итог всем разговорам на эту тему подвела моя бабушка, Анна Дмитриевна: «Это чего? До пенсии, что ли, кувыркаться?» Но первые годы моей (а через два года и сестры) учёбы пришлось «кувыркаться» нашим родителям – работать на двух работах, чтобы была возможность высылать деньги на наше обучение. Спасибо маме, что привила вкус и научила нас шить, а вязать научились самостоятельно, поэтому можно было не только сэкономить деньги, но и проявить свою индивидуальность. Правда, в первую студенческую зиму проявила индивидуальность по-особому: ходила в резиновых сапогах. Купить кожаные можно было только одним способом – в четыре утра занять очередь в крупный универмаг, прогулять занятия в институте. Если делать это ежедневно в течение месяца, то могло повезти.
Учиться было очень интересно. Да и с группой повезло: все очень сдружились, прошло уже больше тридцати лет, но мы почти каждый год встречаемся, перезваниваемся и помогаем друг другу при необходимости. Заслуга в этом принадлежала нашему любимому куратору – Леониду Сергеевичу Киту. А какие интересные были дисциплины: анатомия, физиология, биохимия, спортивная медицина, психология! Почти по всем предметам преподавали нам доктора наук – потрясающие личности, не занятия, а спектакли, театр одного актера. Век бы училась у таких, но общежитие надоело до чертиков, в комнате – от пяти-шести до двенадцати человек.
В те времена практиковалось так называемое «распределение». После окончания учебного заведения выпускник был обязан отработать два или три года там, куда его пошлёт «высокая комиссия». Как правило, различными «хитромудрыми» путями почти все оставались в Ленинграде и в Ленинградской области.
А я запаслась вызовом в родную ДЮСШ-3 в надежде, что разрешат поехать туда. Комиссия сказала: «Девочка, ты не в своем уме? С красным дипломом в Вологду, где нет никакой перспективы с жильем? Иди, погуляй по коридору и подумай». Гулять по коридору я отказалась и поехала домой. А ведь могли бы и не позволить, так как Вологды в списке распределения не было, и судьба моя сложилась бы иначе. И не только моя…
Тридцать лет в одной школе проработала. Трудностей было много – ни денег на соревнования, ни спортивной обуви, ни формы, ни своего спортзала. Все время приходилось выкручиваться, выбивать, выискивать… Несколько тренировок в день в разных концах города выматывали до безобразия не сами по себе, а по причине транспортной – в подходивший после долгого ожидания городской автобус «вбиться» можно было далеко не с первой попытки.
А выезды на соревнования, на сборы – без них ведь никак! Поезда просто ужасные, вагоны общие или плацкартные (даже с клопами бывали), питание по столовкам, размещение в общагах. И надо сделать так, чтобы никто из подопечных не заболел, не отстал от поезда, не потерялся, да не забыть бы ещё и выиграть. Столичные школы возили команды вдвоем. А представители южных республик так даже с родителями ездили – команда детей и целая команда родителей (судей кормят, поят и за детьми следят). А мы, бедные, в одиночестве. Да еще, как правило, с пересадкой в Москве, с тяжелыми сумками… Нередко бывало, утром приедешь с одной командой, а вечером – в поезд с другой. До сих пор не понимаю, как это можно было выдержать. Но жить как все, на одном месте, не видя ничего, кроме Вологды, совсем не хотелось.
Одно время в магазинах, если что-то и лежало на прилавках, то продавать стали по прописке в паспорте (в Вологде – только вологжанам, в Кирове – только кировчанам). Приехал к нам на соревнования тренер из Москвы. Вечером зашел в «Ленинградский» магазин за едой для детей. Продавец попросил его предъявить паспорт. Тот с гордостью: «Пожалуйста». Продавец посмотрел, увидел московскую прописку, и что тут началось: «Он издевается надо мной! Нахал! Хам!» А детей чем кормить во время поездок на соревнования? Никто не знал…
А если в вологодский «Детский мир» завозили зимние или демисезонные пальто, значит из 20 девчонок моей команды, как минимум, у двенадцати они будут одинаковыми. По этой причине во время поездок нас будут считать интернатскими. Мы умудрились извлекать выгоду и из этого: стоило сказать, что мы из интерната, нас тут же пропускали без очереди и в железнодорожные кассы, и в столовые.
Одной из примет того времени были не только очереди, но и анекдоты на эту тему:
«Граждане пассажиры, остановка – «Гастроном», следующая остановка – «Конец очереди».
–
«Это за чем очередь?
–
За кримпленом.
–
А это лучше, чем Мопассан?
–
Не знаю, не пил».
