Невротички

– 

Зоя, приезжай вечером ко мне, – набрала номер сестры.

– 

Сегодня занята, может, в другой день? – та не очень любила ездить в дом, где всегда была не родственником, а гостем, причем не очень желанным.

– 

Приедь сегодня, пожалуйста, – отозвалась сестра непривычно просящим, а не приказывающим тоном.

Зоя позвонила в дверь. Открыла женщина в халате и прилизанным немытым хвостом на голове. Без макияжа и в морщинах. В плюшевых серых тапках – такие обычно носят дети до трех лет. В квартире пахло едой, ибо кто бы и когда бы не вошел в дом, всегда должен был быть накормлен и напоен зеленым чаем, заваренным по идеальноправильной технологии, согласно вычитанному и заученному напамять рецепту в кулинарной энциклопедии древних китайцев.

Женщины присели на диван, Зоя достала из кулька провиант «к чаю», ибо стыдно приходить в гости с пустыми руками. Несмотря на кровное родство, нарастала неловкость. Тишина давила со всех сторон и пространство кухни с каждой секундой, ощущаемой часом, сжималось и слипалось. Стук молотка и звук сверлящей дрели у соседей немого разбавляли сестринскую далекость и ощущались неким оправданием, почему разговор не ладился – слишком шумно. Верочка сидела около получаса молча и пила горячий чай, периодически подогревая воду для заварки. Когда желудок максимально наполнился, преспокойно изрекла:

– 

Глиосаркома. Анализы готовы. Сомнений нет. Профессор, который маму оперировал подтвердил. Там целый консилиум собрался.  Ну я же тоже не дура, в медицине целую вечность, надо было р

азные мнения выслушать. Ты ж помнишь, как маму не хотели лечить. Если бы не я, – Верочку несло в фармацевтические дебри собственного величия и значимости, из-за которых мама протянула дополнительных несколько лет в коме. Стоила ли та жизнь, чтобы жить? – Ой, что говорить, сама знаешь. Все как-то времени не было. Та и не болело ничего. А полгода назад обморок прямо у порога. Хорошо, что голову не разбила. Хотя, какая уже разница? – женщина долила кипятка в чашку и отпила.

– 

Ты о ком говоришь? – вопрос был очевидно тупым, но переварить диагноз сестры было слишком сложно.

– 

Господи, Зоя, у меня опухоль в голове.

– 

Как? – женщина пилила сестру взглядом, полным одновременно сострадания, непринятия и бессилия. – Сколько?

– 

Нисколько…

Зоя достала из кожаной сумки сигареты. В доме сестры никто никогда не курил, даже тайком, но какая теперь разница? По щекам текли слезы. Женщина вытирала лицо кухонным полотенцем, издающим коллаборацию запахов ветчины, гнили и бесхозяйственности, чтобы затянуться. Ее сестра умирает.

Следующим утром женщина выбирала овощи на местном базарчике у дома. На таких бабушки из деревень задешево продают выращенное на огороде и отобранное у куриц – все без ГМО и магазинных наценок. Верочка, опустившись у трехлитровой банки со свежим молоком, вдруг услышала знакомый голос. Звучало за спиной и немного вдалеке. Нет, не показалось – женщина обернула голову и увидела его. В длинном сером пальто, изрядно поседевшего, но очень ухоженного мужчину, которого когда-то любила. От которого когда-то отказалась. После которого ее глаза потухли.

Вера быстро отвернулась. Нагнула голову и вспомнила, как он ползал на коленях, умоляя бросить мужа. Как рядом с ним была женщиной. Как не смогла не изменить супругу, но сохранила верность собственной несчастности. Для чего эта встреча?  Верочке вдруг стало больно, неловко, да и выглядела она значительно хуже той, с которой некогда любимый мужчина выбирал сейчас помидоры.

«От судьбы не уйдешь» – поставила банку с молоком и быстро ушла, чтобы не заметил тот, с которым так и не осмелилась любить, но таким дивным образом все же попрощалась.

ЧАСТЬ 2

Жила-была девочка. Она всегда доводила начатое до конца. Так надо.

Математику в школе ненавидела, но училась на пятерки. Поступили ее на экономический, где гуманитарный склад ума молил о помощи, но девочка нечеловеческими усилиями получила красный диплом и стала бухгалтером. Так надо.

