Петля Мёбиуса
– Да, неважное. – Миша крутил кусок в руке, даже не пробуя его перекусить беззубым ртом.
– Сам за собой убирать будешь, «неважное»! – начал Кирилл. – Это солнце на час вышло, я и за тряпками успел сбегать, и батареи настроить, и смородину поправить, и новую партию положить. Не нравится – не ешь.
– Кирилл, действительно мясо – плохое, – добавил и Ваня сочувственно.
– Собачье дерьмо! – весело поддержал его Илья.
– Кирилл, с тобой правда что-то не так сегодня. Миша вон лежит, воняет давно, а ты не чувствуешь? – Дарина пережевывала кусок мяса, который только что откусила.
– Братец, семья! Угощаю всех своей смородинкой! Выбрасывайте эти угольки, вас ждет настоящий кулинарный шедевр! – помпезно сказал Миша, похрипывая и смеясь.
– А когда он уйдет, я вам расскажу про Рыжего, а то будет своим старческим нудежом все портить. – задел за больное Миша, сам того не подозревая.
Кирилл молча собрал экскременты и вышел на освещенную костром улицу. Он выбросил их под куст брата, на секунду застыл и решил распределить удобрение между всеми шестью. Кирилл обтер тряпку об острый бетонный выступ рядом с корытом для грязных вещей и закинул ее к остальным таким же в воду, уже схватившуюся ледяной корочкой. «На следующем солнце постираю», – решил он, даже не заметив потасканную ель рядом. Затем направился к костру, перевернул прутья с нанизанным мясом и вновь замер, глядя на догорающие угли. Возвращаться не хотелось. Жизнь закончилась, думалось ему. Нового уже ничего не построить, остается жить по накатанной, не заслуживая своего прошлого и поэтому не надеясь на будущее после смерти и даже опасаясь его. Все это чувствовал Кирилл, но не мог понять себя и в костре пытался разглядеть подсказку. Волчье рычание вдали заставило пожилого мужчину моргнуть и сдвинуть с места голову. Нужно было возвращаться.
– Еще про озеро там было, в небе озеро. Хвилософия! В небе озер нет, – хвастался Миша, когда Кирилл входил в комнату. Илья и Миша спорили на потеху остальным.
– А дождь вона откуда?
– Из тучи.
– А туча вона, чем не озеро?
– Озеро! Ты попробуй туда нырни! Это хвилософия!
– Туча вона двигается, в нее сумей попади.
– Нет, Илья, отстань, я им про смысл жизни, а он на смех переводит.
– Кирилл вернулся, – услышал его тихое присутствие Ваня.
– А что так долго, смородина тяжела? – быстро переключился Миша, в его руках уже не было куска мяса.
– Давайте уже начнем с меня, должен испортить ваше хорошее настроение. С ветряками не выйдет. Нужен сильный ветер, у нас его почти не бывает, – с сожалением сказал Ваня. – Буду искать дальше, книга толстая.
– А мы несколько машин нашли, только прикатить сюда осталось, – мгновенно потеряв радостный настрой, сообщил Руслан. Парень понимал, что пробежаться с Дариной в ближайшие дни не получится, надежда лишь на проблески дневного света. – А с солнцем что? Оно теперь два раза будет выходить?
– Что принесли, Дарина, Кирилл, Илья? Сразу запишу, пока костер не догорел. – Ваня торопился, но знал, что если подгонять своих, то можно и нарваться.
– Мы тряпки и несколько штанов зато принесли. – Дарина чувствовала свое превосходство, и новость о ветряках даже ее порадовала. – Двенадцать больших тряпок и двое штанов.
– Двадцать тряпок. – Кирилл наконец присел на кресло.
– А чего вона у меня спрашиваешь? Ослеп еще? Я дерево принес и посадил. Оно вона колючее, от волка спасение, – опять начал спор Илья.
– А ты чем лучше волка? Сам донес бегом, не искололся, – поддел его Миша.
– А я ветку отломлю и в морду его маньячную запхну. – Все засмеялись над Ильей. – Всё? Больше аргаментов нет? Ваня, поехали. – Илья повез Ваню на улицу к свету костра, не дождавшись от остальных ответа или новых комментариев. Через две минуты они оба занимали привычные места в сторожевой.
