Сны Синего Города

На Анну смотрит кажущаяся бесконечной высокая стена из потрескавшегося светлого камня, ограждающая Город с незапамятных времен. Анна поднимает глаза вверх, придерживая расшитую цветами шляпку – не ровен час слетит с головы, да подхватит ее весенний ветер. Нам сюрпризы не нужны. Ну вот а теперь нужно смотреть под ноги – вдоль стены десятки молодых саженцев вперемежку с подросшими деревцами, но все же не такими большими, чтобы какая-нибудь озорная ребятня могла вскарабкаться на стену. Главное, найти правильное дерево, и Анна медленно движется вдоль стены, считая шаги. Она приходит на это место уже много месяцев и знает наощупь каждую выщербленку в древнем камне, но каждый раз считает шаги, потому что ошибиться нельзя. А иначе письма не дойдут.

Еще один знакомый скол, еще один… и вот наконец она на месте. Если оглянуться, можно увидеть позади целую аллею посадок самых разнообразных деревьев: здесь и абрикосы семьи Марио, которая жила в городе несколько десятков лет назад, и яблоня госпожи Юки, которой не стало еще лет пятнадцать назад, и юные сосенки некоторых ее бывших соседей, и ивы, и кустики жимолости… Анна проходит мимо зеленых знакомцев и останавливается возле молодого каштана, не выше ее ростом, но уже уверенно раскинувшего ветки на пару метров вокруг. «Здравствуй, мой милый Габриэль», говорит Анна и гладит жесткие листья. – Вот я и пришла».

Рядом с каждым деревцем есть свой тайник. В него жители города складывают садовые инструменты и лейки, а кто-то хранит сокровища вроде разноцветных стеклянных плиток или журавликов из бумаги. У Анны тоже есть такой небольшой зеленый ящичек, припрятанный в тени еще неоперившихся веток. Она отпирает ящик, достает лейку, чтобы набрать свежей воды из ближайшего ручья, а затем тянется к сумочке. Старательно напечатанные любимой Машинкой письма переправляются на новое место обитания, но ненадолго – по воскресеньям Анна приносит новую стопку, в то время, как старая бесследно исчезает. Так уж тут устроено. Ну, дело сделано, и теперь есть время просто побыть рядом. Почти вместе.

Уже вечереет, и Анне пора домой, кормить кошку Кисточку. Может быть, она снова заглянет на рынок за каким-нибудь лакомством, хотя свежий улов всегда лучше брать утром. Возможно, свежие цветы? Нужно же чем-то себя порадовать в этот день и обязательно рассказать Габриэлю, но уже следующим письмом. А завтра будет новое утро и новые заботы.

Альба Ницке

Госпожа Ницке разливала чай на веранде прибрежной кофейни, заполненной крошечными столиками из черного металла, и любовалась внуком. Какой же молодец, что все-таки приехал! Не зря посылала синицу, хоть жители Материка и не знают об их экстраординарных способностях доставлять записки, потому ни прочитать, ни даже увидеть их не могут. Но Мартин умный мальчик, почти сразу сообразил, что птичка – это весточка от бабушки. Весь в родню.

Мартин был единственным внуком госпожи Ницке и по совместительству тем самым человеком, с которым ее связывала многолетняя и искренняя дружба поколений. О родителях Мартина мало что было известно, и Альба старалась аккуратно обходить эту тему в разговорах с соседями на Материке, где она с младенчества воспитывала мальчика. Существование, слово-то какое, подумала она – будто не живешь вовсе. Жизнь на Материке угнетала Мартина, как и саму госпожу Ницке. Как-то раз у них с внуком случилась знаменательная поездка на экскурсию в Синий город, и она заново влюбилась в его запутанные улочки, соленый воздух с набережной и миролюбивых жителей. Итак, Альба Ницке решила выполнить бабушкин долг, дождалась, пока внук закончит школу и будет готов к самостоятельной жизни, и упорхнула в Город. Много лет она была бессменной хозяйкой маленькой уютной кофейни на краю площади, прямо у набережной – бесхозный домишко давно нуждался в любви и заботе, а вид с огромного открытого балкона был просто потрясающий. А если спуститься вниз по узорчатой винтовой лестнице, можно попасть в жилую часть домика, где и ночевал теперь на пузатом диване новый гость.

– Как прошел день, дорогой? – с улыбкой поинтересовалась она.

– Просто отлично! – возбужденно поделился Мартин, прихлебывая чай с чабрецом. – Мы с ребятами сотворили новую композицию. Готовимся к премьере. Я просто в нетерпении, всего неделя осталась.