Вышла замуж за соседского «приличного мальчика». Родила троих детей. Работала на 2-х работах, ибо супруг оказался еще более гуманитарным – он много думал, осмысливал эту бренную жизнь и искал ответ на вечный вопрос: «Кто я в этом тленном мире?» Порой нехватка пространства в однокомнатной 15-метровой гостинке для пятерых людей выводила из себя и хотелось выйти в окно, но девочка сдерживалась, принимая свой крест как должное. Так надо.

В центре комнаты располагался 3-местный длинный диван – предмет, подкрепляющий мыслительную деятельность. Мальчик с него не слазил, греясь жировыми прослойками как пледом, на месте которых когда-то был пресс. Рядом бегали отпрыски, записанные на девочку, чтобы получать дополнительный доход в виде пособия для матери-одиночки. Мелкие редкие однодневные подработки супруга воспринимались манной небесной, нисхождением святого огня в душную малогабаритку.

Мальчик вечерами бухал, матерился и орал на жену: «Ах ты ж! Работает она! Устает! Ты себя в этой жизни нашла, а я не смог». 15-й год мальчик сильно печалился по этому поводу, плакал и нажирался с каждым разом все больше.

Девочка огрызалась, но не сильно. Жаловалась подружкам на помойное существование, отсутствие ласки, заботы и помощи. Это никак не решало вопрос с трудоустройством супруга, но девочка старалась сохранить семью, статус семейной женщины и какого-никакого отца детям. Так надо.

Она жалела его. Ведь он так старается, так много думает, так глубоко осмысливает жизнь. Кто его такого особенного поймет, оценит, уважит и заплатит? Он слишком велик до работы.

Девочка устроилась на четвертую.

Ибо?

Так надо.

***

Зоя не выносила младшей сестры и старалась переплюнуть ее инфантильность взрослыми поступками и подходом к жизни.

Уехала из родного дома, когда было всего пятнадцать. Поступила в техникум и проживала в общежитии. Училась так себе, феноменальными интеллектуальными способностями не обладала. Зато умела выпросить и вымолить, если что нужно. Жалость – наше все:

– 

Наташа, собираемся! – обращалась к закадычной подруге, учившейся на параллели.

– 

Куда?

– 

К Физиамиду идем. Я букет купила.

– 

Зоя, а давай не пойдем? Он все равно не поставит…

– 

Поставит. Мы попросим. Гляди, хризантемы как на именины! – Зоя на последние гроши приобрела букет у бабки на базаре. Белые, в газете. Боженька послал, ибо откуда зимой хризантемы?

На улице зима, морозная и жгучая, только сессию никто из-за этого не отменял.

Зоя с Наташей закутались в зимние пальто. Зимнее совковое пальто – это то же что и осеннее, только с пристегнутым песцовым воротником. Или лисьим. Кроличьим. Девочки были в тренде – на клетчатом пальто Зои красовался рыжий искусственный лоскут взъерошенных паклей, а Наташа облагородила зимнее убранство серым такого же качества. Подруги были неразлучны и на любые подвиги ходили вместе.

– 

Добрый вечер! – весело произнесли девочки на пороге у преподавателя, робко, но с надеждой протягивая газетку с цветами.

– 

Добрый, – Физиамид Маркович опешил. За пятьдесят лет карьеры преподавателя астрономии в техникуме легкой промышленности в его доме не побывало ни одного студента – мало кто решался задать строгому учителю абсолютно ненужного предмета на факультете кройки и шитья вопрос после занятия, а не то чтобы зайти в гости. Его имя говорило о дате рождения, национальности и сопутствующих возрастных заболеваниях само за себя. Уже в 70-х оно пахло нафталином. Однако лицо Физиамида Марковича всегда выражало значимость, как личностную, так и профессиональную, которая выражалась в пренебрежении студентами.

– 

Мы проходили мимо и решили зайти! Можно? – подругам было неловко и тошно, но знаний по предмету было взять неоткуда. До скромной квартиры Фезиамида Марковича девочки добирались часа три, поэтому помимо желания получить зачет, подруги нуждались в тепле.

Зоя, не дождавшись приглашения, первой вошла в квартиру.

