За гранью. Кома. Часть 1

Новый взгляд на бытие обличил истинные чувства, и то, как сильно я скучаю по Адаму.

Зарабатывая деньги и отдав жизнь работе, я не осознавала, как безумно привязана к мужу, и сейчас узнала разницу жизни рядом с ним и без него.

Навещая в выходные детишек, я любовалась Катюшей. Её лицо не давало забыть черты мужа.

О ссоре я молчала, чтобы не травмировать родных новостью, пока окончательно не прояснится будущее.

Ещё вчера был видимый успех, отличная семья, оплачиваемая работа, но в одночасье жизнь рухнула.

Неудачи преследовали одна за другой. Жизнь превратилась в кошмар.

…Словно на паперти, – я каялась, в кромешной тьме размышляла о жизни.

Мысли возвращались к вопросу: в чем ошибка? Когда между нами выросла пропасть?

Теперь плачь не плачь, а вернуть утраченные чувства, надо. Ясно одно, что мы отдалились друг от друга в прямом и переносном смысле.

Я винила себя.

Сквозь розовые очки, я не видела мучений любимого.

То, что Адам послан богом для меня было очевидно. Я не лукавлю, когда думаю, что наши судьбы соединены воедино навечно.

Блуждая по истории студенчества, я остановилась на моменте первой разлуки.

Прежние чувства были ярче. В разных периодах жизни расставание расставанию рознь.

Вынужденная разлука двух тоскующих сердец на время летних каникул казалась вечностью. Она в корне отличалась от нынешней.

Ухватив нить воспоминаний о чувствах к Адаму, я задумала склеить осколки раздробленного счастья, чтобы возродить их в первозданном виде.

Я провалилась в сон, где царствовала юность.

Силу притяжения не измерить поцелуями. Обжигающее желание любить и быть любимой в корне изменили суть встреч, превратив свидания в долгие часы объятий. Мы увязли в неодолимой страсти.

Для нас не имели значения условности общества о том, что правильно, а что нет. Любовь не приемлет границ. Флирт улетучился, растворился в желании принадлежать мужчине. Пропорционально силе любви усиливалось притяжение. Кокетство, – женское орудие для покорения мужчин, – испарилось.

Избранные судьбой, мы достойно держали экзамен, – испытание любовью.

Вспыхнула та, – главная в жизни любовь с продолжением рода человеческого, о которой слагают стихи, пишут прозу, экранизируют романы и воплощают в балете, которую мы ждём, а, не дождавшись, отчаиваемся.

После напряжённого года учёбы, сдачи зачетов и экзаменов, наступили каникулы – время выводов и мечтаний о будущем, восстановления сил, осмыслений пройденного этапа жизни.

Для нас летние каникулы стали испытанием верности. Какие же они были долгие.

Время и расстояние проверяли чувства. Учитывая юношеский максимализм, скука была нестерпима вдвойне. Дни плелись, словно черепаха.

Мне было сложно скоротать время до возвращения в епархию университета, заполнить образовавшуюся пустоту, скрасить одиночество.

Леденящее чувство тоски по вечерам было сродни голоду, с той лишь разницей, что голодный знает, что хочет.

Впиваясь пиявкой в сердце, одиночество бесцеремонно поселилось в осиротевшей душе, захватив в плен юношеское веселье. Грусти в душе было раздолье. Суровое уныние разъедало сердце.

Время, будто дрянной доктор, не спешил помочь.

Тем летом Адам стал ледяной вершиной, недосягаемым источником живительной влаги в пустыне, был миражем. Я осознала, что жажду не утолить на расстоянии.

Каждый миг я мечтала броситься любимому на шею, чтобы он обласкал истерзанное скукой тело, испить из чаши глоток счастья, насытиться любовью и забыться в радости.

Одиночество причиняло боль, осуждало беззаботное веселье, поощряло плаксивость, опустошало душу, изгнав радужные чувства. Закованная в наручники тоски, плоть не насыщалась мечтой. Одиночество, будто злой охранник, лишило прелестей жизни.

Привязанность оказалась крепче родственных уз. Как могла, я берегла связующую нить.

Считая дни, я писала письма, по сто раз перечитывала послания любимого, отыскивая в строках тайный смысл.

Никто не мог занять место Адама в моем безумном сердце.

Неизлечимо больная Адамом, я отсчитывала календарные дни до начала учебного года: пять …четыре …три …два …один, сокращая жизнь одиночеству. Оставшиеся часы медленно таяли, умещаясь в минуты, приближались к концу каникул.

Стук в дверь комнаты общежития отозвался в сердце. Дверь распахнулась. В ней материализовался силуэт. Мгновение остановилось.

Через сотню лет я бы узнала безупречный образ. Отдохнувший и загорелый, возмужавший и окрепший на пороге явился Адам. Из его карих глаз через край изливалось счастье. Улыбка осветила с правильными чертами лицо.

Измученное расставанием сердце закружило мою голову. Невесомость завладела телом. Казалось, взлетев, мы через долю секунды окажемся в опасной близости.

Молчание было красноречивым. Заиндевевшие в промозглом холоде разлуки, мы ожидали, когда стает лед.

От жаркого желания прыгнуть в объятия, я боялась дыханием нарушить тишину. Всласть насыщаясь любовью, я обласкала каждый дюйм дышащего свежестью тела.

Время стерлось, мгновения казались вечностью.

Адам жадно скользил глазами по моему озябшему без любви телу, шифоновому платью, загорелым бронзовым ногам в туфлях на каблучке. Он шагнул ближе, убрал с лица выцветшие от солнца пряди, задержал взгляд на глубоком вырезе.

Как в немом кино, он цеплялся взглядом за каждую клеточку, разжигая страсть.

Он погладил щеку, и я ощутила каждую петлю и дугу на пальцах. Стёр слезу, ощупывая каждый волосок, щекотно поцеловал пряди. Ласки сравнимые с легким ветром, заставили соски затвердеть и предательски проступить сквозь одежду.

Сердце стучало, душа замерла, ожидая эмоционального фейерверка.

Пальцы скользили по спине. Его крепкие руки сжали талию, он приподнял меня и, удерживая, бережно, будто хрупкую вазу, опустил рядом. Он обвил меня мощными плетями, будто лиана, сполз вниз и уткнулся в живот.

Запустив руки в плотную шевелюру черных волос до плеч, я прижала голову и зарыдала. Расстояние стёрлось. Время остановилось. Так бы и стояли вечность, словно скульптурные изваяния.

Но время рвануло, набрало обороты, достигло апогея, и мы сплелись воедино, ощутив близость каждой молекулой.

Горло пересохло. Волна горячих поцелуев бросила в жар. Сумасшедшая страсть взорвалась грудным стоном. Тело раскрепостилось от пылких объятий, разгораясь, словно факел, таяло, будто пластилин в искусных руках мастера.

Я жаждала избавиться от ненавистной детали разделяющей нас, хотела, чтобы платье мгновенно растворилось, ровно туман.