– Да, это замечательная традиция, милый. В ней же каждый житель участвует, кроме, пожалуй, господина Зондера, ну ты знаешь, он не выходит из дома.

– А, я заходил к нему на днях. Суров, это точно.

Мартин с аппетитным хрустом раскусил круассан и продолжил делиться своими открытиями.

– А сколько у вас здесь удивительных людей живет! Один Философ чего стоит. Борода длиннющая, кажется, он может в нее обернуться несколько раз. Я заметил, к нему частенько жители ходят за советом, и стар, и млад, как говорится. А вот туристов не пускает к себе. Меня тоже не пустил, я ж тут пока тоже за своего не числюсь, – юноша заметно погрустнел.

– Не переживай, дорогой, еще приживешься. Помнишь, что он сказал тебе в первый день? – нужно Городу дать то, чего у него нет, и тогда обязательно он тебя себе оставит. По-моему, вы с ребятами неплохо справляетесь. Отличная идея пришла тебе в голову – организовать уличный музыкальный театр. Это и правда что-то новенькое для здешних мест. К тому же, у ребят и инструменты имеются, они ж не первый год уже играют на площади. Как ваша пьеса, уже начали репетировать?

– Пока нет, корректируем сюжет. Непросто это все, бабуль, хоть и чертовски увлекательно… Ты мне вот что скажи: а кто такой этот Тээм? Ну тот, что всякие разности продает в своей белой хижине на окраине. Говорят, он плату принимает не монетами, а снами. Это как вообще?

– Ох, внучек, многого я тебе рассказать не смогу – он же не так давно в городе появился. Вернее будет сказать, возник. Хижина та пустовала долгие годы, да никто туда особо и не ходил, кроме местной детворы, они там играли. И вот он хоть и выбрал для своей лавочки такое неприметное место, все равно от клиентов отбоя нет – это ж та еще диковинка, когда за понравившуюся мелочь можно расплатиться сном. А как это происходит, я и не знаю даже, сама туда ни разу не ходила. Необычный это торговец, скажу я тебе. Здесь-то у площади их полно, я их и по именам знаю, и какой у кого ассортимент. А вот где Тээм свои вещички добывает, для меня загадка. Они ж тоже удивительные, такое ни в одной лавке не купишь. Говорят, приехал к нему как-то турист с Материка и рассказал, что после смерти жены его дочка маленькая погрустнела совсем. Кушала плохо, на улицу не глядела, игрушки забросила. Сидела себе в комнате и в окно смотрела целыми днями. Ну как тут не запереживать. И Тээм продал ему статуэтку котенка, такую милую, что загляденье прям. Оказалось, статуэтка непростая: по ночам она превращалась в настоящего котенка, с которым малышка и начала играть. И представляешь, спустя некоторое время грусть сменилась радостью, она начала гулять, учиться ей интересно стало. Сейчас наверное подросла уже…

Магия, не иначе.

– Ладно, милый, заболталась я с тобой. Пора бы мне прибраться да посетителей ждать. Слышу, автобус подъезжает, вон уже громыхает по Кольцевой. Ух сейчас туристов набежит! Погуляют-полюбопытствуют, открыточек да диковинок понакупят и потом обратно. Ты-то не думал о том, чтобы вернуться на Материк? Прыгнешь в автобус к остальным, и через пару часов окажешься в своей прежней реальности.

– Да ты что, бабуль, смеешься что ли, у меня здесь только жизнь началась.

– Началась-то началась, – одними глазами улыбается Альба. – Но знаешь ли, сколько было таких энтузиастов, которые пытались остаться в Городе всеми правдами и неправдами, а потом все равно уезжали. То, от чего они сюда бежали, все равно их настигает. Потому что все внутри нас самих: и все проблемы, и все ответы. Это ж не просто переезд в новое место. Попадая сюда надолго, человек сталкивается с собой по полной. Эйфория первых дней проходит быстро, а потом ушатом холодной воды на тебя обрушиваешься ты сам со всеми недоговоренностями, со всеми переживаниями, болями, страхами, да что там, со всем дерьмом, что есть у каждого. Поверь, я знаю о чем говорю… Многие не выдерживают и сбегают в привычное окружение, думают, что это оно их когда-то вылепило такими, как они есть, и счастливо выдыхают, чувствуя себя младенцем в уютной материнской утробе. Но видишь ли, хотя бы единожды почувствовав себя Настоящего, невозможно снова существовать счастливой пластилиновой фигуркой… Ох, все-таки пойду я, а то за разговорами гостей провороню.