– 

Конечно, – Физиамид Маркович провел девочку взглядом. 73-летний низкорослый щуплый старик с седой истерзанной жизнью бородкой опешил от незваных гостей, стыда за внешний вид домашней майки и растянутых синих треников, но выхода не было. Из кухни выглядывала жена в вафельном синем халате, вопрошающей кто пришел. Физиамид представил гостей и попросил поставить букет в вазу.

Цветами, мольбами и печальными историями о судьбе Зоя получила диплом и стала документально взрослой.

***

В этой низкорослой девочке с бездонными карими глазами, обрамленными черными ресницами и двумя кантиками густых бровей сверху, и обворожительной улыбкой сочеталось несочетаемое – желание выжить, но сделать это по-своему, так как в противном случае «и не надо». После окончания техникума домой не вернулась. Зоя наблюдала столичных красоток и модниц, живших в собственных квартирах, ходивших по театрам и на свидания, рано заводивших семьи. Она хотела такого же женского счастья, которое искать в родном селе сочла глупым и бесперспективным.

Жила поначалу в общежитии и работала на фабрике технологом. Одна выкручивалась, падала, болела, смеялась, грустила, скучала, мечтала и соскребала себя с асфальта, оказываясь размазанной после очередной неудачи, которые притягивала к себе магнитом. Если бы где-то учредили конкурс на «Мисс Везение», то Зоину заявку даже не рассмотрели. Последнее наверняка стало бы еще одним поводом обидеться на вселенную.

Вышла замуж за запойного алкоголика, рядом с которым чувствовала себя могучей, помогающей женщиной, в которой нуждаются. Ну хоть кому-то. Часто дамы жалуются на то, что пьет, бьет, пропадает и изменяет. Однако большинство из таких «терпил» продолжают тянуть любимого ханыгу и жаловаться миру на тяжелый крест. Нравится ли им? Отвечают, что нет. Однако каждая тайно верит, что домашние скандалы, синяк под глазом, надутые губы, безграничная критика а-ля «пила – уровень бог» и ночная жертовность, когда носишься после полуночи по всем канавам округи, ибо в одной из них наверняка сладко посапывает в лучшем случае обоссаный, а в худшем с набитой мордой, богом посланный в наказание за грехи твои и предков человек. Жизнь превращается в вечное ожидание счастливого «завтра», когда ежедневно пренебрегается «сегодня», выдвигая наступление хоть какого-то дня под большой вопрос. Признаться в том, что мужчину можно сменить, трудно, ведь есть кое-что посильнее стыда за мужа-алкоголика или страха перед отбитыми почками на глазах у ребенка в результате недопонимания между «голубками», один из которых пьяный в хлам – это страх одиночества.

После свадьбы Зоя жила у мужа вместе с его родителями.

Обычная хрущевка на втором этаже разваливающейся на части пятиэтажки. Смежные комнаты. В «главной» располагалось старшее поколение, во второй, в глубинке, – ютились молодые с новорожденным ребенком. Свекровь души во внучке не чаяла, Зою боготворила. Конечно, материнское сердце болело за сына, но женщина в летах понимала, что запойника никакой дуре, к тому же порядочной и хозяйственной, больше не пристроить.

– 

Встань, – шептала Зоя мужу, услышав крик новорожденной Полины.

– 

Сама вставай!

– 

Пожалуйста, – у женщины физически не было сил подняться и приготовить единственно доступное для советских детей питание – «Малютку». Молоко пропало после очередной семейной потасовки, в результате которой пудру под левый глаз пришлось класть в несколько слоев.

– 

Та пошла ты, – муж отвернулся на бок и продолжил спать.

– 

Гад! – Зоя мощно заехала мужу по носу. Потом еще раз. Сильно, от усталости и бессонных ночей. После встала и покормила дочь.

Коля был отвратительным. При всей красивости, умности и наличии золотых рук, которые в буквальном смысле могли починить все и построить космический корабль, отдавал предпочтение выпивке и посиделкам с такими же товарищами, превратившимися давно в жалкое подобие некогда вполне приличных мужчин. Зоя ненавидела его вид, нрав и запах.

