Когда идет дождь

«Размышления? О чем размышляешь?»

«А почему детей не хочешь?»

«Я тоже люблю сидеть дома. Давай сидеть вместе».

На них соответственно ответила:

«Размышляю я о жизни. О том, зачем мы пришли в этот мир, что нам суждено, что такое счастье, есть ли генетическая предрасположенность к тому, чтобы стать счастливым и все тому подобное».

«Там написано „пока не хочу“. Чувствую, что пока не готова стать мамой».

«Давай. Только, если мы будем сидеть дома, то тогда никогда не встретимся».

После отправки последнего сообщения ей стало грустно и очень-очень одиноко. Вики припомнилась картина Матисса «Обнаженная женщина». Что-то в ней было близкое, родное. Вики, посещая музей, всегда подходила к этой картине. Она подолгу перед ней сидела и думала. Ее черные глаза без зрачков, будто ворота в другой мир, звали и тянули. Корпус давал понять, что она готова развернуться и уйти. Но позади нее нет двери, есть только грязная стена. Но женщину это ничуть не беспокоит. Зрачков нет, но есть глаза: пустые и в то же время пленяющие, темные и одновременно добрые. Обнаженность ее тела прикрыта скромностью и ничуть не вульгарна. На нее приятно смотреть, рассматривать, заглядывая в темноту, узнавать себя, других, искать новых, прощаться, уходить. Картина, на которой изображена лишь одна женщина, показывала тысячу лиц. Оставаясь собой, она одновременно была и кем-то другим.

«Двойственность, – подумала Вики. – Вот, что в ней есть. Это мне в ней и нравится».

Придя к такому простому выводу, Вики улыбнулась. Даже странно, что она раньше не могла понять это. Нам нравятся те люди, которые похожи на нас, поэтому обнаженная женщина и была так близка Вики.

– Вы опять мечтаете? – спросил начальник миленьким и тошнотворно-приторным голоском, от которого Вики вздрогнула.

– Добрый день, – быстро ответила она, соображая, что же ей ответить.

– Добрый-добрый, – ответил он, добавив еще две ложки сахара в свой голос, отчего он стал совсем невыносимым. – А где ваша коллега? – пел он свою песню, делая вид или на самом деле не замечая отвращения на лице Вики.

– Она заболела. Ее продуло. Она лежит дома и плохо себя чувствует.

– Ай-яй-яй, – запричитал он. – Как обидно. Я ей позвоню сейчас и пожелаю выздоровления.

– Что вы? Это так мило с вашей стороны, но знаете… Она… Она… У нее такой сильный кашель и так горло болит, что она не сможет с вами разговаривать.

– Должно быть, она очень сильно болеет, – сокрушался начальник. – Так сильно, что даже муж ее звонил и спрашивал, где она. Вы, кстати, не знаете, где она болеет? Я имею в виду географически.

Вики, почувствовав, что краснеет, опустила глаза. Она очень хотела помочь подруге, но врать никогда не умела: ни для себя, ни для других.

– Нет, я ее не видела. Она сегодня утром мне звонила, – попыталась она сказать как можно увереннее, но голос предательски дрожал.

– Понимаю. Передайте ей, пожалуйста, чтобы она, как будет здорова, зашла ко мне. Хорошо? – получив кивок Вики, он заглянул в ее компьютер и поцокал языком. – Ая-яй-яй. Чем вы на работе занимаетесь?

Вики подняла голову и увидела на мониторе страницу браузера, отображающую ее анкету. Она тут же свернула окно, покраснев еще больше. Только сейчас она почувствовала, что по-настоящему согрелась: кровь бегала по ее венам с бешеной скоростью.

– Вы все еще надеетесь, – ухмыльнулся он. – По-моему, в вашем случае, это пустая трата времени. Займитесь лучше работой, – посоветовал он и удалился.

Вики было стыдно, а еще больше обидно. Он – коротышка с маслеными маленькими глазками, лысиной на затылке, круглым, как барабан животом и противным голосом, как он может ей говорить такое.

– На себя посмотри, – пробурчала Вики.