(Для тех, кто не знает: «кримплен» – синтетическая ткань, дорогая и очень модная в 70-е годы. Мопассан – французский писатель).
Из поездок на соревнования возвращались всегда с громадными сумками, набитыми сосисками, колбасой, маслом, сыром, шоколадными конфетами, а если повезёт, то и банками растворимого кофе. Всё это богатство предназначалось родственникам, подругам, соседям, персоналу спортзалов и учителям школ, где учились наши девочки. И делалось это не для того, чтобы получить какие-то поблажки, а из чувства «сострадания»: в нашем родном городе всех этих продуктов в свободной продаже не существовало!
Девочки становились очень «продвинутыми». А именно: если семья получала заветную профсоюзную путёвку куда-либо, а ехать приходилось через Москву, то этот ребёнок, лет двенадцати, мог безошибочно привезти всю туристическую группу в нужный магазин столицы с любого вокзала и успешно вернуть обратно, но уже с дефицитными покупками.
Шутки шутками, но росли и спортивные результаты. Мы заняли прочное место в списке ведущих баскетбольных школ России. Бронзовые медали на финале РФ мы уже считали неудачей. Несмотря на все трудности, мои ученицы стали получать приглашения в команды мастеров: Лена Ворошилова (Курочкина) стала первым мастером спорта СССР по баскетболу в Вологодской области, а Марина Воронова – первой чемпионкой Европы (в 1984 и 1986г.г.).
1984-й год был знаковым для меня рождением сына Игоря. Если бы не мои родные – мама, отец и сестра – работу тренера пришлось бы оставить. Благодаря их помощи, я смогла вернуться к своим воспитанницам, когда сыну было всего три месяца. Это пришлось сделать ещё и для того, чтобы заработать отдельную от родителей квартиру. Шесть человек на 36 кв. метрах – это тесновато.
Поскольку своей женской команды в Вологде не было, все баскетболистки разъезжались по стране. Только перестройка помогла изменить положение дел. Новый председатель областного спорткомитета Виктор Николаевич Некрасов предложил не отдавать девчонок, а собрать их дома и создать свою команду. Мы с сестрой с радостью согласились. Я была уверена, что мой тренерский потенциал выше, чем у детского тренера. Кроме того, очень хотелось расти вместе с девочками, а не топтаться на месте. Это был 1995 год. Так родилась «Чеваката».
«Единственный путь навсегда изменить температуру
в комнате – это перепрограммировать кондиционер».
ГЛАВА 2. ЗАМЕТКИ О ЗАГРАНИЦЕ
К Вашему сведению…
В Советские времена зарубежная поездка сопровождалась большими трудностями. Кроме денег, нужно было иметь знакомых в профсоюзах, которые распределяли «престижные» путевки в капиталистические страны и «непрестижные» – в социалистические, а также успешно пройти собеседование в комиссии, состоявшей из представителей городских комитетов КПСС, ВЛКСМ и профсоюзов. На рубеже восьмидесятых я «срезалась» на собеседовании. Процедура была скучна до безобразия, так как обе стороны знали условия «игры»: члены комиссии – все вопросы, а испытуемые – все ответы на них. После того, как председатель профкома нашей ДЮСШ зачитал мою биографию и достижения по месту работы, один из «деятелей», кстати, добившийся впоследствии очень высоких постов, высказал большие сомнения в достижениях моих воспитанниц: «Что-то я не слышал об этом. Вот о череповецких баскетболистах в газетах читал, а о вологодских – нет». По его словам получалось, что мы как бы вводим присутствующих в заблуждение. Ну, Остапа, то есть меня, и «понесло»: «Во-первых, если вы не слышали, так это проблемы ваши и СМИ, а во-вторых, достижения школьниц и не могут сравниваться с достижениями профессиональной мужской команды». Это был бунт. Возможно, что такого они не слышали ни разу. Члены высокой комиссии тут же проснулись, обрадовались:
– Как это – «профессиональная»? У нас в стране нет профессионального спорта. С чего вы взяли?
И уже мягче:
– Не вздумайте это там сказать.
– Не знаю, как это называется, но они получают деньги за игру в баскетбол. И, конечно, как только мы приземлимся в аэропорту Дели, то сразу же начну всем говорить, что у нас есть вот такая команда в Череповце.
После подобного ответа шансов попасть в Индию у меня не осталось. Я попросту стала «невыездной». Тот человек меня, в то время простого детского тренера, не запомнил, а я его помню, мы и сейчас иногда общаемся.
Первые годы перестройки ничего не изменили в моей жизни и жизни школы. Положительные сдвиги начались в конце 80-х, когда у определённых людей появились деньги, а у нас, детских тренеров, возможность ездить на детские соревнования с их помощью. Причём, стали возможны поездки не только по России, но и за рубеж.
