Листик неприкаянный. Криминальная драма

Нину словно подмывало сказать: -«А причём тут я? Отъедался бы у себя дома!», но при одном взгляде масляных глазок Полукастрата у неё все слова примерзали к языку.

Вот и вчера Бовин явился со своими, как он представил, подельниками: Колька-Хлыщ и Валька-Бугай. С Валентином Бугаевым Бовин отбывал срок, а Хлыщев присоединился к ним уже после возвращения сидельцев.

Нина не верила ни одному слову Генки: Иван, с его характером, никак не мог быть мямлей, да и этих отморозков не мог направить к ней. Не верила и, будучи по характеру тихой и мягкой, боялась. Полукастрат понял это и стал называть её овцой.

Однажды, когда он протянул к ней руку она так шарахнулась от него, что чуть не упала. Генка захохотал, как сумасшедший, и сказал:

– Не мандражируй, Нинок! Ты не в моём вкусе. Я люблю пухленьких, мягоньких баб, на которых лежишь, как на перине…

Он обвёл её худенькую фигурку наглым взглядом и добавил:

– А ты – доска и два соска! Об твои рёбра и поцарапаться недолго.

Но тут вступил худощавый, низкорослый Хлыщ:

– А по мне так в самый раз! Рядом с дородной бабой я теряю всякую представительность, а с такими, как Нинка, гоголь-гоголем.

Нину даже передёрнуло от отвращения и захотелось бежать из собственного дома куда глаза глядят. Жаль, что сделать этого она не могла. И помочь было некому. Если даже такого парня, как Андрей Карелин, эти уголовники довели до больницы, то как мгла противостоять им маленькая, худенькая женщина?

Глава 3. Генка

Верунька Ивлева на суде сказала, что сама была не против с Генкой Бовиным покувыркаться.

Она глуповато улыбалась и хихикала, отворачивая лицо от, задававших ей вопросы. адвокатов.

– С Виктором Смагиным и Иваном Вяткиным тоже была не против? – настаивал адвокат обвиняемых.

– Это они были не против, – хихикнув, ответила Ивлева, – потому и очередь устроили.

Со всех сторон посыпались реплики: кто осуждал поведение распутной девахи, кто подшучивал и над ней, и над пацанами, кто проклинал и её, и их, и судей заодно.

Генке в ту пору едва пятнадцать стукнуло, а двум его дружкам было слегка за восемнадцать. Поэтом Бовину дали меньше остальных и сначала отправили в колонию для несовершеннолетних, а когда исполнилось шестнадцать – перевели в обычную.

За год пребывания в колонии Генка уже неплохо адаптировался в уголовной среде, и обитатели колонии с ним считались, признав за своего пацана в доску. На зоне пришлось всё доказывать заново, когда один из зоновских завсегдатаев, узнав по какой статье был осуждён вновь прибывший, захотел сделать его петухом.

– Ты всё-равно ни мужик ни баба – так Полукастрат! – заявил он во всеуслышание. – Быть тебе петушком среди мужиков!

Попытка, говорят не пытка, но мужик едва не лишился своего хозяйства: Генка так вцепился в него, как бульдог в кусок мяса, что Сенька Шапошник заверещал похлеще кастрируемого борова. Визг стоял до тех пор, пока не набежала охрана и не вырубила Бовина ударом приклада по голове.

Сеньку отправили в больничку, а Генку в изолятор – пока не покается в содеянном. Генка промолчал неделю, но так и не покаялся. Для пущей острастки его продержали в карцере ещё три дня и, наконец, выпустили, наградив на прощание пинком.

Больше Бовина никто не хотел опетушить, потому как он заявил:

– Даже не думайте на этот счёт! Отгрызу любому!

Откуда на зоне узнали, что его в деревне нарекли Полукастратом, Бовин так и не понял. Видно слухи о каждом из сидельцев распространяются в тех местах с голубиной почтой.

Ещё в розовом детстве, когда ему едва исполнилось четыре года, любил Геночка по деревне голышом прогуливаться. Говорил ещё плохо, но звонить своими колокольцами уже научился: бегал по деревне и звонил:

– Тилибом! Тилибом!

До тех пор бегал пока не сорвался с цепи соседский кобель и не отхватил у мальца один колоколец. Кровищи было! А крику! Сбежалось чуть ли не пол села.

Думали, что помрёт малец. Если бы не ветеринар Леонид Сергеевич, наверное, так и случилось, но тот сразу сообразил что к чему – остановил кровь и на своей тарантайке увёз мальца в районную больницу.

Бовин старший тут же кобеля пристрелил из своего охотничьего ружья. Попытался покончить и с его хозяином, но вовремя кто-то подоспел и выбил из его рук ружьё. Пуля прошла в нескольких сантиметрах над головой Никиты Петрова. Тот даже поседел от страха в единый миг.

Бовина трое мужичков уволокли домой, но он успел пригрозить Петрову:

– Не жить тебе, урод, так и знай! Сейчас не получилось… Завтра-послезавтра жди расплаты.

В этот же вечер Никитины из села уехали, зная нрав соседа и то, что тот никогда слов на ветер не бросает.

Второй колоколец пацанёнку спасли. После этого он уже не бегал по деревни нагишом, однако, с тех пор прозвище Полукастрат приклеилось к Геннадию, как банный лист к пятой точке.

Широк всё-таки наш народ во всех своих проявлениях: помогать – так помогать, жалеть – так жалеть, ненавидеть – так ненавидеть, потешаться – так потешаться. Всё от души, всё до самозабвения.

Мать Геннадия – Катерина, была уверена: в том, что её сын стал уголовником, немалая вина односельчан. Для них всё шуточки-прибауточки, а сыну – смертельная обида. Вот он и озлобился парнишка на весь Свет Божий.

Конечно, она понимала, что большая часть вины, лежит всё же на муже – Егоре Николаевиче.

Один вид Бовина-старшего чего стоит: нелюдимый, взгляд тяжёлый, колючий из под нахмуренных бровей. Ни друзей, ни приятелей – либо нужные люди, либо собутыльники, либо случайные попутчики от которых Егор хочет что-то поиметь.

Доброты и жалости у мужика – на грош, а уж презрения и ненависти ко всем хоть лопатой отгребай. Разве может научить такой чему-нибудь доброму своего единственного «наследника»? Каково наследство – таков и наследник: недаром говорят, что яблоко от яблони падает недалече.

Отбыл своё наказание Генка и вернулся домой, а там почти полный раззор: отец два года назад замёрз по пьянке прямо у родного крыльца, мать из болячек не вылезает. Была баба, как баба, а теперь – тонкая, звонкая и прозрачная. Ни тебе в хозяйстве работница, ни по дому хозяйка. Жрать дома и то не всегда есть что. Вот и зачастил Генка в дом Редькиных: там полная чаша – и выпить что есть и закусить чем от пуза, всегда тепло, светло и вкусно пахнет.