– 

Я больше не могу, поговорите с ним! – плакалась женщина, болтающая смесь дочери стоявшей задом свекрови, которая лепила котлеты из телятины. Обессиленная после дня в стиле

#

яжемать, Зоя порой засыпала облокотившись о стену. Встала, покормила, перепеленала, постирала, погладила, погуляла, перепелинала, покормила, успокоила, постирала… и так до бесконечности. Женщина сходила с ума от усталости и пьянок мужа. Дочь росла, но ничего годами не менялось.

– 

А что ж я, милая, сделаю? – понимающе интересовалась свекровь.

– 

Он приполз после полуночи! Пьяный, рваный, улегся на диван и обмочился.

– 

Деточка, что ж я ему письку перевяжу?

– 

Ну поговорите! Ну пожалуйста! У нас же ребенок. Что ж он лазит где ни попадя, себя и семью позорит? Что ж я как дура бегаю ночами искать? Устала я, выдохлась.

– 

Я все знаю, но он не слушает, – как всегда ответила женщина, принадлежащая к категории уверенных, равно как и невестка, что человека от алкоголизма можно избавить риторикой о постыдности негожего поведения. Ведь главное, подобрать правильные слова, как ключик. В масштабе того, что надо ломать дверь, причем с другой стороны, а не издеваться над замочной скважиной, женщины не думали.

Зоя пошла кормить дочку, свекровь – жарить мясные изделия.

Поля подрастала, и порой Коля выводил девочку на прогулку, которая всегда проходила типично.

– 

Доця, это мы маме, – мужчина

гордо протянул две бутылки крепленого 5-летней Полине, купленного только что в магазине возле парка. Усадил дочь за деревянный стол, который вечером собирал вокруг себя всех местных алкоголиков и тунеядцев, и принялся открывать дешевое вино. На такого класса напитки советской промышленностью выделялись полиэтиленовые пробки, поэтому Коля

наловчился сгрызать часть за неимением ножа, а остальное разрывал руками. С дочерью гулять любил, ибо убивал двух зайцев сразу – и кислород ребенку и выпить можно. К этому процессу подключался и нравственно-этичес

кий компонент – в маленькой Поле воспитывалась способность делиться, заботиться о ближнем и быть добрым, так как вторая бутылка была предназначена для мамы.

– 

Мама не пьет, – робко ответила девочка.

– 

А мы ей все равно приятно сделаем, – Коля осилил пойло за пятнадцать минут.

– 

Па, пойдем уже, – Полина четко знала, что никак нельзя позволить папе выпить больше, ибо потом начинался кошмар.

– 

Сейчас, погоди, – охмелевший Коля смотрел на вторую «для мамы», но держать себя в руках было трудно. Тем более, что Зоя действительно никогда не употребляла. Открыл вторую и выдул до дна, хотя значительно медленнее первой.

Поля послушно сидела на лавке рядом и ждала окончания банкета, вскоре отец потащил девочку домой. Он крепко сжимал маленькую ручонку в своей вечно холодной даже после спиртного, и ответственно тянул за собой, чтобы не потерялась по пути. Девочке было противно и страшно, особенно когда папа падал и подтягивал за собой на асфальт, отчего она до крови разодрала колени и локти. Так случается часто – родители падают и тащат за собой детей. Однако по дороге домой маленькая Поля молчала. Всегда.

Мама открыла и впустила обоих. Полина побежала к себе на кровать, накрылась одеялом и уснула. Взрослые пошли на кухню и громко кричали друг на друга. Утром девочка увидела разбитое стекло на кухонной двери и размазанную кровь рядом на стене. Странно, ведь ночью ничего такого не было слышно.

К плохому тоже можно привыкнуть, особенно быстро это получается у детей. Мы же не обращаем внимание на ежедневный лай дворовой собаки, даже если та бешенная. Так и с семейными скандалами, наличие которых прекращаешь замечать.

***

Тринадцать лет пролетели как миг, и Зоя поставила точку. Женщина надеялась, что заявление «Я ухожу» приведет супруга в чувство и восстановит никогда не существовавшую ответственность за семью, но Коля даже не разволновался.