На этой волне мы смогли свозить наших девчонок на соревнования в Турцию, на Мальту, Мадейру и, наконец, в 1990 году в Америку. Потом у меня было ещё четыре поездки в США, но по остроте ощущений первая не может идти в сравнение ни с одной из последующих.
США. 1990-й год
Эта поездка была не просто фантастическая, а сказочная. В те годы советские спортсмены могли попасть в США только в составе национальной сборной, да и то очень редко и не все. А тут – детская команда из провинции!? Московские школы были возмущены и ошарашены. Они единственные из детей-спортсменов России ездили раз в год в Чехословакию и гордились этим, как если бы это был полет на Луну или Марс.
О невероятности нашей поездки говорит небольшая история. Уже после нашего возвращения, я спросила Маргариту Алексеевну Муханову, почему она отказалась от поездки? Оказывается, она была уверена, что у меня «проблемы с головой», настолько эта идея с Америкой не укладывалась ни в какие сюжеты советской действительности. Она просто не поверила, что это возможно.
А получилось это так. В 1989 году команда американских школьников (юношей) побывала с визитом в Череповце. Я познакомилась с руководителями делегации, и те высказали намерение пригласить команду девушек для серии матчей. Американцы по моей просьбе прислали приглашение пофамильно. Если бы этого не было сделано, то могло случиться так же, как и с череповецкими школьниками. Из США пришел вызов на команду баскетболистов (имелись в виду дети), а по факту поехали баскетболисты- мужчины, да и то не в полном составе. Все оставшиеся места заняли профсоюзные, партийные деятели, работники горисполкома и комитета комсомола.
Нас встретили великолепно, жили в семьях, что позволило в какой-то степени составить представление о жизни среднего американца, имеющего собственный дом и, как минимум, по машине на каждого члена семьи старше 16-ти лет. Чтобы понять нашу материальную «отсталость» в те годы, достаточно сказать, что у большинства членов нашей делегации не было домашних телефонов (в том числе и у меня), мы понятия не имели что такое «кола», «сникерс», йогурт, баскетбольные кроссовки и многое, многое другое.
Признаваться в том, что мы этого всего не видели, а о чём-то просто и не слышали, сильно не хотелось. Представьте себе такую картину: нас привезли на фабрику, производящую йогурты. Производство, естественно, закрытое – одни трубы – и объяснения профессиональные, на английском языке, без переводчика. Детям, конечно, это быстро надоело, и все по очереди начали задавать мне один и тот же вопрос: «А попробовать нам дадут?» Сами понимаете, молодой организм всегда готов поесть, тем более, что удалось понять: будет что-то невиданно вкусное с виноградом, вишней, бананами, яблоками и т.д. и т.п.
Наконец, долгожданный момент наступил, в холл внесли подносы с множеством различных сортов йогурта. Наши дети честно, но безуспешно, пытались сохранить достоинство, дегустируя всё это. Они тут же обменивались впечатлениями, залезали в стаканчики друг друга, восхищались, удивлялись, старались снять пробу с большего количества сортов. Любому стороннему наблюдателю было ясно, что «это для нас впервые». Когда пир подходил к завершению, женщина, свидетельница дегустации и она же экскурсовод, спросила меня: «А в вашем городе есть фабрика йогуртов?» И тут, в воцарившейся, как специально, тишине, я отвечаю: «Да.»
Экскурсовод: «И сколько сортов она производит?» Я, моментально и не моргнув глазом: «148».
Экскурсовод: «О! Это очень большая фабрика!»
Кто-то из девочек, не отрываясь от лакомства: «А где у нас эта фабрика?»
Я: «В посёлке Молочное. Потом расскажу».
Когда эмоции от второй части экскурсии улеглись, я призналась баскетболисткам, что слукавила, и мы от души посмеялись.
Ещё один случай из той поездки запомнился. Его можно назвать – «всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно». На второй день пребывания в США нам организовали первую, а, значит, самую главную и психологически очень трудную игру. Надо сказать, что разместили нас в Нью-Йорке в шикарной гостинице. Полночи мы все, как потом выяснилось, ползали по своим номерам и не знали, как открыть и закрыть воду, окна и двери, включить свет и выключить кондиционер, где найти холодильник. А утром – испытание пострашнее: «шведский стол». Его «трагические» последствия сказались буквально за пять минут до начала игры. А именно: под тяжестью улик игрок основной пятёрки созналась, что очень сильные боли в области живота у неё от того, что она… объелась. Потеряв в неравном бою одного бойца, первую игру мы проиграли с разрывом в одно очко.
