Николай пояснил:
– Дело в том, что я сейчас редко бываю на кафедре. Я недавно перевелся из Ленинградского университета. Мой отец получил новое назначение. Он очень занят, целые дни на работе, а у мамы больное сердце. Я вынужден помогать родителям, обустраивать новое жилище.
Марианна Гавриловна ехидно поинтересовалась:
– А чем же так занят ваш папа?
Николай, скромно пролепетал:
– Да дело в том, что его назначили заведующим Отделом идеологии ЦК КПСС.
Последовала долгая пауза.
Марианна Гавриловна, подобострастно, прошептала:
– Николай, я обязательно все передам Тане.
На этом разговор почти закончился, но Николай вспомнил, что у Тани нет его телефона. Он прокричал в трубку:
– Будьте любезны, запишите мой телефон.
Марианна Гавриловна долго ходила и искала листочек бумаги, ручку. Взяла трубку.
– Коленька, я записываю.
Когда Таня ужинала, мама тихонечко подошла к ней сзади и прошептала на ушко:
– А тебе звонил Николай – ваш новый аспирант. Просил срочно перезвонить.
Таня удивленно подняла глаза, встала из-за стола, взяла бумажку с незнакомым телефоном и пошла в свою комнату. Она понятия не имела, ни о каком аспиранте Николае.
Тем не менее, она плотнее закрыла дверь. Телефонный аппарат был с длинным проводом, и Таня перешла в самый дальний угол комнаты. Набрала номер. Раздались гудки, и она услышала голос Николая Александровича. Таня хотела поздороваться, но ее голос куда-то делся, она пролепетала:
– Алло.
Николай Александрович уверенно сказал:
– Таня, я очень рад Вас слышать.
– Здравствуйте, Николай Александрович. Я тоже рада Вас слышать. Что-то случилось? Почему вы звоните?
– Да, случилось. Я должен срочно Вас увидеть.
– Но теперь очень поздно – прошептала она испуганно.
Николай продолжал:
– Тогда завтра в шесть часов мы встречаемся и едем ужинать в одно очень приятное место. Не пугайтесь. Это модный ресторан. Я заеду за вами в институт.
– А у меня во вторник свободный день.
– Тогда я заеду за вами домой, диктуйте адрес.
Таня, не понимая, что делает, объяснила, где она живет.
Николай Александрович строго сказал:
– Спокойной ночи, – и повесил трубку.
Таня долго сидела в кресле. Потом взяла Марселя Пруста, но и он ей не помог. Она отправилась в ванну, долго лежала в теплой воде. Наконец, улеглась спать.
Не надо быть провидцем чужих снов, чтобы понять, что Тане всю ночь снился Николай.
Утром Таня проснулась с четким намерением до пяти вечера закончить параграф диссертации. После завтрака с деловым видом серьезного ученого она уселась за письменный стол, взяла ножницы и стала разрезать первый попавшийся напечатанный лист. Искромсав его на четыре части, Таня с ужасом поняла, что она испортила готовые тезисы для Конференции молодых ученых. Со слезами, выступившими на глазах от осознания своей собственной глупости, Таня стала перепечатывать испорченные тезисы. Она постоянно делала ошибки и думала только о том, во что она будет одета, когда пойдет в ресторан.
Наконец, мама позвала обедать. Таня нехотя поела, посмотрела на часы, убежала в свою комнату, открыла шкаф и стала мерить подряд все, что в нем висело. На часах было половина шестого. Таня устала от примерок и натянула первые попавшиеся синие американские джинсы, белый мохеровый свитер с огромным воротником «хомут». Воткнула в уши маленькие сережки с изумрудами. Она еще не успела докрасить ресницы, как в дверь позвонили.
Марианна Гавриловна открыла дверь. Перед ней стоял незнакомый, молодой мужчина в расстегнутой дубленке. В руках он теребил ондатровую шапку. Он вежливо представился:
– Николай Александрович Большаков.
Марианна Гавриловна с трудом напрягла свою память так, что на лбу появились морщинки. Она спросила:
– Вы тот, про которого Семен…
Николай Александрович кивнул головой, улыбнулся.
– Да, да, да.
Марианна Гавриловна глупо спросила:
– А вы не аспирант, Коля?
Николай Александрович весело ответил:
– Уже десять лет, как не аспирант.
Из комнаты вылетела Таня, не говоря ни слова, набросила дубленку, быстренько надела меховые ботиночки.
Марианна Гавриловна растеряно посмотрела вслед дочери. Таня весело помахала рукой и послала ей «воздушный поцелуйчик».
За полчаса проехали по улице Горького от Белорусского вокзала до Пушкинской площади и дальше по Пушкинской улице, почти до Дома Союзов. Николай остановил машину напротив очень старого двухэтажного дома, к которому была пристроена станция метро «Проспект Маркса».
Над старинной каменной лестницей с высокими ступенями, уходившими в полуподвал, на арке было написано Кафе «Садко». Таня, крепко держась за руку Николая, недоверчиво озираясь, аккуратно спускалась по древним ступеням. Их встретил услужливый гардеробщик, женщина-администратор провела гостей через весь длинный полутемный зал в дальнюю комнату, скорее похожую на монастырскую келью. Таня, теперь уже с любопытством, вертела по сторонам головой. В общем зале стояли длинные столы из темного, толстого дерева, вместо стульев – огромные длинные скамейки. На потолке висели люстры в виде керосиновых ламп. В «келье» был один такой же, как про себя определила Таня, «доисторический» стол и две скамейки. Тускло светила «керосиновая» лампа. Сквозь окно – бойницу с толстой древней решеткой, были видны двор, занесенный снегом, и фонарь, покачивающийся на ветру.
Официант принес на большом подносе два глиняных горшочка с чем-то очень душистым, и явно вкусным, большой кувшин, в котором оказалась пряно-сладкая медовуха, соломенную корзиночку с крупно нарезанным хлебом. Он вежливо уточнил:
– Кофе и мороженное потом.