С этими словами Альба смахнула с клетчатой скатерти крошки и выпорхнула из-за стола, оставив внука с недоеденным круассаном во рту и кучей вопросов в голове.

Господин Зондер

Грэм открыл глаза, когда за окном только занимался рассвет. В отличие от обычных дней, сегодня у него была веская причина, чтобы встать ни свет, ни заря. Практически не глядя он нацепил одежду и уже через пару минут оказался на улице. Вдохнул полной грудью свежий прохладный воздух. Ночью прошел дождь, и все вокруг просто дышало влагой. Осторожно ступая по мокрым камням мостовой всех оттенков синего, Грэм двинулся в самый конец улицы Подсолнухов. Там, на отшибе, упираясь кирпичным носом в пустырь, стоял дом господина Зондера. Он был окружен старым посеревшим забором, за которым можно было увидеть запущенный сад – голые облезлые деревья и кусты, разделенные заросшими грязью дорожками – не самое привлекательное зрелище. Это был единственный палисадник улицы Подсолнухов, который совсем не выглядел жизнерадостным.

О господине Зондере рассказывали всякое странное. Это был замкнутый, нелюдимый пожилой мужчина, предпочитавший общению с соседями сидение в потемках. На улице его почти не видели, людей он сторонился, никого не пускал к себе и прослыл хмурым отшельником. Грэм выяснил больше других, поскольку не пропускал ни одного рассказа Умберто о горожанах. Он узнал, что Клаус Зондер в молодости был талантливым художником, который стал известным благодаря ярким, жизнерадостным видам Синего города. У туристов его картины были нарасхват, Умберто свое дело знал. Многие даже приезжали по несколько раз, только лишь чтобы купить новый шедевр. Говорили, что у Зондера когда-то была жена, но много лет назад она умерла, и тогда его реальность сдвинулась. Новые картины рождались все реже, а потом и вовсе перестали появляться. Только в первый день лета, в день рождения покойной жены, художник выходил из своей спячки и создавал одно единственное гениальное полотно, словно двенадцать месяцев копил на него весь свой оставшийся творческий запал. На остальной же год уныние захватывало его и его дом целиком. Старик запирался в своем покосившемся от времени жилище, лишь изредка выходя на крыльцо за продуктами, которыми заботливо снабжал его Умберто, и лето в его саду так и не наступало. Деревья и растения медленно засыпали до следующего сезона, и во всей округе не было сада печальнее.

Как и ожидал мальчик, на улице не было ни души. Солнце только начало нагревать землю. На его глазах с первыми робкими трелями просыпались птицы на деревьях, цветы на клумбе у дома бабушки Анны распустились и радостно повернули свои головки к солнышку. Он бы с радостью поприветствовал их, но Грэм очень торопился. Нужно было сделать все максимально тихо. Он подбежал к забору господина Зондера, присел в укрытие у отломанной доски и приготовился ждать.

Через невыносимо долгие несколько минут дверь старого дома со скрипом отворилась. На крыльцо вышел хмурый худощавый старик с дымящейся чашкой кофе в руках. Весь его вид излучал апатию, и он как нельзя лучше вписывался в окружающий его унылый ландшафт. Остановился, вдохнул аромат первого летнего дня, и в ту же секунду на лице его заиграла блаженная улыбка. А взгляд еще недавно потухших синих глаз стал ярким и ясным. Грэм почти не дышал, наблюдая за ним. Он знал, что сейчас начнется что-то волшебное, что никак нельзя пропустить!

Господин Зондер медленно спустился по скрипучим ступенькам в сад и сделал глоток кофе. Когда подошвы его ботинок коснулись земли, та странным образом начала меняться. Шаг за шагом в ней пробуждалась Жизнь. Вот серая высохшая земля стала темной, густой, влажной; вот будто под самой поверхностью что-то завибрировало, и вскоре на месте следов от ботинок проклюнулись первые нежно-зеленые ростки. Следуя за своим хозяином, земля оживала по всему саду, покрываясь свежей молодой травой, которая вытягивалась за считанные секунды. Зазеленели почки на кустах и деревьях, в воздухе запахло весной. Вдалеке послышалось пение птиц. Вытоптав небольшой круг неподалеку от крылечка, Зондер наконец аккуратно поставил чашку с кофе на старый трухлявый пень и, слегка подбоченившись, с довольным видом ушел осматривать свои владения.