За все «обиды» мы всё-таки смогли рассчитаться с хозяевами на спортивной арене. Сыграв с американскими школьными командами десять игр, в семи из них мы победили к великой радости всей нашей делегации, руководителем которой, кстати, был нынешний первый заместитель губернатора Вологодской области Н.В. Костыгов.
Мы до сих пор благодарны американцам за ту поездку, ведь мы побывали в ООН, в Белом Доме, на крыше (смотровой площадке) одной из двух 110 этажных башен-блинецов Всемирного торгового центра, разрушенного в результате теракта 11 сентября 2001 года, в музеях Джона Кеннеди в Бостоне и Баскетбольной славы в Спрингфилде. Также удалось поучаствовать в праздновании Дня Независимости – 4 июля. В тот день для нас был снят великолепный номер в бостонской гостинице «Marriott» на берегу реки Гудзон на 22-м этаже, чтобы мы могли без помех наслаждаться бесподобным праздничным салютом.
Местное телевидение и средства массовой информации уделяли нам очень много внимания. Баскетболисткам было по 15 лет, но они достойно выдержали испытание невиданным благополучием, славой и свободой. Эти девочки смогли достойно представить нашу страну. На заключительном банкете кто-то из хозяев сказал: «Они настоящие леди». Присутствующие бурными аплодисментами подтвердили своё согласие.
Даже у взрослых людей могло «снести крышу» – ведь мы были гостями и американцы приложили все усилия, чтобы показать нам как можно больше преимуществ их жизни. Так, все семьи сразу по приезду отвезли девочек в магазины, одели и обули их там с головы до ног. Стоит напомнить, что в то время в России джинсы и джинсовые куртки были пределом мечтаний не одной только молодёжи. Поразило нас многое, а особенно – школы: там было всё, вплоть до симфонического оркестра, кабинета для обучения уходу за новорожденными, а спортивные залы с электронными табло, паркетными полами, выдвижными трибунами для зрителей, сверкающими душевыми и туалетной бумагой, в то время как в России за ней были очереди. И не просто очереди: одной из примет тех лет были «наши люди» на улицах городов с гирляндами из рулонов туалетной бумаги на шее.
Самое забавное, что мы не отреагировали на компьютеры, которыми была нашпигована школа, и по самой банальной причине – мы понятия о них не имели.
Иногда на улицах люди узнавали, что мы русские, хотя мы молчали и одеты уже были по-американски. Как оказалось… по зубам: у некоторых членов нашей делегации были золотые коронки. Советская бесплатная медицина предлагала только железные или золотые. Поэтому золотые выставлялись напоказ, ими гордились!
В поездку мы взяли фото своих родных. Американцы спрашивали: «Сколько лет вашим родителям?» Мы отвечали. Они никак не могли поверить: судя по черно-белым фото, не особенно качественным, нашим родным должно быть явно больше сотни лет.
Пожалуй, больше всего нас удивил белый цвет рубашек у американцев. На нашей родине такого цвета просто не существовало. Он резал глаза, особенно, на чернокожих.
Два члена нашей делегации (взрослые мужчины) были распределены в многодетную семью мормонов и, как потом выяснилось, голодали.
Утром, перед тем как приступить к завтраку, они вставали вокруг стола, брались за руки и читали молитву, потом только приступали к трапезе. Все бы ничего, но и завтрак, и ужин состояли из кукурузных хлопьев и молока. Представляете русских мужиков после такой еды? Поскольку обедали мы все вместе, то во время ланча они «отрывались по полной». Но однажды, как нарочно, именно им забыли принести пиццу, т.к. они сели за отдельный от всей группы столик. Мы все были увлечены небывалой для нас едой (пиццу в то время в России не выпекали), а эти бедолаги, захлебывались слюной, но молчали из гордости. Я случайно заметила это и отдала им свою, чтобы она не повлияла на мой вес. А надо сказать, что газетчики так и вились вокруг нас с фотоаппаратами. И вот, как только голодающие открыли рот, чтобы надкусить желанный пирог, я повернулась и выпалила: «Сфотографируетесь и вернёте!» Перерыв на смехотерапию длился не больше нескольких секунд – мужчины настолько оголодали, что готовы были скорее убить меня, чем вернуть кусок.