С тех пор, как Маша занялась ее судьбой, стало только хуже: надежда, не имеющая под собой никаких оснований, кренилась, шла под откос и того и гляди должна быть упасть. Раньше было проще: я – уродина, никому не нужна, ни от кого не завишу, ничего никому не должна. Теперь же было иначе: я – уродина, возможно, кому-то нужна, завишу от мнения других, должна стараться быть красивой и привлекательной. Вики почувствовала, что ее сейчас стошнит. Выпив глоток сладкого чая, она посмотрела на Максима. Он улыбнулся, она в ответ ему тоже улыбнулась. Но испугавшись, что он может неправильно понять ее, быстро повернула голову к монитору. Ее улыбка означала только благодарность за горячий чай. Так благодарят брата или сестру, но не того, кого любят. Вики знала об этом, но не могла понять, знает ли об этом Максим.

Начались звонки, работа закипела: «Здравствуйте…», «До свидания». В промежутках выяснение проблем, попытка решить их. Если не удается, то сразу перевод на другой отдел. Одна схема, где нет возможности ступить вправо или влево. Все заранее понятно. Вики нравилось это. Стабильность, о которой она так мечтала, наконец, пришла. Но вместе появилось и чувство, будто она деградирует. Поначалу оно немного пугало: Вики старалась больше гулять, что-то смотреть. Потом сил становилось все меньше, желание пропадало, а удовлетворение и вовсе исчезло. Все стало серым. В солнечные дни она старалась идти по теневой стороне, а не морщиться от лучиков, которые заглядывали в ее глаза сквозь толстые очки. Если все серо, то все понятно, а цвета сбивают с толку, заставляют задумываться: подходят они друг другу или нет.

– Пойдешь на обед? – спросил ее Максим.

– Да, – согласилась Вики.

Они поднялись и направились в столовую. Он шел впереди, и Вики могла рассмотреть его: сквозь рубашку проглядывали кости, они торчали так, будто их вынули, а поставить на место забыли. В его темных волосах виднелась перхоть, а руки висели, как два поленца, не понятно за что держащиеся. Спина сутулая, уменьшала и без того, невысокую фигуру, ноги слегка кривоваты. Ступни встают на пол не елочкой, как часто ходят мужчины, а косолапят. Он, может быть, и был бы похож на медвежонка, но только после зимней спячки: взъерошенный и худой. Голос ему был дан мягкий, чтобы смягчить всю угловатость его фигуры.

– А Маша почему не пришла сегодня? – спросил он.

Вики не обиделась на то, что он говорит о Маше, посчитав это неопытностью молодого человека.

– Она заболела. Позвонила сегодня мне и сказала, что не придет.

– Ясно. Жалко. Очень надеюсь, что она завтра придет. Она такая интересная.

– Да, – согласилась Вики, почувствовав легкую обиду.

– Она мне очень нравится, – признался Максим, когда они сели за столик. – Ничего, что я так откровенно? – вдруг испугался он своих слов.

– Ничего, – тихо ответила Вики, желая провалиться сквозь землю и не слышать этого.

– А с другой стороны я давно хотел с тобой поговорить, а Маша всегда была рядом и это не получалось. Я хотел тебя кое о чем попросить. Можно? – спросил он робко.

– Да, конечно, – с доброй улыбкой на лице отозвалась быстро Вики.

– Ты же ее подруга. Вот я и подумал. Может ты ей намекнешь как-нибудь, что она мне нравится, а?

Он заглядывал Вике в глаза, рассчитывая встретить там поддержку, но она опустила взгляд, боясь разбить его надежду.

– Ты же знаешь, что у нее есть мужчина.

– Маша не такая женщина, которая на это обращает внимание, – улыбнулся Максим.

– Тогда я не понимаю. Допустим, вы начнете встречаться, жить вместе. И ты же всегда будешь знать, что у нее, помимо тебя, может быть еще кто-то. Неужели ты на это согласен?

– Конечно.

– Может ты объяснишь, – потребовала Вики, надеясь хоть что-то понять в мужском поведении.

– Я думаю, что ты никогда не поймешь, – мягко ответил Максим.

– Это почему же? – возмутилась Вики. – Что я тупая? Или ущербная какая? – она злилась все больше и больше.

– Я думаю, что у тебя что-то случилось, что ты стала холодной, как лед, – быстро ответил Максим.

– Я не холодная, – запротестовала Вики. – Я – сдержанная.

– Хорошо, пусть сдержанная, – согласился Максим, пытаясь ее успокоить.