В ту же секунду Грэм беззвучно сорвался с места и подбежал к пеньку. Нужно все сделать незаметно, а то не сработает! Дотронулся пальцами до влажного темного пня, погладил горку проступившего сквозь трещины в дереве нежного мха. Осторожно вытащил из внутреннего кармана куртки пустой пузырек, который накануне дал ему Тээм, и накапал в него остывшего кофе из щербатой чашки. Ох, надеюсь, этого хватит, подумал он, следующий шанс только через год… а это может быть уже поздно. Проверил на свет: содержимое выглядело неплохо, и Грэм аккуратно закупорил емкость и спрятал обратно в карман. Затем тихонько, чтобы господин Зондер его не заметил, стараясь не наступать на зачатки прорастающего повсюду газона, он вернулся в свое укрытие, где наконец смог отдышаться.

Меньше часа спустя Грэм встал на пороге белой хижины и постучал несколько раз, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу в ожидании.

– Тээм!! Я принес! – крикнул он.

– Ну что кричишь? Знаешь же, я в это время суток еще сплю, – послышался ворчливый голос. Однако через минуту недовольная физиономия Тээма все же показалась из-за двери. – Давай, – сказал он. – Я ж понимаю, что нужно быстро работать, пока не улетучилось. Приходи завтра, все будет.

Мальчик осторожно вытащил из кармана пузырек и протянул его Тээму. Тот открыл пробку и сделал глубокий вдох.

– Ммм, аромат первого летнего дня! Да еще и усиленный неплохим кофе. Хорошо, – одобрительно произнес он. – Это точно поможет.

– И он снова сможет писать свои картины круглый год?

– Определенно. Только дать средство нужно вовремя. Как только закончится лето, ни днем раньше, ни днем позже, понял?

Грэм коротко кивнул и умчался по своим делам, зная, что Волшебству мешать нельзя. А то не получится.

Мартин и Марта

Они сидели на залитом лунным светом пирсе и болтали ногами. Мартин бодро прихлебывал умбурский эль из темной бутыли, запасливо прикупленный на Торговой улице в середине дня. Длинные тонкие ноги Марты время от времени касались теплой воды. В штиль летней ночью очень хорошо, так сидел бы и сидел, глядя на звезды.

– Мы с тобой как братишка и сестренка, Мартин и Марта. Ты моя Гретель, а я твой Ганс, – с теплотой в голосе произнес он и приобнял ее за худые плечи.

– А потом мы заблудимся в лесу и нас сожрет злая колдунья?

– Ты неисправимая негативистка, – усмехнулся Мартин и поднял глаза к небу. Иссиня-черное полотно было испещрено кристалликами звезд, а прямо над ними светилась растущая луна. – Может, она добрая. Нет тут вредных людоедок.

– Ты вряд ли поймешь, ты здесь новенький… Город балует тебя ежедневными подарками, которые давнишним жителям вроде меня уже неинтересны. Я счастлива, только когда мы с тобой и ребятами творим наши музыкальные спектакли. Этого здесь и правда не было, тебе повезло – нашел ты, как достучаться до здешних мест, и они тебя приняли. Знаешь, сколько бывало здесь всевозможных «прохожих», которые так ими и остались. Думали, обоснуются здесь и заживут припеваючи, а в итоге позависают неделю-другую в кабаке у рыжей Брунгильды, послоняются по переулкам, а потом начинают чахнуть. И такая тоска охватывает, что только дождутся ближайшей поездки Умберто и бегут обратно на Материк. Это Город их прогоняет, а они даже не врубаются.

– Эх, друзья мои, вы живете в раю, но не понимаете этого… разве есть на свете что-то более прекрасное, чем твой вид из окна?

– Он такой же, как вчера и как тысячу лет назад. Дело лишь в этом…

Позади них послышались шаги, такие мягкие, что доски старого причала лишь слегка скрипнули и притаились. Мартин оглянулся и встретился глазами с Тээмом.

– Что поделываете, молодежь? – поинтересовался тот. Неизменный капюшон приоткрыл легкую улыбку и забавные ямочки на щеках, так несвойственные взрослым.

– Да вот, смотрим, как луна растет, – пошутил Мартин. Тээм одобрительно кивнул.

– Дело хорошее. Энергия растущей луны дает вдохновение, а кое-кому и надежду. Вот увидишь, уже завтра в твоей голове зазвучат новые ритмы, которыми захочется делиться. Приходи ко мне, как проснешься, подберу тебе какой-нибудь инструмент для новых звуков.

– Как всегда, плата у тебя небольшая? – осведомился Мартин.

– Как всегда. Для тебя небольшая, всего-то свеженький сон принести, а для меня весьма ценная. Особенно на растущую-то луну, – заметил Тээм.