Несколько смешных случаев произошло с самым возрастным членом нашей делегации. Назовем его И.А. По- английски он знал только одно слово, да и то немецкое: «Я, я» (у него оно обозначало «да»). В день нашего приезда в Лондондерри в 19:00, в пресс-центре школы состоялась презентация нашей делегации. На подиуме стоял весь цвет города: помимо мэра, члены городского Совета, директор школы и даже помощник сенатора штата Нью-Хемпшир. Процедура была следующей: нас по очереди представляли, мы выходили на подиум, нам вручали пакет с сувенирами, а мы пожимали руку каждому, говорили спасибо важной персоне и возвращались на место. Когда наш И.А. пожимал руки VIP-ам, я заметила, что у них глаза неестественно расширяются и брови лезут вверх. Прислушалась. Оказывается, И.А. каждому вместо «Thank you» (спасибо) говорил «Good morning» (доброе утро) – это вечером-то. Видимо, VIP-ы подумали, что он издевается над ними, ведь американцы не могут себе представить, что кто-то не знает английского языка.
В один из дней нас привезли на Песчаный остров на озере. Это великолепный парк с аттракционами, различными автоматами, каруселями и американскими горками. Девчонкам выделили деньги на все это. А у нас денег не было, и вот, чтобы не слоняться без дела, мы решили прокатиться на экскурсионном поезде по парку в четырехместном вагончике, таком, какие были у нас на ВДНХ. Как говорят в народе: «дёшево и сердито». Такое в Америке бывает нечасто, но на этот раз нам пришлось простоять в очереди на самом солнцепёке минут 15. А жара была за 30 С. Надо отметить, что очереди там весьма значительно отличаются от наших, отечественных. Наши граждане занимают их сразу в нескольких местах и мечутся туда-сюда, в надежде успеть «и за Мопассаном, и за кримпленом». В Америке, если сделаешь хотя бы шаг в сторону и вернешься обратно, тебе скажут примерно так: «Вас здесь не стояло…» И вот представьте себе такую картину. Подъезжает поезд, высокий спортивный молодой парень (работник парка) снимает цепочку, отделяющую будущих пассажиров от вагончика и начинает пропускать нас. В это время справа подлетает «товарищ И.А.» (в сером костюме, при галстуке, элегантный седой человек), буквально запрыгивает в вагон, ловко садится на скамью и радостно так говорит, обращаясь к оцепеневшей очереди, состоявшей, естественно, из американцев, на чистом русском языке: «Слава богу, успел!» Наши люди в нашем парке и внимания-то бы не обратили, а парень, пропускавший нас в поезд, такого не только не видел, но даже и представить себе не мог. Оправившись от шока, он выдохнул: «Сэр!?!?» На что я сказала: «Извините, если бы товарищу И.А. чуть раньше сказали, что он – «сэр», он бы ни за что этого не сделал». И.А. сидел как ни в чем не бывало (напоминаю, что по-английски он знал одно слово!), только спросил: «А что случилось?» Мы ему объяснили, что на конечной остановке его встретит полицейский и придется заплатить штраф за нарушение американских законов, причем очень большой. И.А. несколько погрустнел: «А что делать?» Вагончик в это время ехал по узенькой полосе суши между отвесной скалой слева и озером справа. Я с печальным вздохом и грустью в голосе: «Два выхода: первый – поменяться одеждой с Зинаидой, второй – вплавь до Канады». Только тогда И.А. понял шутку. Хохотали до слез.
Кстати, только один раз к нам отнеслись негативно, и это случилось именно в очереди. Видимо, как раз там-то и портится характер человека любой национальности. Долой очереди! Не помню, в какой из них мы коротали время, но наши девочки, естественно, на месте не стояли. Один из тех, кто стоял сзади нас изрёк: «Проклятые иностранцы». Абсолютно незнакомый нам американец тут же отреагировал: «Что-то я не вижу здесь индейцев!» Всем известно, кто в Америке является аборигенами. Как говорится, комментарии излишни.
Возвращение было не менее впечатляющим, чем сама двухнедельная поездка. В Шереметьево нас встретил заказной автобус. Как только мы начали грузить наши сумки, водитель в течение нескольких минут высказал все, что он думал о нас и других наших близких и дальних родственниках в таких выражениях, что еще минут пять мы стояли в оцепенении (после сплошных «плииз», «икскьюз ми», «сорри»…) Первой очнулась я: «Добро пожаловать на родину, леди!»
«Почему нельзя у нас сделать жизнь такой же, как в Америке?» – спрашивали девочки нас, взрослых. Ответа, увы, в то время не было. Да, и сейчас тоже – увы. Впоследствии многие из них говорили, что по яркости впечатлений и влиянии на дальнейшую их жизнь, та поездка стоит для них не ниже, чем рождение собственного ребенка… Без сомнения можно сказать, что она послужила мотивацией к жизненному успеху девчонкам из семей со средним российским достатком. Практически все они стали успешными.