Мужчина не стал перечить против изгнания, так как быстро нашел отдушину в женщине тремя этажами ниже, которая наливала и вкусно накладывала, заглядывала в рот и восхищалась новобранцу в доме, так как за долгие годы подустала быть одной. Самец обладал золотыми руками и на трезвую голову мог уложить плитку, забить гвоздь в правильное отверстие, смастерить полочку, отшлифовать табуретку, прибить картину и даже вымыть полы после пыльных работ.

Колю подобрали сразу, Зоя же искала счастья несколько лет. Смириться с одиночеством было непросто.

«Почему его любят, а меня нет? Почему я тяну на своих плечах дом и ребенка, а он на всем готовом?» В особо тяжелые душевные времена, женщина одалживала бывшего мужа у новой пассии и покупала ему шмотки на местном рынке. Жаль было ободранца, хоть уже и не своего. А еще жальче себя, нелюбимую.

Годы безденежья, пьянства и безуспешных попыток кодировать, рукоприкладства, участкового, посещавшего жилище влюбленных систематически, ненависти, эмоциональной деградации и вселенской тоски закончились разводом, который больше всех порадовал маленькую Полю. Девочка стала спокойнее, и порой даже смеялась за ужином, слушая истории о мамином детстве, которые Зоя могла рассказывать часами – маленькой она часто попадала в передряги. Самой же Зое же было не до эйфории – пришлось решать вопрос жилья, работы и учиться жить одной. С последним было сложнее всего, ведь отделаться от мужчины физически проще, нежели душевно. Это, простите, как?

С утра накручивала кучери и наводила толстым слоем стрелки. Смотрелось ярко и комично, но в те времена крайне модно. Перепаленная химия на волосах, плиссированная юбка и коричневые туфли с черными бантиками на пятке величественно носили Зою между свободой, воспоминаниями о ее причинах и ощущением непривычного одиночества, которого можно было избежать. Ну руки распускает, ну и что? Миллионы так живут и ничего.

Трудилась где-попало – мыла подъезды, продавала тухлую селедку в магазине, шила баулы выезжающим массово евреям на ПМЖ в Израиль, что, кстати, приносило доход повнушительнее, нежели реализации рыбы. Позже ездила в Польшу торговать советским хламом – резиновые лодки, чешки и кеды, металлические кружки и, конечно же, водка. Треть бутылок уходила на «таможенный контроль», остальные продавались из-под полы пшекам, которые готовы были удавиться за копейку. Равно как и Зоя. Поэтому весь товар, привезенный в огромных неподъемных сумках, продавался под чистую вместе с водкой, цену на которую женщина не опускала принципиально. Стоять на рынке приходилось с утра до вечера, в результате чего женщина обзавелась несколькими обмороженными пальцами на ногах, часто напоминающими о себе болями даже много лет спустя.

Примечательно, что после развода у Зои выздоровели руки. С юности женщина страдала от дерматита, который активизировался во время любви с мужчиной, причиняющий моральные и физические страдания. Верхние конечности были похожи на разодранную красную тряпку, из дыр которой сочилась кровь. Кожа невыносимо чесалась, мази не помогали. Только после расставания с источником постоянной тревожности ручки всего за несколько месяцев приобрели человеческий вид. Долгие годы тело молило о помощи внешним уродством и болью, однако Зоя, как и большинство женщин, к этому не прислушивалась.

Кушать хотелось сильно, поэтому раз в месяц на протяжении нескольких лет Зоя закалялась на блошиных рынках другой страны, оставляя дочь на бабушку.

Теплые отношения со свекровью подкрепились болезнью, когда Лиля Николаевна поняла, что никому кроме Зои в онкологической агонии старушка, по сути, не нужна. Сын плевал на мать, а Зоя в болезни свекрови видела хорошую возможность реализовать себя в качестве необходимого элемента в чужой жизни. Не каждой дано искренне дружить со свекровью, тем более экс.

Покупала лекарства, носилась по аптекам, устраивала по больницам, общалась с врачами, выслушивая труднодоступную пониманию медицинскую терминологию, приносила тормозки с полезными и витаминизированными харчами, пока умирающая проходила химию. Лиля Николаевна, предвкушая скорую кончину, благодарила невестку и целовала ей руки, а Зоя абсолютно искренне отмахивалась, считая долгом делать добро. Ну, а как иначе? В номинации «Мисс бескорыстие» она получила бы главный приз от всех убогих и страждущих.

