Йага

Зелёные листья зашелестели, приветствуя дар леса, весёлая русалка скинула вниз жёлудь, аккурат в лоб медведю попала.

– Ты справедлив и мудр, батюшка. Тебе ведомы все пути-дороги, все судьбы известны. Ты один над ними властен. Смилуйся, дай средство другу проклятье связать.

Ветви недобро заскрипели. Высок дуб, могуч. Отзовётся ли?

Прежде, чем Йага о том задумалась, из травы показалось навершие ножа. Оно поднималось, как цветок – вот-вот созреет. Когда же рукоять высунулась целиком, Йага схватилась за неё и дёрнула.

– Благодарствую, батюшка!

Отбежала несколько шагов, огляделась. Приметила старый пень: тронь – на труху рассыплется. Вонзила в него лезвие, поманила медведя.

Тот недоверчиво бочком подошёл, но девка ждать не стала – схватила его за ухо и потянула.

– Прыгай, – велела она.

Медведь обнажил зубы. Не любил он колдовства что человеком, что зверем.

Ведьма нахмурилась.

– Прыгай немедля! Вот же бестолочь! Прыгай, не то так зверем и оставлю!

Покорился ли рыжий или ведьма уж очень сильно дёрнула, но медведь сиганул прямо через пень, через нож колдовской, кувыркнулся… и в траву упал добрым молодцем. Распластал руки крестом, глядя в слепяще-светлое небо, и как заругается! Срамные слова говорил, которые честной девке и слышать не след. А Йага знай хохочет!

– Всё ж таки медведем ты мне больше по нраву! – отсмеявшись, призналась она.

***

Они сидели под зелёным дубом плечо в плечо, стараясь не глядеть один на другого. Нагие, растерянные. Йага плела венок из полевых трав, а Рьян крутил чародейский нож и никак не мог взять в толк, спасло его поганое колдовство или всё же хуже прежнего сделало.

Нож был самый что ни на есть обыкновенный. Не резной кинжал с каменьями, какие дарят большим людям на праздники, не тусклый с затёртой рукоятью, многажды хлебнувший крови. Этот был таким, каким хозяйки морковку режут. Стыдоба одна, а не средство волшебное!

Рьян с размаху вонзил нож в землю.

– И что теперь, расколдовала ты меня? Не нужно оказалось никакое зелье?

Щека горела огнём. Пекло уже до середины лба. Выходит, что не расколдовала…

Девка приложила цветочную косу ко лбу, но та оказалась коротковата. Потянулась сорвать нахально синеющий василёк, ничуть не смущаясь вида ни своего, ни Рьяна.

Молодец скрипнул зубами и с усилием отвернулся.

– Вот ещё. Твоё проклятье сильное, сразу и не разберёшь. Матушка вон сколько времени думает, никак не разгадает.

Рьян выдернул нож, взялся за остриё двумя пальцами и кинул вдругорядь. Лезвие вонзилось ровнёшенько так же и в то же место.

– Старухе до меня и дела нет.

– Что говоришь такое?! Матушка помочь хочет!

– Помочь? – Он искривил угол рта и тронул привешенный к шее туесок. – Вот что она хочет, а не помочь! Сама небось не знает, что делает, а плату упускать не желает. Никто за просто так никому не помогает…

– А я? – Венок покорно сплетался затейливым узлом в смуглых пальцах. – Ты теперь когда пожелаешь перекидываться можешь, а не на удачу! Я, скажешь, тоже плату с тебя взять хочу за помощь?

– Да такая помощь хуже немощи! – повысил голос Рьян. – Ты не избавила меня от проклятья, а колдуном поганым сделала! Как мамка твоя. Как… ты! Было у меня одно проклятье, а теперь целых два!

Йага закусила губу, чтобы не выпустить обидных слов. А слова рвались, ох как рвались!

– Тебе страшно, – как могла спокойно прошептала она. – Со всяким беда случиться может. Ты мне зверем доверился, так доверься и человеком.

И, что уж скрывать, сама она к нему наклонилась. К синим, как васильки, глазам, к бледной коже, к губам… Легонько погладила по уху, как того медведя.

А Рьян как вскочит! Как зарычит! Ну чисто оборотень!

– Не тронь!

– Ты что?!

– Не тронь! Ведьма! Бессловесного зверя ты околдовала так, что я и не думал ослушаться! Но всё ж во мне пока осталось что-то настоящее! Мало я от вашей сестры натерпелся, так теперь ещё и ты?!

Йага ответила спокойно, хоть пламень злости удалось лишь спрятать, а не погасить.

– От меня ты лиха не видел. Но, коли не уймёшься, это и поправить можно!

Рьян вдруг мигом остыл. Улыбнулся, кивнул сам себе, ровно увидел давно искомое.

– Вот так-то, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Так-то.

Глава 8

Людье

О том, как Рьян в Чернобор возвращался, и вспомнить стыдно. Как выпускала его Йага обратно в лес из Безлюдья, как он старался не глядеть на неё. Как голый пробирался по ельнику, как отбивался от невесть откуда взявшегося в холод комарья. А уж как задворками да чужими огородами лез до дома усмаря, так хоть смейся! Но смеяться молодцу, прямо скажем, хотелось всего меньше. Особливо когда он ввалился в избу, а добродушный кожевник как давай хохотать!

– Что, неужто снова кому-то из ревнивых мужей попался? Ну ты одёжу к себе хоть ремнём привязывай, коли снова и снова на одни грабли…

Усмаря величали Радом. Хороший был мужик. Он-то уже две седмицы как и приютил северянина.

«А что, – сказал, – работника я так и эдак искал, а ты парень неплохой. Жаловаться, смотрю не привык. Только гляди, работа нелёгкая!»

Вот так и стала случайная встреча в харчевне, где Рьян на последние медьки поесть собирался, судьбоносной. Дал Рад новому знакомцу не только работу, но и кров. И одёжу на первое время. Ведь, как был уверен усмарь, за рыжим лишь один грех водился – ходил к мужним бабам. И многажды попадался, раз возвращался домой в чём мать родила. Рьян, ясно, не спорил.

Работа в самом деле была нелёгкая. Шкуры требовалось выскоблить, замочить да пропитать. А уж выделка и вовсе сплошное наказание! Надобно также было дров наколоть, мелкий ремонт, коли случалась такая необходимость, сделать, товары отнести на торг да принести с торга. Жил Рад бобылём, иных помощников у него не водилось. Ну да и Рьян от тяжкого труда не бегал. Только к вони никак не умел притерпеться, ведь с малых лет привык к чистоте и порядку. Ну да не беда. Прежде, чем до Чернобора добраться, он и в лесах успел попрятаться, и в стогах поночевать. Теперь его вонью не проймёшь.

Вот и на этот раз он пожал плечами и привычно пошёл в спаленку – натянуть что на голое замызганное тело.

Рад продолжил подшучивать над парнем в пышные усы. Кому другому Рьян бы не спустил, но с ним в драку не лез. Наперво, потому что отплатить за добро собирался, чтоб в долгу не оставаться. А ещё оттого, что кожевник был на диво широкоплеч и силён, и ещё неизвестно, кто бы из той драки победителем вышел.

– Там в казанке каша осталась, – буркнул Рад, склоняясь над столом. Становился он малость подслеповат, и тонкая работа давалась ему всё тяжелее. Однако плести затейливые узоры из кожаных тесёмок не переставал. – И пирога возьми под полотенцем, сосед приносил. Опосля дров наколешь и шкуры в бочках проверишь. Ежели рано ещё вытаскивать, отдохнёшь.