– Появилась новая ночная дыра, – отметил Кирилл. – Целый час солнце. Если дальше так пойдет, жить станет проще.
– Да, ровно час светило, рекорд. Может, городские запустили тихую бомбу? – рассудил Ваня.
– Они могли, хотя не слышала о таких проектах. – Дарина опять почувствовала свое превосходство благодаря нужде в ее экспертном мнении.
– Вот и радивактивным белкам объяснение! – вспомнил Руслан.
– Надо бы проверить почву и предметы рядом, – осторожно предложил Ваня. У семьи было четыре дозиметра, и все ходячие отправились на улицу.
– Ну вот, все бегают, а ты на расслабоне, а то бежит он, бежит. Втирал мне тут. Еще бы посмотреть на это, – захрипел Миша.
– Чисто.
Шли дни, а солнце больше не удивляло. Как и раньше, оно выходило с востока примерно на двадцать – двадцать пять минут и опять заходило, погружая улицы Воронежа во мрак.
Глава 4
«Дзинь-дзинь! 12 Марта 2400 года, 0 часов!» – громко прозвучало из динамиков.
В кристально белой комнате ярким пятном горели две молодые и свежие головы на алом постельном белье. Головы освещались только что автоматически включившимися лампами. На стенах высвечивались цветные электронные фотографии, сменяясь через три минуты. Каждая пятая картинка – социальная реклама режима. На прикроватных тумбочках лежали черные повязки на глаза. Пахло мятой с корицей.
Храп Андрея не дал Наташе забыться во сне ни на минуту. Она ненавидела не только храп, но и всего его.
Двое молодых людей разошлись в противоположные стороны от спального места, открыли одинаковые светлые створки шкафов. Наташа скинула с себя алую кружевную комбинацию и, торопясь, надела белое белье, а за ним легкое струящееся платьице молочного цвета, как и большинство предметов ее гардероба. Затем девушка направилась к комоду и взяла расческу. Прядь за прядью она расчесывала свои каштановые волнистые волосы, а затем собрала их в низкий хвост на время утренних процедур. Андрей поменял красные обтягивающие трусы на бежевые и надел серые брюки, достал и кинул такого же цвета длинную рубашку-халат на кровать. А потом так же, как и Наташа, приступил к своей прическе. Свои длинные прямые рыжие волосы он заплел в косу, расправил плечи, глядя в зеркало, и глубоко вдохнул носом.
«Встаньте напротив зеркала, ноги на ширине плеч…» – зазвучал электронный голос. Они вдвоем подошли к общему зеркалу перед кроватью и, зевая, стали выполнять команды.
***
После генетического обследования в 9 лет Наташе разрешили завести семью. Огромное счастье для всех ее родных! Это большая редкость для Воронежа, да и, наверное, любого города. После ядерной катастрофы в 2093 году у девяноста процентов людей был поврежден генетический код, спустя время эта цифра только увеличилась. Выжившие бесконтрольно совокуплялись и создавали семьи, пока государства не взяли в свои руки демографическую проблему.
Для начала людей разделили на три категории. Первая, с необратимыми повреждениями кода, выполняла самую тяжелую физическую и умственную работу, в возрасте 9 лет таких, как правило, стерилизовали. В 99 процентах случаев внешние уродства этих людей были видны невооруженным глазом. Семьи детей первой категории выставлялись на посмешище, лишались заметной доли кислорода, переселялись в небольшие комнаты и, соответственно, в таких условиях умирали раньше. Пользы для общества от них не было.
Вторая – внешне здоровые люди, но с потенциально опасными для потомства болезнями в генетическом коде. Их тоже стерилизовали, но работу и досуг они выбирали себе самостоятельно, что им по душе, а их семьи сохраняли многие прежние привилегии, кроме кислорода для некоторых родственников.
Третья – здоровые, способные обеспечить городу хорошее потомство люди. Таких обязывали заводить семьи и всячески поощряли. Политические методы исправления демографической ситуации сработали: примерно с 2190-х население всех городов стало расти и росло до сих пор. Были и неофициальные законы, обязательные для всех жителей Воронежа, в частности постельные – для лиц третьей категории. Они передавались из поколения в поколение, в городах могли немного разниться, но в целом были очень похожи. Среди таких законов, например, цвет постельного белья на время зачатия ребенка, он мог быть алым, красным, фиолетовым или розовым; объем работы для мужчин снижался; дневной контакт между супругами минимизировался; ночью в комнаты пускали легкий запах феромонов. С момента фиксации беременности и до возраста ребенка в два года наступала «белая» пауза, после нее все начиналось вновь, пока супругам не исполнится по сорок лет. Обычно семья имела около восьми детей, но Наташина – исключение. У нее был только один брат и старые родители. Посмешище!
Когда Наташа узнала, что попала в третью категорию, она и ее близкие пришли в восторг, ведь теперь ее старший брат Антон мог участвовать в экспериментах по чистке ДНК (до которых допускались единицы). А если у нее родится здоровый ребенок, то родственники до третьего колена будут получать достаточно кислорода до ста лет. Из-за брата второй категории семья не могла получать кислород на всех. Антона в девять лет не стали стерилизовать, так как у него была маленькая сестра, внешне и по анализам обещавшая попасть к третьим. В четырнадцать, когда сестре было девять, его забрали на эксперименты на год, чтобы отработать механизм чистки кода для перевода в престижную категорию; порой это срабатывало. Эксперимент длился двадцать лет, но девятнадцать из них парень жил обычной жизнью в обществе вторых.
Общая тревога из-за лишения кислорода передавалась Наташе на интуитивном уровне. Их семью хорошо знали в городе, как и все семьи со здоровыми детьми. Жители искренне радовались, как казалось, их появлению на улице, про них снимали фильмы, писали книги, вешали повсюду их портреты. И тихонько посмеивались над их немногочисленностью. Мама и папа никогда не упрекали старшего сына и себя за генетическую ошибку и не сложившиеся зачатия, свой долг они выполнили, как сумели, можно было и умирать. Они жили в роскоши и подарили детям возможность тоже ею насладиться. Людям третьей категории не страшно умирать, не больно. Первые могут задохнуться от нехватки кислорода или от болезни в любой момент. Прямо на обеде или в лифте, за этим нелегко наблюдать. Такое ощущение, что перед смертью их специально выпускали из комнат на всеобщее обозрение. Конечно, это сказывалось на отношении к смерти вторых и третьих. Вряд ли кого-то пугал переход в новое измерение жизни, в котором, согласно «Гневу», имелись неиссякаемые источники кислорода, а для первых – шанс переродиться в человека другой категории. В «Гнев», так или иначе, верили почти все, а вот в физическую жизнь после смерти – почти никто. Ходили слухи о другом учении, что после смерти нет ничего материального, только дух и единение с Богом. Это уже походило на правду и очень нравилось первым. Что действительно пугало красивых людей, так это боль при смерти. После сорока любой третий мог обратиться в министерство с запросом о безболезненной смерти, например, если ему хотелось попасть в иной мир, или кислород был на исходе, или имелась какая-то неизлечимая болезнь. Что касается вторых, так они могли обратиться туда в любом возрасте, если, конечно, с ними не проводили эксперименты. Наташины родители не верили ни во что, поэтому умирать не спешили. Они по-настоящему наслаждались своей известностью, легкостью и превосходством. И как от всего этого отказаться? Ровно в сорок так поступили бабушки и дедушки Наташи и Антона. У них вера была покрепче.
Чтобы снизить накал эмоций из-за ответственности за будущее родителей, в пять лет девочка заинтересовалась экспериментами над человеческим организмом. Они проводились в центральной лаборатории, расположенной по соседству. Это было невероятное место! Стеклянные камеры с недвижимыми мумиями вымерших животных занимали несколько этажей. Тут не только ребенок, а и взрослый поражался масштабам, разнообразию экспонатов и их загадочности. На входе огромный слон пробил идеальный квадрат в потолке на два этажа. Его изогнутый хобот как будто зазывал: «Это только начало! Посмотри на нас всех!» Если нажать на кнопку перед камерой, то от слона отрывалась голограмма и изображала несколько типичных поворотов головы вверх и вниз, затем шаги, бег. Из отверстий лился запах потного меда. Далее слон останавливался и перед ним загорались кучка яблок и вода в лужице, он ел, высоко задирая хобот, испражнялся и засыпал на минуту. Голограмма исчезала. Если нажать на кнопку дважды, появлялась голограмма слона и слонихи, которые совокуплялись, а затем она сразу рожала маленького слоненка. Такие кнопки были возле каждого животного. Еще в камере стояли невысокие холодильники с генетическим материалом экспоната. Наташа приходила в восторг от ярких голограмм, приветливых обезьянок и маленьких кроликов. Ей хотелось всех по-настоящему оживить и потрогать или хотя бы стать испытуемой, чтобы с ними подружиться. Здесь изучали генетическое скрещивание животных и людей. Со времени открытия лаборатории в 2140 году не было ни одного удачного эксперимента, однако ее финансирование не прекращалось и делалась большая ставка на развитие всего человечества именно из этой комнаты. Зависимости от кислорода следовало положить конец! В 9 лет Наташе запретили участие в экспериментах; тяжелый интеллектуальный труд, соответственно, тоже оказался ей недоступен.
Со временем она забыла про свое детское любопытство и продолжила жить внушенной ей мечтой о будущей семье, лишь сохранив дружеские отношения со всеми сотрудниками лаборатории.
***
Наташа, как и полагается, сделала онлайн-зарядку вместе с выспавшимся мужем и отправилась в свою ванную комнату. Осьминожка приходила под утро, полотенце оставалось горячим, виднелись следы воды на зубной щетке. Наташа удивилась ее приходу, ведь топот шести ног должен был быть слышен человеку, который так и не уснул. Девушка почистила зубы, умыла лицо холодной водой и отправилась на завтрак – единственный скрытый ото всех прием пищи. Наташа вернулась в белую комнату с алой кроватью и встретилась глазами с Андреем. Он отвел в сторону взгляд, а потом приоткрыл рот, его увлажненные губы дрогнули, он резко отвернулся и ушел в их общую столовую.
«Как отвратительно! Но все по учебнику! – вспомнила Наташа уроки размножения. – Теперь придется терпеть его двусмысленные фразочки». Она глубоко вздохнула, выдохнула ртом и отправилась за ним. Пора было начинать новый день, это работа девушки: жить и развлекаться на радость местным.
К ее счастью, мужчин всех категорий обязывали трудиться. Прогуливаться одной и улыбаться легче, чем изображать симпатию к неприятному человеку. Андрей отправился на государственную службу, к остальным мужчинам в серых, черных и красных нарядах. Костюм говорил о высоте должности. Серые носились только людьми третьей категории, и они занимали «игровые» посты. Черные костюмы надевали «мозги» системы, в основном первые, но порой и вторые. Черные одежды не считались престижными, однако в руках таких людей была сосредоточена власть. Красные плохо думали, но хорошо выполняли. Можно было в один день из черного переодеться в красный и наоборот, система отличалась лояльностью. У мужчин в моду вошли тугие косы, но некоторые консерваторы носили хвосты-пальмы. Лысые, опасаясь переодевания в черное, надевали парики, несмотря на то что об этой мужской особенности все знали и, как правило, не считали ее уродством. Туфли мужчины носили легкие, на тонких нитях-лентах. Многие передвигались на каблуках, чтобы соответствовать идеальному росту – сто девяносто сантиметров. Несчастные двухметровые, каких много в Воронеже, горбились, пригибали колени и чувствовали себя уверенно только сидя. В «игровые» обязанности Андрея входило распределение воздуха между людьми второй категории: программа сама просчитывала нужные показатели, но так сложилось, что всё касающееся кислорода должно было оставаться под контролем человека. Андрей перед огромным стодюймовым экраном нажимал кнопки и по-разному проходил каждый следующий день-уровень, затем сравнивал свою наиболее удачную игру с вариантом компьютера и получал бонусы, если эти варианты оказывались максимально близкими. Бонусы можно было потратить, например, на упоминания о себе в фильмах или учебниках, дабы новые поколения изучали твою жизнь. И жить Андрей стремился так, чтобы было о чем написать. Он стал самым молодым и красивым мужчиной третьей категории: строгая принтерная диета, идеальный рост от природы, модная одежда, дополнительные занятия спортом. Серьезное достижение! В планах было побить рекорд по количеству здоровых детей и ярко умереть, когда последнему исполнится девять.
Андрей не был плохим или злым человеком, Наташа выбрала его сама. После исполнения детской мечты о замужестве и прекрасном принце у девушки не осталось желаний и интереса к жизни. Она слонялась по городу, не зная, как все закончить, ведь любые ее действия наблюдались компьютерной программой, основная функция которой – защитить. Наташа вспомнила брата. Ему стало лучше. У него теплилась надежда, он лелеял мечту. Да и Андрей стремился к цели, хотя и неинтересной, навязанной политическим устройством города.
Антон после восьми лет испытаний оказался под угрозой попадания в первую группу. Это еще не конец, в семнадцати процентах случаев можно было остаться во второй, и в одном проценте – перейти в третью. Достаточно много. Наташа с ним не пересекалась, только изредка встречала новости о нем. Он трудился где-то недалеко от Андрея, выбрал для себя сложнейшую умственную работу, как будто смирился с тем, что обречен горбатиться с первыми.
Глава 5
Наташа в одиночестве прогуливалась по парку, пока немногие состоявшиеся и будущие мамы смотрели премьеру исторического фильма про нашествие инопланетян в 2093 году. Такие картины специально показывали в рабочее время, чтобы не мешать людям третьей категории жить размеренно и просторно.
Через несколько минут начнется первый обед для первой и второй категорий. Тишину нарушит искусственный голос, он сменит крик поездов и неразборчивый общегородской бубнеж. Улицы и столовые заполнят одинаковые красные, черные и коричневые муравьи, собирающиеся в кучки и поодиночке что-то жующие. Пройдет полчаса, голос объявит второй обед. Опять поезда, бубнеж, новые муравьи. Может показаться, что картина повторилась и нет ни единого отличия.
Обеды будут съедены, столы пусты – всего через полтора часа. Закончится премьера – немногочисленные воздушные белые бабочки выпорхнут парами на улицы и украсят пустующие парки и скверы. Легкое пение красоток до вечера будет ласкать датчики искусственного интеллекта. Эти разговоры мог бы придумать и он сам, ведь они так подходят под загруженные алгоритмы поведения программы. Идеальные шаблоны!
– Фильм прекрасен!
– О да! Какая историческая точность!..
– Инопланетяне были такими противными!
– А как хорош главный герой!..
– Надеюсь, Васенька родится здоровым.
– Да, я тоже, через пару недель узнаем!..
– Попробуй, я заказала распечатать новое мясо с идеальным соотношением жира и углеводов, если добавить киноа, получится очень полезно!
– А что из напитков?..
– Открылся парк с новым кислородом на восьмом этаже!
– Я была там, очень свежо!..
– Я думаю, что улыбаться первым тоже надо.
– Да, согласна, я всегда так делаю, скоро же их смогут перевести к нашим!..
– Видела сегодня Андрея, у него новая рубашка с округлым воротником!
– Ух ты! Я бы тоже посмотрела; может, вечером удастся!..
– Мне уже тридцать девять, скоро в новый мир!
– Да, ты неплохо здесь потрудилась, там это точно оценят!..
«Шесть часов. Первый обед», – позвал голос работников всех профессий, принимающих пищу в первые полчаса общего обеда.
Послышался рокот скоростных поездов. Они должны были за пару минут отвезти работников с разных концов и уровней стокилометрового стоэтажного города в обеденные центры.
Наташа проходила мимо одного из них. Черный состав из вагонов, разрисованных желтыми стрелами, замедлился при виде молодой красавицы. Когда он окончательно застопорился, черные двери перестали быть матовыми и стало видно, что творится внутри. Красно-черно-коричневая масса переливалась специфическим перламутром. Двери быстро открылись, съехав куда-то вниз, цветные муравьи потопали толстой линией, расползаясь среди столов разреженным облаком. Люди выходили не только из поездов, но и из близлежащих кабинетов. Над всем этим нависла стая железных птиц, следящих за нормами поведения и блокирующих преступления. Больше всего народа шло из центральной лаборатории и киносообщества. Это были крупнейшие организации во всем городе. Их сотрудники также шли в красно-черно-коричневых одеждах. Как и на государственной службе, черный цвет означал самую напряженную интеллектуальную работу, в коричневый одевались исполнители, а в красный, самый яркий и завидный костюм, – люди творчества. Красные костюмы отличала многоликость фасонов, а женщины даже носили платья, подобно представительницам третьей категории. Конечно, встречались серые наряды, но они были настолько редки, что терялись в общей массе. Государственные служащие обедали на своем этаже, но некоторые для разнообразия спускались или поднимались на высокоскоростных лифтах, если повезет влезть в переполненную кабину. Когда работникам надоедало обедать где придется, у них появлялись любимые места и свои компании.
В центре каждого стола находился большой принтер, вокруг него белоснежные тарелки и приборы: вилка, ложка, нож. Салфетку, как и любые продукты, при необходимости можно было распечатать на принтере. Нормы питания у всех индивидуальные. Они определялись на обследовании в девять лет. Каждый человек, решая распечатать что-нибудь вкусное или не очень, запускал принтер безымянным пальцем правой руки, а безрукие пользовались специальной рельефной татуировкой. Открывался доступ к личному кабинету. В меню указывались допустимые по количеству белков, жиров и углеводов блюда со вкусами, заранее помещенными в устройство. Частенько наблюдалась картина, как кто-то вскакивал со стула и бежал к свободному принтеру, найти другую еду. Шансы были, но прием пищи в таких случаях приходилось значительно ускорять, чтобы уложиться в полчаса.
Наташа решила поесть в первую волну обедов. Это не запрещалось, и девушка часто так делала. Ее взгляд остановился на одном столике. Первая за день искренняя улыбка заискрилась на лице белыми зубами, а ноги понесли вперед. Наташа весело подпрыгивала к знакомой персоне, касающейся кнопок на экране принтера.
– Привет! Так давно тебя не видела! Горбач! Что у вас нового? – зазвенел и затараторил девчачий голос.
– Наташа, ты не на премьере? – С огромным горбом, в черной униформе, человек, не похожий ни на мужчину, ни на женщину, удивленно поднял голову через бок, вверх не позволило бы необычное строение его позвоночника. – Привет! Год тебя не видел. Почему ты решила пообедать с работящим народом? – У Горбача на лице затеплилась ответная улыбка, однако столовую ложку он не отпустил – времени на обед было впритык.
– Хочу посмотреть с вами, а не с экзальтированными мамашами-искусствоведами. Ты и Урод всегда что-то интересное подмечаете, какие-нибудь ошибки-нестыковки, – отшутилась Наташа, стараясь закрыть тему. – Посоветуй вредное блюдо, моя диета раз в неделю позволяет съесть что-нибудь такое для эмоционального равновесия. – Наташа дотронулась безымянным пальцем до экрана принтера, открылось меню. Девушка пролистала вбок до значка «Нельзя» и нажала на него.
– Ого, – удивился Горбач, – не слышал об этой функции. Но у меня и так неплохой порог допустимого. Смотри, сейчас я ем борщ с чесноком и салом. Если его закажешь, будет вонять изо рта. Самое нейтральное из вредного – молочный шоколад. – В ожидании ответа он стал быстро черпать ложкой суп и заливать себе в рот, чтобы успеть и поговорить, и поесть. Капли летели во все стороны, на черном халате их не было видно, а до белого платья Наташи они не доставали.
– Шоколад я и так часто беру, хочу что-нибудь новенькое, необычное. – Девушка отвернулась от стола, пялясь в тарелки других людей. С Горбачом они сидели вдвоем.
– Попробуй шпроты. Они во всех принтерах есть, их никто не берет, потому что нельзя. – Теперь Горбач принялся за чеснок и сало. Он моментально надул ими щеки, рассчитывая дожевать за время ее ответа. Наташа немного смутилась и молча распечатала на принтере заявленные шпроты.
– Раньше про них не слышала. Выглядит аппетитно! Тебе надо издать учение о вредной еде! Или снять инструкцию: смотри, сколько здесь киношников. Хочешь, я с кем-нибудь это обговорю? – Девушка специально тараторила без остановки, чтобы дать собеседнику время прожевать пищу.
– Не шути так, а то я соглашусь! – хохотнул Горбач, и крошки полетели изо рта на стол и в борщ.
– Расскажи, пока я пробую шпроты, мне тоже надо уложиться в полчаса. Как дела в лаборатории, я у вас целую вечность не была? Ты недавно рассказывал про запланированные эксперименты с медузами. Как все прошло? – Наташа соврала о лимите времени на обед, ей просто было неприятно смотреть на разлетающиеся слюни, сопли и остатки еды. Аппетит портился, а блюдо действительно оказалось с интересным вкусом.