***

Зоя с удовольствием позаботилась бы и о собственной матери, но место «бескорыстного причинителя добра» было занято сестрой. Да и отношения «девочек» нельзя было назвать близкими и душевными.

Мария Ивановна забила на ее жизнь еще в роддоме, сестра упивалась собственной красотой и болезнями Оли. Зое ничего не оставалось, как смириться с данностью, заботясь о бывшей свекрови и надеясь на лучшую жизнь, которая когда-нибудь наступит.

В гости к маме Зоя не частила. Иногда приглашали, но ехать особо было некуда. У Верочки семья, вечно болеющий ребенок и недовольный жизнью муж. А мама… Мама так, прижилась как служанка на выгодных условиях. За еду, ночлег и слова благодарности за трату жизни на дочь и внучку.

– 

Чего ты не живешь у себя? Есть же квартира, – интересовалась Зоя.

– 

Что мне там делать одной? Тут Олю в школу и со школы, стирка-глажка, аптека, ужин. Та малохольная ночью приходит, а приготовить ее на завтра надо, – недоумевала мама.

– 

А чего малохольная? – пытаясь задеть за живое, спрашивала младшая дочь.

– 

А как иначе? Руки из задницы, ухаживать ни за собой, ни за ребенком не умеет. Летает в облаках. Юбок-кофточек понакупает за бешенные деньги и все тебе. А ты, мама, крутись и выготавливай кашу из топора. Тот же гроши домой приносит, жучит по гаражам все. Видимо, на похороны откладывает.

– 

То чего ж не уйдешь? Отцепись уже от них. Все взрослые, справятся. Напекла бы пирогов в воскресенье, позвала бы детей. Я бы пришла. Почему я никак не могу прийти к маме? – Зоя скрыла прилив воды в глазах, подсознательно понимая, что к маме не дойти и не достучаться.

– 

Я мало в жизни напекла пирогов?

– 

Предостаточно, но хочется, чтобы не только для Веры.

– 

Успокойся. Тебе тоже далось, что моглось. Ты молодая, дочь есть. Все хорошо.

– 

Молодостью болеют, но прогноз, к сожалению, благоприятный.

– 

Я устала от вас всех. Тому принеси, этому заштопай штаны. Как наймичка, – перевела тему мама на статус служанки. Когда печь не хочется, начинаешь оправдываться разными глупостями, вместо того, чтобы признаться в отсутствии желания.

– 

Твои пироги самые вкусные, особенно, с вишнями. Запах детства и дома, когда папа был жив, – Зоя поцеловала маму и уехала.

«Чем она такая распрекрасная? Обычная безрукая и безответственная баба. Выперлась на голову, привязала бедную женщину и погоняет, как лошадью. Осталась бы хоть на неделю без служанки, засралась бы по самое «нимагу», – злилась на сестру Зоя, подскакивая на одной ноге в забитом автобусе по дороге домой. Часто те, кого ненавидят лютым чувством, к обиде и боли не имеют никакого отношения. Но признаться в том, что на настоящего виновника все же можно злиться, труднее.

Зоя верила, что в будущем ее ждет что-то необыкновенное и прекрасное, просто путь к счастью тернист, и нужно по дороге преодолеть много препятствий. Удача не падает как снег на голову – ее надо заслужить, выгрызть и выстрадать. То есть, основательно подготовиться. В противном случае, как-то не по-людски получается. Зоя копила «на черный день», покупала наряды только по скидкам и никогда не ела в ресторанах, потому что дома дешевле.

Понятие банального человеческого удовольствия здесь и сейчас было неведомо – она взрослый серьезный человек, рассчитывающий только на себя, а не Верочка, которой мама до сих пор штопает колготы и лифчики. Сегодня надо перетерпеть, а завтра будет хорошо. Но следующий день ничего не менял, и счастливое будущее откладывалось снова. Женщина бегала по кругу, убежденная, что если получит то, чего нет, то станет непременно счастливой. Гналась самоотверженно, жертвенно и с большой надеждой. Беседы с мамой больше походили на сухие выжимки из гороскопа о неслучившемся прошлом, развивать которые не умели ни астролог, ни клиент: